Распятие невинных - Каро Рэмси

Машина Андерсона была шестой в очереди на светофоре у Грейт-уэстерн-роуд, а ряд, зарезервированный для автобусов, по привычке никто не занимал. Он взглянул направо, где через лужайку стоял Керкли-террас: у Макалпинов свет нигде не горел. В пустом, безжизненном доме никого не было.

Хелена услышала крик, отозвавшийся в ее голове громким эхом, отчаянный предсмертный крик, разрывающий барабанные перепонки. Она собрала последние остатки сил. Она умирала и знала это. Под тяжестью своего тела она все больше наваливалась на нож, и отчаянный крик был ее собственным. Где-то наверху мелькнул огонек, что-то изменилось. Она чуть приподняла плечо — на полдюйма, дюйм? Что-то сильно ударило в живот, но хватка ослабла, а потом ее отпустили совсем. Ничего не видя, она по-прежнему чувствовала движение ножа и упала на бок возле ступенек. Ударившись лбом о мокрый бетон и почувствовав, как к лицу прилипают песчинки, она потеряла сознание.

Глядя на Керкли-террас, Андерсон, несмотря на потоки дождя, заливавшие боковое стекло машины, заметил темную бесформенную фигуру, торопившуюся в сторону дороги. Почти бегущую. В этой фигуре было что-то странное. Слишком много одежды для бега трусцой. Андерсон быстро переключил на заднюю передачу и, вывернув руль, сумел-таки выбраться из потока стоящих машин. Он выскочил на встречную полосу, резко нажал на газ и, проскочив на красный, через мгновение очутился у дома Макалпинов. Там по-прежнему было темно, но во всех соседних домах зажегся свет.

Хелена лежала скрючившись у ступенек своего дома; ее вывернутая голова упиралась в кирпич. Темная струйка сочилась из уголка рта, лицо поражало неестественной бледностью. На лбу была ссадина, из которой тоже капала кровь, пачкая волосы.

— Хелена? Хелена! Ты меня слышишь?

Он просунул руку под воротник и нащупал слабый пульс, который с каждым ударом сердца становился все тише. В дверях показался мужчина в наброшенном сверху шерстяном халате и крикнул кому-то, чтобы вызвали полицию.

— Я из полиции, вызывайте «скорую», — скомандовал Андерсон. — Быстрее! — Заметив нерешительность соседа, он одной рукой неловко вытащил свое удостоверение и поднял над головой.

— Мы услышали крик. С ней все в порядке?

— Нет, не все. Ей нужна «скорая». И быстро.

Андерсон видел, что на лестнице собралась небольшая группа жильцов, слышал сочувственные возгласы, и наконец чей-то властный голос сказал, что «скорая» уже выехала.

Мужчина в шерстяном халате спустился со ступенек.

— Не трогай ее, сынок. Айрин! — крикнул он, уверенно взяв Хелену за руку и нащупывая пульс. — Неси полотенца. И одеяло.

Айрин, спускавшаяся со ступенек, тут же повернулась и бросилась наверх, и ее тень запрыгала в отблесках мигалки полицейской машины. Внизу показался луч фонарика.

— Прочешите все вдоль главной дороги — ищите одиноких мужчин. Передайте по рации: это Кристофер Робин, — быстро и резко распорядился Андерсон.

Луч удалился, и послышался треск переговорных устройств. Подъехала еще одна машина, и голос из темноты спросил:

— Она пострадала?

— Да, — слабо отозвалась пришедшая в себя Хелена. — Господи! Как же больно!

— Не разговаривай, Хелена, тебя сейчас отвезут в больницу, — нахмурившись, покачал головой сосед. Андерсон медленно поднял руку, увидел, что по его ладони течет кровь, и только тогда сообразил, что лужа, в которой он стоял на коленях, была теплой.

На подходе к Керкли-террас Макалпин отпил из горлышка и засунул бутылку с виски в карман пиджака. Через кроны деревьев вдоль дороги ярко светились окна четырехэтажных зданий в стиле неоклассицизма, поднимавшихся к холму от центра города.

Только его дом одиноко стоял в полной темноте.

Значит, включить свет там было некому.

Мимо него проехали две полицейские машины, направлявшиеся в центр. Едут домой. Счастливчики. Он открыл маленькую калитку, тропинка от которой вилась через лужайку наверх, недоумевая, почему посреди глубокой ночи во всех домах еще не спят.

Прежде чем войти, Андерсон тихонько постучал. Хелена лежала на больничной кровати в большом махровом халате, еще влажная после обтирания. Ее волосы были зачесаны назад, а руки лежали вдоль тела.

Он присел на кровать рядом с ней.

— Как ты себя чувствуешь? — Ему хотелось дотронуться до нее, успокоить, но он так и не решился.

