Срочно требуется царь - Светлана Багдерина

Старик справился с тугими застежками и перевел взгляд на скромно пристроившихся в задних рядах опоздавших.

— А вас где сегодня носило, сорванцы?

— Да так… по делам, — уклончиво пожал плечами Кысь.

— Это какие у вас могут быть дела в пол-одиннадцатого-то ночи? — нахмурился сурово учитель.

Мыська поняла, что тему обсуждения надо быстро менять.

— А вот скажите пожалуйста, дед Голуб, — выглянула она из-за голов товарищей и нашла глазами сердитые очи старика. — Почему все приключения, и вообще все интересное случается так далеко от страны Костей?

— С чего ты так решила? — опешил старик.

— Правда, правда! — с энтузиазмом поддержала ее моментально оживившаяся аудитория.

— Сколько вы нам книжек перечитали?

— И вечером, и на уроках…

— Да уж штуки три… с половиною… задумчиво отозвался дед. — Не меньше…

— Вот! Целых три! Да еще и с половиною!

— А происходило все где?

— Вот!

— То в Шантони, то в Лукоморье, то в Бхайпуре, то еще непонятно где…

— А в стране Костей — ничего!

— Нет такой книжки!

— Ни одной!

— А раз книжки нет, то и ничего, стало быть, не случается! — обиженно подытожила детвора.

— А вот и нетушки, малышата мои хорошие, — с хитрецой прищурившись, заулыбался тонко Голуб. — Вот тут вы и ошибаетесь, огольцы мои. Если книжки нет, это значит только то, что ее еще не написали, а вовсе не то, что ничего не происходит.

Публика на минуту притихла, задумавшись над новой концепцией.

— А что такого вообще когда-нибудь происходило в нашем царстве, что его стоило бы записать? — мыслительный процесс Кыся первым пришел к финишу и потребовал награды.

— У-у-у… — лукаво усмехнулся дед. — За века нашей истории чего только не было… На земле и под землей… И если оно нигде не записано, то в памяти народа-то такие истории хранятся все равно. И называются они предания, или сказы.

— А в них про приключения есть? — оперся тощими ручками на коленки и подался вперед Векша.

— Про приключения — есть.

— И про волшебство? — недоверчиво склонила голову Воронья.

— И про волшебство.

— И про путешествия? — загорелись глазенки Стрижика.

— Конечно.

— РАССКАЖИ-И-И-ИТЕ!!!.. ПОЖА-А-А-АЛУЙСТА!!!..

Детскому хору в четыре с лишком десятков голосов старый учитель противопоставить не смог ничего.

Хоть и попытался.

— А спать тогда когда? — притворно нахмурился он.

— Без нас не начнут! — нетерпеливо отмахнулся Кысь.

— Потом спать!

— Как расскажете!

— А вставать завтра рано, не выспитесь?

— Ну, и что!

— Пускай!

— Не рассыплемся!

— Не впервой!

— Поди, выспимся!..

— …потом!

— Ну, пожа-а-а-алуйста!..

И старик, рассмеявшись, сдался.

— Ну, хорошо. Уговорили, короеды. Расскажу. Упомянул я что-то про подземные да наземные приключения, и вспомнилось мне сразу предание старое про полное опасностей путешествие одного молодого рудокопа под землей, и как он с тремя подземными мастерами встретился. Хотите послушать?

— Хотим, дед Голуб, конечно хотим! — еще больше оживилась ребятня при словах «опасности», «приключения» и «путешествие», и сон, разбитый наголову и окончательно поверженный, с позором бежал из спальни, не оглядываясь.

— Тогда слухайте сюды, малышата, — начал дед. — Старые люди говорят, жили в нашем царстве два друга. Оба рудокопы были. И отцы их рудокопами был, и деды, и прадеды — все в земле-матушке ковырялись-долбились, а из нужды так и не выбились. Скопили вот как-то друзья денег, и купили у хозяина — то ли графа, то ли барона, а, может, и у самого царского управителя — разрешение в заброшенной шахте, где серебро когда-то добывали, вдвоем счастья попытать. Заплатили ему, и опять без гроша остались. Одна надежда теперь — на старую шахту. Да она не то, чтобы шахта — так, дыра глубокая в горе. Как ее начинали — вроде признаки все были, что место богатое, изобильное, да не успели толком начать, как оскудела она — всю руду как корова языком слизнула, осыпаться стала часто — вот и оставили ее. Подземные мастера на хозяев шибко гневались, старики говорили. Что-то не по-ихнему было сработано, не по правилам, вот и серчали, серебра не давали, и работать не дозволяли.

