Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

После выстрела они начинают записывать все данные о движении торпеды: глубину хода, скорость, курс, режим работы аппаратуры самонаведения, момент срабатывания неконтактного взрывателя и т. п. В конце дистанции, когда сядут аккумуляторные батареи и учебная цель будет благополучно поражена, сжатым воздухом из головной части выдавливается балластная жидкость, торпеда пробкой вылетает на поверхность и яркой неваляшкой начинает раскачиваться на волнах. На макушке загорается ослепительно яркий проблесковый маячок и призывно моргает всем: «Доставайте меня быстрее, я уже отработала!»

Чтобы избежать всяческих неожиданностей и не испытывать на прочность корпус подводной лодки, участники учений заранее договариваются, на какой глубине кто будет идти, и глубину хода торпеды устанавливают метров на двадцать выше глубины цели. Кроме этого, на аппаратуре самонаведения отключают вертикальный канал и оставляют только горизонтальный.

Когда торпеда выстреливается из торпедного аппарата атакующего корабля и грузно плюхается с борта в пучину, у неё тут же запускается двигатель. Следуя командам своих электронных мозгов, она разворачивается на заранее установленный курс и погружается на заданную глубину. Там, двигаясь в направлении лодки-цели, она пытается обнаружить её своей мудрёной аппаратурой. К моменту, когда торпеда наконец-то захватывает цель, она уже идёт строго на заданной глубине и маневрирует только в горизонтальной плоскости. Когда торпеда проходит над субмариной, срабатывает неконтактный взрыватель, в электронных мозгах торпеды делается соответствующая отметка, которая при разборе учений будет неумолимо свидетельствовать о том, что цель на самом деле была безжалостно поражена.

Выполнение этих мероприятий гарантирует нам благополучное возвращение на базу, если, конечно, всё будет сделано верно. Честно говоря, не велика наука — правильно ввести нужную глубину хода и, щёлкнув тумблером, отключить вертикальный канал самонаведения. Зная это, особо и бояться-то нечего. Но всё равно, когда сидишь в подводной лодке на глубине под сотню метров и всё громче и отчётливее слышишь надсадное жужжание винтов двухтонной болванки, несущейся к тебе со скоростью хорошо разогнавшейся электрички, начинаешь чувствовать себя, мягко говоря, неуютно.

А то ещё бывает, что полезут вдруг в голову непрошенные мысли… О том, например, что снаряжал торпеду на ТТБ наш человек, у которого в училище если и были отличные оценки, то исключительно по марксистско-ленинской философии и научному коммунизму. Но даже если и был он круглым пятёрочником, «классным специалистом» и отличником боевой и политической подготовки, так ведь накануне с ним могло произойти всё что угодно. Могли, к примеру, руки дрожать после вчерашнего юбилея, жена-истеричка устроить скандал, а любовница — дура — не дать! Да мало ли что могло вывести примерного офицера и хорошего семьянина из душевного равновесия. Человеческий фактор — это вам не шутки!

Для сохранения собственного душевного равновесия мы о подобной ерунде предпочитали не задумываться. Приказ есть приказ, и обсуждать его — последнее дело, не достойное военного человека, а особенно моряка. Родина нас учила, кормила, одевала и обувала, и наша святая обязанность сейчас — идти туда, куда она нас пошлёт, не задавая лишних вопросов и много не думая.

30

Экологическая катастрофа и новые потери механика

Отчалили. Задним ходом отъехали от пирса и развернулись носом на выход из бухты. Смотали швартовые концы, старательно уложили в специальные ящики под дырчатой палубой. Я, как командир кормовой швартовой партии, собственноручно проверил закрытие лючков и прочих технических отверстий на корпусе и, чтобы не брякали при движении под водой, туго зажал их специальным ключом.

Проверили на отрыв аварийный буй, несколько раз всей толпой дёрнув его для порядка. Без этого никак нельзя. Если буй окажется незакреплённым, то при погружении он просто всплывёт, оторвётся от троса и потеряется. А вещь, между прочим, дорогая и очень нужная. В случае аварии, если, скажем, лодка упала на дно и не может всплыть, буй отдают из отсека, и он, удерживаемый снизу прочным тросом, поднимается на поверхность. Там он начинает призывно моргать, посылать сигналы SOS и всячески привлекать внимание проходящих мимо судов. Если повезёт и затонувшую лодку обнаружат раньше, чем все в ней задохнутся, то по телефону, находящемуся внутри буя, можно вести переговоры с экипажем и координировать действия по спасению.

Покончив с делами, я вдохнул полной грудью, наполнив лёгкие свежим морским воздухом (когда ещё в следующий раз это удастся сделать?), и бодро прокричал доклад блаженно щурящемуся на мостике старпому:

— Мостик! Кормовая надстройка к погружению приготовлена, буй проверен на отрыв силами семи человек! Замечаний нет!

Перед тем как покинуть палубу и спуститься вниз, я жадно, словно в последний раз, окинул взглядом окрестности и проплывающие вдоль борта благоухающие берега. Массивные горы, покрытые густой тёмно-зелёной щетиной, с красноватыми обрывами и оползнями, кольцом обступали зеркальную гладь залива. На одной его стороне розовела наша база, по другую виднелись белые коробочки зданий маленького городка, в беспорядке рассыпанные у подножья гигантской горы.

Мы шли малым ходом посередине бухты в направлении узкого выхода. В стороны от форштевня разбегалась аккуратная гребёнка невысоких продолговатых волн. Кильватерная струя, бесшумно разматываясь за кормой, резала пополам гладкое полотно, постепенно угасая и теряясь вдали. Резко пахло морем и водорослями, с берега доносился навязчивый терпкий аромат тропической растительности. Всё это смешивалось с исходящим от перегретой палубы тяжёлым духом плавящейся краски, солярки, хлорки и — извините — канализации. В надводном гальюне подходила к концу большая приборка. Если не сделать этого перед погружением, то после всплытия кое-что из его содержимого может оказаться в самых непредсказуемых местах.

Швартовые партии всё ещё толпятся на палубе, видно, о нас пока забыли, но через несколько минут старпом обязательно опомнится и подаст ненавистную в такие мгновения команду:

— Швартовым партиям спуститься вниз! Приготовиться к погружению!

И всё! Возможно, до самого возвращения на базу больше не придётся увидеть белого света.

Между тем перед нашими взорами продолжает медленно разворачиваться идиллическая картина. Со стороны моря всё выглядит несколько иначе, гораздо привлекательнее, чем с берега.

Вот по правому борту показалась чудная деревенька, приютившаяся у подножья массивной скалы, сложенной из гладких, тщательно подогнанных друг к другу валунов. С нашего берега мы её видеть не могли. Первобытные хижины со стенами из потемневших циновок и тростниковыми крышами стыдливо прятались в зелёной гуще под гигантскими лопастями колыхающихся на лёгком ветру пальмовых листьев. Туземные ребятишки, голые, крикливые, бегали по песчаной отмели, подпрыгивали и показывали на нас пальцами. Наверное, со стороны это смотрелось колоритно и несколько нелепо: грозная подводная лодка, железное чудо современной науки и техники, скользящая по девственной глади залива на фоне столь экзотического и даже где-то доисторического пейзажа.

Вот вдоль