— Лучше, гораздо лучше. Я обожглась, когда пыталась оторвать его руки от своего лица. — Она осмотрела ладони. — Думаю, что появятся волдыри. Они говорят, что у меня, наверное, сломано ребро, и мне наложили десять швов, но все они, слава Богу, наружные. По крайней мере у меня теперь есть шрам, чтобы подтвердить свой рассказ. Я даже немного расстроилась, что было столько крови и совсем маленькая рана.

— Болит?

— Немного, но в меня закачали столько морфия… Теперь мне лучше. — Она открыла глаза и перевела взгляд на него. — Это был он, да? «Убийца с распятием»? Вы почти поймали его. Вы его там ждали?

— Я просто проезжал мимо, вот и все, — ответил Андерсон, стараясь говорить убедительно. — Увидел, как кто-то убегает, — сработал полицейский инстинкт. И кем бы он ни был, бегать он умеет. Вполне может играть в защите «Глазго рейнджерс». Ему удалось пересечь всю площадку и спуститься к аллее секунд за пять, не больше.

— Он там лежал и ждал меня. — Лицо Хелены сморщилось. — Я не понимаю.

— Дело в том, что Кристофер Робин, известный тебе как «Убийца с распятием», убивает безнравственных женщин или женщин, которых считает безнравственными. Не исключено, что из-за заметки в «Газетт» он причислил и тебя к этой категории.

Она нахмурилась, и в глазах, устремленных в потолок, отразилась боль. Ее рука нащупала маленький бугорок на груди.

— Я? Безнравственная женщина? Господи, да если бы только я могла ею быть! А где в это время был тот негодяй, за которого я вышла замуж? Почему убийца не охотится за ним? Это он безнравственный.

— В этом-то все и дело: ты женщина. Ты готова обо всем рассказать?

Хелена попыталась сесть, но самой ей это не удалось. Андерсон осторожно помог, ощущая под больничным халатом ее ключицы.

— Я даже не знаю, чем могу быть полезна. Дул очень сильный ветер, и было совсем темно. Я не могла разглядеть даже собственной руки, не говоря уже о нем. Да я и не смотрела. — Ее глаза наполнились слезами. — Я ничего не видела.

— От него чем-нибудь пахло? Лосьоном? Антисептиком? Полиролем?

— Мокрой шерстью. Я чувствовала запах мокрой шерсти. И чего-то маслянистого. Может быть, льняное масло.

— Хорошо. А рост?

— Мне показалось, что он был не старым, двигался быстро, сильный, но не грузный. Легко передвигался. И вряд ли выше меня.

— У тебя сколько: пять футов девять дюймов?

— Да.

— А он что-нибудь говорил? Какой у него голос?

— Я слышала только Дэвида, который спускался по лестнице. И как кричал ты. Я держала тебя за руку… — От ее взгляда у него защемило сердце. — А этой милой девчушке удалось что-нибудь выяснить?

— Элисон из службы осмотра места преступления? Узнаем попозже. Ты оказала сопротивление, поэтому на одежде могли остаться его следы. Это хорошая новость. Но есть и плохая — одному Богу известно, когда тебе вернут одежду. — Он положил руку ей на плечо. — Алан ждет в приемной. Он не в себе. Ты хочешь его видеть?

Хелена на мгновение задумалась.

— Да, пожалуй. Он же не виноват, что он полицейский. — После этих слов на ее лице появилась решительность, и было видно, что ей больше не до шуток. — Он хотел меня убить: так же как и остальных. У меня в животе был нож!

— Постарайся об этом не думать. Эти мысли все равно будут приходить к тебе в голову, но ты их гони. — Андерсон поднялся. — Хелена, пока не зашел Алан, могу я задать еще один вопрос?

— Это твоя работа, — напомнила она, положив руку на живот и дыша сквозь стиснутые зубы.

— Когда Алан потерял брата… А потом мать… Не было ли еще кого-нибудь, кто… — Андерсон начал было объяснять, но Хелена не дала ему закончить.

— Ее? — Она закрыла глаза, и на лице появилось беспомощное выражение. — Я понятия не имею, кем она была, но он постоянно о ней думает, я знаю. — Она несколько раз глубоко вздохнула. — Она похоронена около моей матери. Она была голландкой. Это все, что я знаю. И еще… эти воспоминания мучают его.

— Поэтому я и спросил. Надеюсь, ты не обиделась.

— А могу я спросить — почему?

— Боюсь, что нет.

— Будь осторожен. Я имею в виду — с Аланом. И с ней.

— Буду. Я скажу Алану, чтобы заходил, а ты помни, что здесь тебе ничто не угрожает. Около двери дежурит полицейский. Ты можешь подписать это? Разрешение забрать вещи?

Она машинально расписалась: «Хелена Фаррелл».

— Как она? На самом деле? Я знаю, что при мне она разыгрывала спектакль — мол, все в порядке, — но я видел ее потрясение. — Макалпин опустился на диван.