Иван Грозный - Борис Флоря

Такое горестное положение продолжалось, по существу, до самого правления Ивана III. Лишь когда Бог дал Руси такого правителя, как «Израилю Моисея», он пресек «вражду», устранил «многоначалие» и «самовластие». В частности, в Новгороде великий князь «самовольство их упраздни и бесчинныя их советы разори и облада ими, яко же восхоте».

Таким образом, ослабление самодержавного правления из-за «распрей» и «самовольства» членов княжеского рода и вельмож уже однажды привело Русское государство на край гибели. От участи, постигшей Греческое царство, Россию спасла сильная воля Ивана III.

Эти исторические изыскания заставляли по-новому взглянуть на действия боярских правителей в годы малолетства царя. Становилось очевидным, что всякое, хотя бы временное ослабление власти чревато бедами и напастями, которые в конечном итоге могут привести к поражению в борьбе с внешними врагами и гибели государства.

Действия знатных подданных, ограничивавшие его власть, Иван IV воспринимал как новую попытку направить Россию на тот гибельный путь, с которого она сошла благодаря мудрой политике его деда. Царь готов был прибегнуть к любым мерам, чтобы этого не допустить.

Такие убеждения царя рано или поздно должны были привести к конфликту и разрыву и с его наставником, и с его фаворитом, которые убеждали его управлять подданными с помощью «милости» и «милосердия» и идти на уступки их пожеланиям. В известной мере делом случая стало то, что на практике разрыв произошел из-за разногласий по вопросам внешней политики.

НАЧАЛО ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ. УДАЛЕНИЕ СИЛЬВЕСТРА И АДАШЕВА

Мы почти ничего не знаем об отношениях царя со своим наставником после событий 1553—1554 годов. Что касается Адашева, то во второй половине 50-х годов его влияние на государственные дела оставалось весьма значительным. Еще в 1553 году царский любимец был назван в одном известии «стряпчим» «у царя и великого князя в избе с бояры», а в другом — дворянином «у государя в думе». Эти известия красноречиво говорят о трудностях, с которыми столкнулся царь, желая приобщить своего фаворита к решению важных политических вопросов. Местом, где такие вопросы решались, была, как уже говорилось выше, Боярская дума, в состав которой входили представители наиболее знатных боярских и княжеских родов. Лишь они по своему происхождению могли претендовать на сан «боярина» или «окольничего», члена Боярской думы. По своему происхождению Адашев к кругу таких лиц никак не принадлежал, и царь создал особую должность «дворянина в думе», чтобы его фаворит мог на законных основаниях участвовать в работе главного государственного органа. Позднее, в годы опричнины, царь воспользовался этим прецедентом при формировании новой знати.

Однако к концу 1553 года Алексей Федорович получил уже и думный чин окольничего, а в 1559 году тот же чин получил и его брат Данила. Когда в 1555 году составлялся «Государев родословец», в который были включены родословные росписи княжеских и наиболее знатных боярских родов, в него вошло и родословие Адашевых. От царя Алексей Федорович получил крупные земельные пожалования. Когда Иван IV писал Первое послание Курбскому, он имел все основания воскликнуть, говоря об Адашеве: «Каких же честей и богатств не исполних его, и не токмо его, но и род его».

Немногие сохранившиеся известия говорят о том, что формы участия Адашева в государственных делах были многообразными: он докладывал царю проект закона и записывал его решение, назначал на должности и удалял со службы, рассматривал даже жалобы на бояр, «волочивших» с решением дел. Сохранился также ряд жалованных грамот, выданных по его приказу. Во второй половине 50-х годов XVI века Адашев был фактическим руководителем внешней политики Русского государства. Все важные переговоры с иностранными послами в эти годы с русской стороны вели Адашев и глава Посольского приказа дьяк Иван Висковатый.

Благоволение царя к Адашеву, как представляется, было связано прежде всего с его успехами в этой сфере деятельности. Это позволило Адашеву выдвинуть широкие политические планы, достойные великого монарха, и у царя были серьезные основания рассчитывать, что при участии его фаворита эти планы могут быть успешно осуществлены.

Взятие Казани в 1552 году вовсе не означало еще конца войны. Вести военные действия продолжала часть татарских князей. В 1555 году к ним присоединились подчинявшиеся ранее казанским ханам марийцы (черемиса) и удмурты (вотяки), с которых воеводы Казани попытались собрать «ясак». Нападениям подвергались не только окрестности занятой русскими войсками Казани, но и уезды Мурома и Нижнего Новгорода. На протяжении нескольких лет в Казанский край посылали войска во главе с наиболее видными русскими воеводами. Они рассеивали скопления восставших, сжигали их селения, захватывали полон. Затем выборные предводители мятежников приносили присягу на верность и обязывались платить дань, а после ухода русских войск все начиналось сначала. Как вспоминал позднее князь Андрей Михайлович Курбский, сам участвовавший в некоторых из походов в Казанский край, многие уже советовали царю «со вопиянием, да покинет место Казанское и град, и воинство християнское сведет оттуду», однако в конце концов русским воеводам удалось добиться подчинения Казанского края.

Весной 1557 года к царю прибыли «сотные князи», стоявшие во главе «луговых людей», и «всею землею все люди правду дали, что им неотступным быти от царя и государя во веки... и ясакы платити сполна, как их государь пожалует». Князьям была дана жалованная грамота, «как им государю вперед служити». Казанский наместник, князь Петр Иванович Шуйский, «по пустым селам всем велел пашни пахати русским людем и новокрещеном» и приступил к разделу бывших сел хана и казанских князей между православным духовенством и русскими помещиками.

На такой исход событий важное влияние оказали два обстоятельства. Во-первых, чуваши, жившие на Горной стороне Волги и подчинявшиеся русской власти еще до взятия Казани, остались лояльными по отношению к этой власти и приняли участие в военных действиях на русской стороне. Именно «горние люди» взяли в плен и передали русским воеводам одного из главных предводителей восставших, «лугового сотенного князя» Мамыш-Берди. А во-вторых, восставшие не получили сколь-нибудь серьезной внешней поддержки. Как и перед взятием Казани, они надеялись на помощь Ногайской орды. В надежде на эту помощь люди «с луговые стороны» уже в конце 1553 года обратились к одному из главных ногайских мурз — Измаилу, прося у него на княжение старшего сына, Магомет-мурзу. В подарок Измаилу были привезены доспехи убитого русского воеводы Бориса Салтыкова. Измаил никак не отреагировал на это обращение. Тогда «луговые люди» обратились к верховному князю Ногайской орды Юсуфу, и Мамыш-Берди привез на «луговую сторону» в качестве нового хана («царя») его сына Али-мирзу. Однако за исключением сопровождавшего нового хана отряда из 100 человек никакой иной помощи из Ногайской орды «луговые люди» так и не получили. Тогда, по свидетельству Курбского, они отрубили своему хану голову и воткнули ее на высокий кол с такими словами: «Мы было взяли тебя того ради на царство с двором твоим, да оборонявши нас, а ты и сущие с тобою не сотворил нам помощи столько, сколько волов и коров наших поел. А ныне глава твоя да царствует на высоком коле».