Ласточка - Наталия Терентьева

– Молодец, ты успокойся, главное! – Ника погладила подростка по спине, он обернулся, как-то странно посмотрел на нее, но замолчал.

Когда они пришли на поляну, Паша лежал, задрав голову в небо, и фотографировал предзакатные облака. Костер почти потух.

Увидев их, Паша приподнялся на локте, ахнул.

– Кирюха, блин… – Паша захохотал и стал бить ногами и руками по земле от смеха.

– Паш… – Ника даже руками развела.

– Кирюха! Чё это с собой? Ну ты даешь!!! – Паша фотографировал друга, пока тот не подскочил к нему и не вырвал телефон. – Ты чё озверел-то? Прикольные фотки!

– У тебя костер потух, фотограф, – заметил Игорь.

– А чё у меня-то? Потух сам, без меня.

Ника, не обращая внимания на Пашу, взяла пустую бутылку для воды, перекись, бутылочку водки.

– Пошли, болезный, – кивнула она Кириллу. – Дойдешь до родника? Или лучше здесь останешься?

Кирилл с сомнением посмотрел на Нику, на Игоря.

– С тобой дойду, – буркнул он. – Так уж и быть. Чё ты одна пойдешь!..

– Ну пойдем, раз так, – улыбнулась Ника. – Мы быстро. – Она обернулась к Игорю, чтобы удостовериться, что он правильно все понимает. Тот молча кивнул.

Он все понимает, конечно. И она это чувствует. И еще она чувствует, как неостановимо и с какой-то невероятной скоростью она как будто падает, летит во что-то совершенно неизвестное, новое, немного пугающее, но такое хорошее, светлое, манящее, и ей совсем не хочется думать о том, что это, совсем не хочется сопротивляться этому.

– Подумаешь, Тарантино… – бурчал Кирилл, поднимаясь по тропинке к роднику. – Может, я тебя здесь подожду? Тяжело идти. Наберешь воды, принесешь…

– Лучше под проточной промыть, Кирилл… – Ника, вздохнув, взяла парня под руку. – Давай, иди. Так легче?

Он искоса взглянул на нее, ухмыльнулся.

– Легче… – Пройдя немного, он снова заговорил, не обращаясь к Нике, как будто сам с собой: – Да я вообще наше кино не смотрю… Отстой… И совковые – отстой, и те, что сейчас снимают…

– Как же ты здесь живешь, если все русское не любишь?

– Почему все? – ухмыльнулся Кирилл. – Я икру люблю, особенно черную. И еще мне нравится Байкал. Я там был. Если там отели нормальные построить, можно такие бабки на туризме стричь… Отец говорит, вот вырасту, может, буду там строить… Вода чистая… Слоган: «вышел из номера – попил воды из озера». Что, как идейка? Попрут из Европы. Где такое найдешь…

Ника убрала руку, остановилась.

– Ты чё? – Кирилл удивленно посмотрел на нее.

– Ничего. Иди сам.

– Я не дойду. И… и не промою сам. Не знаю как…

– Ну и что? Мне-то что? Кто ты мне?

– Я – человек! Человек! Ты что? Человека в беде бросаешь?

– Противно очень с тобой разговаривать. Молчи тогда. Хорошо?

– А с Тарантиной этим тебе нормально разговаривать? Да дерьмо его фильмы, я уверен.

– Хорошо, – кивнула Ника.

– И все наше кино – дерьмо.

– Хорошо.

– И вообще все современное российское искусство – отстой.

– Ладно, иди вперед.

– И… – Кирилл, не зная, что еще сказать, помычал, потом руками обвел вокруг себя, радуясь, что придумал, воскликнул: – Это все не наше! Оккупированное! Россия – оккупант Азии и… и Европы! Надо все отдать… этим… как их…

– Аборигенам, – подсказала Ника.

Кирилл с сомнением покосился на нее.

– Я серьезно! Что мы нахватали столько земли! Надо отдать ее ну… тем, кто там жил… до нас… Чтобы все честно… Я вот с историком нашим говорил – он тоже считает… Он когда в педе учился, такой диплом писал – «Земли, исторически не принадлежащие России»…

– Это ты про нашего Валериана Леонидовича?

– Ну да… Классный мужик… Он знаешь что сделал, чтобы от армии отвинтиться… – Кирилл стал смеяться и застонал. – Ч-черт… Даже смеяться больно… Они мне, кажется, все тело насквозь прокусали…

– И что там с землями? – вздохнула Ника.

– Да! Слушай! Оказывается, нашего вообще ничего нет! Московское княжество было не наше!

– Да что ты говоришь! – покачала головой Ника. – А чье?

– Блин, я забыл… Поляков, кажется… Или германцев… Это племена такие были…

– Я в курсе, – кивнула Ника. – Предки англичан, у которых было полмира колонии, и немцев, развязавших две мировые войны.

Кирилл хмыкнул.

– Ты чё, телевизора наслушалась? Мозги вам промывают… Мой отец не разрешает смотреть первые четыре канала – там муть и отстой. Имперская пропаганда!

– А как вы новости узнаете?

