Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать - Айдын Шем

- Какого черта! – говорил Камилл - Ханство было завоевано обманом и подкупом, христиан Россия выгнала в 1778 году, татар вынуждало эмигрировать, потом в 1944 году выселило. Все эти поступки разве дают России считать Крым русским? Крым наша отчизна Русские пришли к нам с войной, насильно. Ведь англичане не считают Индию английской территорией!

Приблизилась уже переодевшаяся в халат и умывшаяся Хафизе с полотенцем в руках. Она слышала разговор между гостем и мужем.

- Один прилично одетый мужчина кричит, - продолжила она тему, - что татары сюда нахально понаехали, у каждого машина, скупают дома. Откуда у них такие деньги, орет, слюной брызжет. А я говорю, мы ведь Крым немцам продали, поэтому у нас денег много. Кое-кто стал смеяться, а этот еще сильнее раскричался.

- Хорошо вы ему ответили! - не мог удержаться от смешка и Камилл.

- Вай, он мне все настроение испортил! Ну да ладно, - женщина улыбнулась и махнула рукой. - Устюмизде Алла бар. Аллахдан олсунлар! Над нами Аллах. Пусть судит их Аллах!

И уже другим тоном обратилась к мужу:

- Ну, что ты тут сделал? Чем гостя угощаешь? - и побежала под навес.

- Чем-чем, - с деланным неудовольствием пробурчал Фуат. - Пропадаешь где-то целый день, а гость тут голодный сидит! – и улыбнулся Камиллу.

Хафизе принесла кастрюлю с уже разогретым до ее приезда супом, нарезала свежего хлеба и крикнула мужу:

- Фуат, открой баранью тушенку, там у меня в сумке. Разогрею, и будет второе блюдо, а к вечеру что-нибудь приличное приготовлю.

Вечером под татар-аш («татарская еда», то есть пельмени, пришедшие в Крым от северных соседей) мужчины как следует выпили, да простит их Аллах. Утром, когда Камилл вышел во двор, он увидел свисающую с толстой ветки дерева уже освежеванную тушу барана.

- К твоему приезду, - улыбнулся Фуат.- Сегодня шашлыки будем делать.

- Зачем это ты, - укоризненно произнес Камилл. - Обошлись бы купленным мясом.

- А барашка чтобы кяфиры съели? - нахмурился Фуат. - Когда в первый раз выселяли, три овцы у меня забрали, заплатили за каждую по цене петуха, сволочи. А эти две, оказывается, накануне выселения перелезли во двор к соседу греку, представляешь?

- Надо же! – удивился Камилл. – Как во время, будто бы предумышленно.

- Сенинъ кысметинъ экен – тебе, значит, этот барашек предназначен был, - засмеялся Фуат, начав разделывать тушу. - Ничего, Аллах нам всегда дает, чем гостей встречать!

Баранья туша была большая, в меру жирная, аппетитная.

Камилл вышел за ворота прогуляться перед завтраком, который готовила Хафизе. Переулками, обсаженными плодовыми деревьями, он прошел в сторону видневшихся в просвете домов невысоких гор и остановился, дойдя до большой поляны. Он спустился по крутой тропинке к краю поляны, постоял под старыми деревьями крымского миндаля, разглядывая горы, начинающиеся на противоположной стороне, сразу за полосой деревьев и кустарников, под которыми угадывалось русло речки, и раздумывал над происходящими в Крыму событиями.

Не мог взять в толк Камилл, московский житель, как это смеют представители власти в считающей себя цивилизованной стране ворваться в законно купленный и нотариально оформленный дом, увести скот, забрать вещи, людей вывезти и высадить в чистом поле за пределами Полуострова. Впрочем, власть советская везде себя проявляет достойно. Как над евреями в Москве издеваются! Вон Марк подал заявление на выезд в Израиль, так еще неизвестно, получит ли он разрешение на этот выезд, а его, доктора наук, опытнейшего специалиста не переизбрали на должность, изгнали из института. И сколько таких случаев по Москве!

Безобразия по всей стране, ни с кем власти не считаются, но более всего измываются над крымскими татарами!

И еще одно обстоятельство всегда вызывало недоумение у наивных крымских татар - люди, здешние люди! Так называемые простые люди, отдаленные от властей, почему они-то не сочувствуют несчастным репатриантам? Ведь тоже нелегко живут… Впрочем, чего удивляться: с одной стороны многолетняя пропаганда, а потом - ведь живут они в татарских домах, пользуются татарским имуществом! Слаб человек, который не имеет Бога в душе…

Камилл вернулся в дом, в семью, счастливую своим, пусть и непрочным, бытием на родине.

- Вечером будут гости, - радовался Фуат. - Тут у нас один прописанный татарин есть, Февзи, твоих лет мужчина. Он в Старый Крым из Ленинграда приехал, здесь на раскопках работал. Потом его уволили, но он успел купить дом недалеко от города. В прошлом году женился, а сейчас у них уже сынишка. Сосед мой зайдет, Ремзи, он утром мне помог с барашком справиться. Тоже без прописки живет с прошлогодней осени. И еще один человек придет из Кировского, товарищ Петров, и он, конечно, прописан.

