Проект «О.З.О.Н.» - Пономарев Александр Леонидович

– Дык ушел он. Смена-то его почитай как с полчаса уж закончилась. Ты вот, Витька, взрослого из себя корчишь, небось, умным себя считаешь, а таку просту вещь-от и не сообразил.

Блоха как ошпаренный рванул прочь от шлюза.

– Постой! Куда ты? Я ж ишшо не договорил! – запоздало крикнул дед Андрей, но Витька махнул рукой, дескать, не мешай, и по две ступеньки зараз поскакал вниз по лестнице. – В баре он сидит, – пробормотал старик и покачал головой: – Вот торопыга. Все несется куда-то. Подождал бы немного, глядишь, время бы сэкономил. А так где щас Миклина искать будет?

Витька прямиком направился к закрепленному за Вахтером бытовому отсеку. Он уже представил, как ворвется в узкую бетонную каморку и с порога рявкнет дрыхнущему после смены Миклину: «Рота! Подъем!» В нарисованной воображением красочной картинке Миклин подскочил на кровати, словно ужаленный, и глупо заворочал головой по сторонам. Совсем как Витька в далеком детстве, когда дед будил его так шутки ради. С тех пор у Витьки и возникла идея фикс – провернуть с кем-нибудь подобный финт. Для вселенского равновесия, так сказать. Чтоб не только ему было до слез обидно, что его вырвали из сладкой дремы таким грубым, если не сказать жестоким, способом.

Блоха остановился перед нужным отсеком и, хищно усмехаясь в предвкушении, рванул на себя изогнутую скобой железную ручку. Дверь не шелохнулась. Денщик забарабанил кулаками по двери, полагая, что Миклин заперся изнутри и дрыхнет после многочасовой смены.

– Чаво хулиганишь, шалопай?!

Витька повернулся на голос. На шум из соседнего отсека выглянула пожилая женщина в коричневой юбке чуть ли не до самого пола и застиранной кофте непонятного цвета с вытянутыми рукавами. Из-под накинутой на голову серой шали выбивались пряди седых волос, длинными завитками свисали по бокам худого морщинистого лица. Темные глаза старухи сверлили Витьку колючим взглядом.

– На работе шумят, дома шумят. Нихде покою от вас нет.

– Здрасьте, баб Мань, – учтиво кивнул Витька. – Меня Зубр за Вахтером послал, вот я и стучу.

– Кому ты стучишь, окаянный? Нету дома никого.

Витька ошарашенно развел руками:

– Где ж мне его искать?

– А я откель знаю, хде твой Вахтер шляется, – сердито буркнула баба Маня и скрылась в отсеке, громко хлопнув за собой дверью.

Блохин почесал затылок, соображая, куда мог подеваться Вахтер. Насколько парень знал, Миклин ни с кем дружбу не водил – с тех пор, как однажды с ходки не вернулся его бывший напарник. Уж больно он переживал потерю товарища, который когда-то чуть ли не на себе притащил его в убежище. Миклин тогда сильно пострадал в схватке с быдляками: сложный перелом бедренной кости, выбитый глаз, кривой шрам на половину лица. Не будь рядом с Миклиным напарника, так бы он и остался подыхать на улицах города. Разумеется, с такими увечьями дорога на поверхность Вахтеру отныне была заказана, вот он и втемяшил себе в голову, что друг погиб по его вине. Типа он был обязан ему жизнью, а долг погасить не сумел и все такое.

Раз приятелей у Миклина не было, значит, он не сидел у кого-либо в гостях. Оставался единственный вариант, куда мог податься Вахтер, и Блохин намеревался проверить его немедля.

Витька развернулся и побежал обратно к лестнице. Бар располагался в одном из просторных помещений третьего яруса. Когда-то там находился склад провизии, но с тех пор, как запасы круп и муки подошли к концу, Зубр распорядился устроить там нечто вроде клуба по интересам. С легкой руки Знахаря в клубе стали продавать слабоалкогольный напиток. Что-то вроде русской медовухи, только вместо меда использовались отходы производства сладкого сиропа из распаренных корнеплодов сахарной свеклы.