— Да кто такие эти подземные мастера? — снова не выдержал Кысь, но Голуб только загадочно усмехнулся в белые усы и продолжил, как будто не слыша вопроса:

— А друзьям тем, говорю, нечего терять было, вот они и рискнули. А поскольку шахта та не шахта, так, забой узкий, то работать там они сговорились по очереди. День один — ночь другой. Вот в первый день один-то друг пошел породу рубить, а его через сколько-то времени и завалило. Лежит он под обвалом, думает — последний час его пришел. И вдруг видит: откуда из темноты подходят к нему три старичка в шахтерских касках, ростом с тебя, Векша, не больше.

— А чего такие маленькие-то? — подозрительно нахмурился паренек.

— А маленькому по забою удобней ходить, — авторитетно разъяснила Воронья, у которой отец был шахтером, пока не застудился в полузатопленном забое прошлой зимой и не стаял за неделю.

— Верно говоришь, девчоночка, — согласно кивнул Голуб и продолжил: — Один — в красной каске и с бородой цвета начищенной меди, другой — в желтой каске и с бородой, будто ярое золото, а третий — в каске белой, а борода у него серебристая, только что в темноте не светится. Подходят к нему и спрашивают, стало быть: «Чего ты, парень, в нашей горе делаешь?» «Серебряную руду добывать пришел.» «А известно ли тебе, что это наше заповедное место, и гостей незваных нам тут не надобно?» «Известно», — вздохнул рудокоп. — «Да не от хорошей жизни я сюда подался. Совсем нищета заела». Покачали головами старички и говорят: «Ладно, вставай уж. Хватит прохлаждаться. Мы тебя из завала выведем.» И глядит парень — а он уж не придавленный, только кучи породы со всех сторон от него насыпаны. «А куда ж мне идти?» — только хотел он спросить, как вдруг видит — и глазам своим не верит: в стене забоя дверь открывается, а за дверью — хоромы! Вошел он — и остолбенел: под ногами вместо пола деньги навалены — золотые, серебряные, да медные, а вокруг украшения, да статуи да утварь всякая — так самоцветами, златом, серебром да медью начищенной и горит, так и блещет.

— Ох, красота-то какая!.. — восторженно полуприкрыв глаза, словно это не сказочного шахтера, а ее лично слепило и восхищало сияние подземного клада, пискнула Куничка.

— Так там же темно, как он всё это разглядел-то? — недоверчиво склонил голову набок Кысь.

— А там факела в медных кольцах по стенам горели, — уверенно, точно сам там недавно был, сообщил Голуб. — Столько, что светло там было, будто в июльский полдень.

— А дальше что? — жадно вытянул тонкую бледную шею Летяга. — Они же его вывести обещали?

— Всему свое время, — размерено успокоил его старик. — Налюбовался парень на сокровища такие несказанные, и предлагают ему тут мастера взять, чего душа пожелает. Поклонился им рудокоп, поблагодарил за щедрость, и поднял с пола одну золотую монетку, одну серебряную и одну бронзовую. «А что так мало берешь», — спрашивают его мастера, — «коли для тебя и медяк — деньга большая?» «Незаработанного богатства мне не надо», — отвечает паренек. — «А по одной монетке я взял, чтобы вас, хозяев, отказом не обидеть и каждого почтить. Да и на гостинцы матушке моей да сестричке младшенькой хватит. На золотой ботинки да кожушки им новые к зиме куплю, да козу с козушками сторгуем. На серебряную денежку — пряников, леденцов, мурмеладу да сахару к чаю. А на медную монетку — по ленте красной, да по зеркальцу. Да еще и историю мою диковинную им расскажу.» Ничего не сказали на это мастера, но по лицам их было видно, что одобрили они его выбор. Открылась тут в другом конце зала другая дверь, и увидел он за ней коридор длинный. Снял парнишка со стены факел, и пошел…

Прижимаясь к стенам домов и оградам, озираясь то и дело, болезненно вздрагивая от каждого ночного стука и шороха и не переставая дрожать всей грузной тушей ни на секунду, Вранеж быстрыми нервными шагами вел Ивана к своему дому по безлюдным и бесснежным улицам Постола.

— Уже сейчас… уже скоро… уже подожди… будут тебе… мои денежки… мало не покажется… — возбужденно бубнил он себе под нос, оградившись воротником от упорно держащегося за его спиной лукоморца.

— Что вы говорите? — переспрашивал царевич, когда случайный порыв встречного ветра доносил бормотание головы до его слуха.

— Говорю, всё сейчас отдам… — полуоглядывался тогда он, подобострастно скалясь. — За всё рассчитаюсь. Хорошему человеку ничего не жалко.

— Это не мне, это городу, — строго говорил Иванушка, бывший управляющий хихикал, как от забавной шутки, и ускорял шаг, прижимая к груди светильник-восьмерку.