- Как Кировское по настоящему называется? – спросил Камилл.

- Это бывший Ислам-Терек, - ответил Фуат, и добавил. – И в будущем тоже Ислам-Терек.

- Безусловно, - улыбнулся Камилл. Все татары знали, что так оно и будет, что иначе быть не может.

Когда к вечеру приехал Февзи, Камилл не распознал в нем сотоварища своего отца по ишимбайскому лагерю, хотя что-то знакомое в облике пришедшего он сразу заметил – в Москве у него были лагерные фотографии отца.

Пришел вскоре Ремзи с женой Мерьем и с двумя мальчишками, которые поздоровавшись с гостем из Москвы сразу же убежали на улицу, где их ждали приятели из русских дворов.

- Видишь? – Ремзи показал, улыбаясь, на опечатанный и обклеенный дом.

- Да, - грустно отозвался Камилл, у которого при напоминании об этих унижениях начинало колотиться сердце.

Наконец пришел вместе с супругой еще один человек приблизительно того же возраста, что и Камилл, и его приход все встретили веселыми возгласами:

- О! Сам товарищ Петров пришел!

Петров так Петров, что, москвич петровых, что ли, не видел? Но когда подначивания Петрова стали уже прискучивать, Камилл спросил:

- А что это вы все к товарищу Петрову пристаете? - ответом на этот вопрос был общий радостный хохот - отреагировал, наконец, московский гость.

- А ты знаешь, что товарищ Петров по национальности татарин? - смеясь спросил Фуат.

Камилл пожал плечами и пригляделся к этому человеку. По виду похож на татарина из ногайской семьи. Ну и что, среди русских встречаются такие монголоиды, что сам Чойбалсан позавидует!

- Ну и что? - спросил Камилл, чувствуя, что общество ждет его реакции.

Объяснить ситуацию взялся Ремзи.

- Николай Николаевич Петров - это Нузет Пашаев, - сообщил он. - Ему в детдоме дали эту русскую фамилию. Вся родня его умерла, а Нузет, хитрый парень, чтобы вырваться из Азии, когда подрастет, решил назваться русским, понятно?

- Чего же тут не понять, - засмеялся Камилл и обратился уже к Нузету: - Что же ты в Рязань не поехал?

- А в Рязань я и под своей татарской фамилией мог бы поехать, - под общий смех ответил Нузет. - Я взял русскую фамилию, чтобы в Крым приехать и жену-татарку сюда привезти!

- Теперь, когда каждого из нас могут в любой момент вывезти из Крыма, мы свои сбережения у него храним - это надежнее, чем в сберкассе, - сказал Ремзи.

- Еще один прописанный у нас есть, - заметил Фуат. - Это Февзи-эфенди. Тоже наша опора здесь, во вражеском окружении, но не такая крепкая, потому что крымский татарин, а не «русский человек» товарищ Петров.

Февзи улыбнулся, но не стал сейчас рассказывать гостю, что по паспорту он, родившийся, якобы, в Ленинграде татарин.

- Когда я узнала, что его фамилия Петров, я не могла поверить, - говорила между тем полненькая татарочка Тевиде, жена товарища Петрова. - Нет, я его фамилию не взяла, он должен мою взять!

- Да пусть остается! - смеялся «Николай Николаевич». - Если русские опять нас будут выселять, то меня не тронут, только Тевиде с детьми заберут. Потом я их найду и привезу назад.

- Ничего себе шуточки! - печально заметил Камилл.

Разговор теперь, после раскрытия тайны товарища Петрова, шел по-татарски, только отдельные фразы иногда звучали на русском языке.

- А что, каждого из нас могут выслать хоть сегодня, - заметил Ремзи, которого из нынешнего дома еще не выселяли, но дважды делали это, когда он купил старый дом в Бахчи-Эли.

- Да, - печально произнес Фуат, - только Февзи и товарищ Петров останутся.

Посмеялись опять, но на этот раз как-то невесело.

- Кульмектен башка не кала? - сказал Ремзи. - Что еще нам остается, как не смеяться. Уже отплакали.

Между тем двор наполнился запахом поджариваемой на углях свежей баранины.

- Как же у тебя с деньгами, если у тебя два дома отняли? - спросил Камилл.

Ремзи улыбнулся:

- В первый раз, когда нас всех посадили в «черный ворон», я выскочил из машины и побежал вниз к виноградникам. Стрелять они не стали, а догнать меня хрен смогли. Жену и сыновей повезли в район, в капезе, а вещи, и новый телевизор тоже, отвезли в колхозный сарай. Ты представляешь, как мои сыновья, одному восемь, другому шесть, как они эту власть ненавидят? Ну вот, а я, значит, вечером к Степану прихожу. Вот, говорю, возьми купчую, вот документы от нотариуса, давай мои деньги все до копейки.