Как-то так получилось, что бар стал местом отдыха для мужчин, а женщины расслаблялись в актовом зале, устраивая там многочасовые танцевальные вечера. Бывало, что в бар заглядывали представительницы прекрасного пола, и тогда это становилось событием для всего заведения на весь вечер. Случалось, что мужички наведывались на танцы и тоже не знали отбоя в предложениях составить даме компанию до конца развлекательной программы. Но чаще всего разделение по стилю отдыха и постоянному контингенту сохранялось неизменным.

Блоха поглазел по сторонам, выискивая Вахтера. Тот засел в дальнем углу бара, едва различимый в уютной полутьме, и медленно потягивал третий стакан за сегодня. Спать не хотелось, ведь он неплохо прикорнул на дежурстве, вот и сидел в гордом одиночестве.

– Здорово, Вахтер! – Витька сел на свободный стул, схватил стакан Миклина (тот недавно поставил его на стол после очередного глотка) и залпом допил сладковатое хмельное пойло.

– Э! Ты чего?! – Вахтер сжал правую руку в кулак, то ли собираясь съездить по лицу наглеца, то ли стукнуть по приколоченной к чурбаку стенке от фанерного ящика. В убежище с мебелью были проблемы, вот и выходили из положения как могли.

– Прости, в горле пересохло. – Блоха вернул пустой стакан на место. – Я весь бомбарь обежал, прежде чем тебя нашел. Пошли к Зубру.

Вахтер удивленно уставился на денщика. Александр Семенович впервые звал его к себе, и это заставляло задуматься.

– Зачем я ему понадобился?

Леха тянул время, перебирая в уме возможные варианты. В ходку Зубр отправить его не может, другую, подходящую для калеки, работу в убежище не больно-то и найдешь. По всему выходило, кто-то заметил его бессовестно дрыхнущим на посту, доложил об этом коменданту, и тот решил дать нагоняй, чтобы жизнь медом не казалась.

«А ну как Вахтер узнает правду и заартачится? Он хоть и калека, а покрепче меня раза в два будет. Такого силком в кабинет Зубра не затащишь. Лучше прикинуться дурачком», – подумал Витька и сказал:

– А я почем знаю? Он мне не докладывает. Велел тебя найти и позвать, вот я и зову.

«Если разговор зайдет о сне на посту, скажу, что я плохо сплю ночами из-за боли в ноге и нравственных терзаний», – решил Миклин, вставая из-за стола.

– Ну пошли, что ли, Блоха. И, это, за бражку должен будешь.

Пока денщик выполнял поручение, Зубр не терял времени даром. Кулибин смастерил из подручных материалов подобие раций, чтобы члены Совета в любой момент могли делиться умными мыслями о выживании бомбаря и договариваться о предстоящих совещаниях. С помощью такого устройства Зубр и вызвал к себе Знахаря, как не раз это делал за последние две недели, и попросил заодно принести с КПП возле шлюза журнал регистрации.

Знахарь явился на зов незадолго до того, как в дверь постучали и Блоха с Вахтером вошли в кабинет. Зубр только-только долистал журнал до страницы с записями за текущий день, но не успел прочитать ни строчки.

При виде Миклина поутихшие было эмоции запылали в душе коменданта с новой силой. Он боялся потерять Кузьму точно так же, как много лет назад потерял первую жену, а потом и Татьяну. Боялся остаться один на один с безумным миром, ведь, когда знаешь, что ты кому-то нужен и рядом есть близкая душа, намного легче сносить невзгоды и трудности, а любая, даже самая крохотная радость, становится чуть ли не событием вселенского масштаба. Все потому, что в одиночку маленькая лужа – океан, а когда все вместе, то и море по колено, и горы по плечо.

Производным от этого страха стало отчаяние. Зубр корил себя, что так и не сумел установить полноценный контакт с Кузьмой. Будь это не так, он бы почувствовал желание приемыша быть полезным, стать нужным винтиком в сложном механизме выживания убежища и направил бы его потуги в правильное русло. А он не просто этого не почувствовал, он всегда отмахивался от Кузьмы, как от назойливой мухи. Ему гораздо важнее было знать, как живет и что думает население бомбаря, чем заботиться о мыслях и желании приемного сына проводить больше времени с ним. Зубр считал это проявлением излишней слабости, и вот результат. Кузьма проигнорировал его требования, пошел наперекор воле пусть не родного, но все же отца, проявил культивируемую в нем с детства самостоятельность, а в итоге подверг опасности не только себя, но и жизнь поверившего ему друга.