– У нас канал Евроньюз круглосуточно включен. Ты что, не была у меня? Ну да… Я расскажу тебе… – Кирилл покосился на Нику, она не спорила, и тогда он продолжил с энтузиазмом, не замечая ее выражение лица: – Да все вообще не так было! Россия – агрессор. Ее надо вывести из политической игры, и тогда…

– Хорошо, – прервала подростка Ника. – Вырастешь – займешься. Выведешь Россию из политической игры, вернешь немцам их земли и построишь сорокаэтажный отель на Байкале.

– Почему сорокаэтажный? – удивился Кирилл.

– Так выгодно же. Вот, пришли уже. Плечо подставляй, сядь на корточки, отвернись.

Ника, закусив губу, аккуратно промыла ему раны, которые на самом деле оказались неглубокими.

– У меня вены близко, – доверчиво принялся рассказывать Кирилл Нике, хотя та ничего не спрашивала и не отвечала ему. – Мама говорит, мне надо быть осторожным, если я поранюсь, может кровь вся вытечь… А я вот как раз поранился… Надо маме позвонить, спросить, может, мне лежать надо весь день… А отсюда не позвонишь… вообще сигнала нет. Как я обратно пойду? И вертолет не вызовешь… Мне бы вертолет сейчас… Зря нам Олег сигнальный пистолет не дал… Да, Ник? А Тарантин этот очень подозрительный… Ой, осторожно ты! Что ты, как с бревном, со мной! Осторожней надо! Мне же больно! Вода ледяная какая… Фу, черт… За шиворот натекло… Я сниму лучше рубашку, хорошо? Посмотришь, какие у меня бицепсы… Ты не видела еще? Я волейболом занимаюсь… Чемпион округа… Я – да, чемпион округа… Здесь не надо, не трогай, очень больно… Ой… Говорю, не трогай!

– Кирилл! – не выдержала Ника и слегка хлопнула его по затылку. – Ну-ка, возьми себя в руки! Что ты совсем как…

– Мне же больно! Ты не понимаешь? Как я могу терпеть? Красивые у тебя волосы… Чем ты их красишь?

– Почему крашу? – удивилась Ника. – Руку вот так держи и не дергайся. Сейчас… Все…

– Все женщины красят волосы. Чтобы мужчин привлекать… – Кирилл затрясся от смеха.

– Мне трудно с тобой говорить, Кирилл. У тебя тело шестнадцатилетнего человека, а мозг – трехлетнего.

– А у него? У этого Тарантины?

– Что ты хочешь спросить? – Ника отодвинулась от Кирилла и посмотрела ему в глаза. – Нравится ли мне Игорь? Да. Еще вопросы есть?

– Да мне плевать! – изо всех сил рассмеялся Кирилл. – У меня… – Он подумал. – У меня вообще девушка есть в Москве.

– Да? Поздравляю. Здорово. Пошли. Опирайся на меня, если голова кружится.

Кирилл ухватился за Никино плечо, навалившись всей тяжестью.

– Да, есть. У нее грудь большая… – хвастливо продолжил он.

– Больше, чем твоя голова? – уточнила Ника.

– Больше, – кивнул Кирилл, не замечая иронии. – И… – Он задумался. – И ей двадцать три года.

– Здорово. Ты все-таки ногами сам тоже перебирай, не висни на мне, а то я упаду. У меня еще нога побаливает.

– Я вообще против, чтобы Тарантино с нами ночевал. Я ему так и скажу.

– Давай, – кивнула Ника.

– Или ты скажи.

– Я? Я?! – засмеялась Ника.

– Ну да. Тебя он послушает и уйдет.

– Нет. Знаешь, если на нас ночью нападут маргиналы из Лисьей бухты или местные татары, то лишний мужчина не помешает.

– А могут напасть?

– Конечно.

– Ч-черт… Ну ладно. Вот кстати! Татарам надо эти горы отдать! Они же здесь всегда жили! Пока мы у них все не захватили!

– Они придут к тебе сегодня ночью, бить тебя, ты руки подними и скажи им, может, тебя и пощадят.

Кирилл покосился на нее.

– Американские психологи говорят, что если ты не уважаешь своего собеседника, он не услышит твоей правды. Я тебя не слышу. Всё. Если хочешь, чтобы я тебя услышал, повтори еще раз, с другой интонацией. Я видел такой тренинг в Интернете. Повторяй, пока я с тобой не соглашусь. Ну, давай!

Ника слегка толкнула Кирилла и, молча улыбаясь, пошла дальше. Он, бубня, потащился за ней.

Видел бы ее сейчас Антон. Видела бы мать… Нет, о матери не надо думать. Ника с удивлением поняла, что уже не первый раз сегодня перед ней встает лицо Анны. Обычно она о ней не думает. Если и вспоминает, то сразу отгоняет все мысли. А сегодня как-то… То неожиданно вспомнила, как Анна водила ее маленькую на каток, каталась там вместе с ней. Анна на лыжах каталась хорошо, а на коньках – не очень. Она смеялась, держалась за бортик, падала несколько раз. И маленькая Ника, наверно, первый раз видела, что у матери тоже что-то может не получаться, и неожиданно сама поехала на коньках, как будто раньше каталась. Анна ее хвалила, удивлялась, что Ника такая ловкая, такая смелая…