НеТемный 3 (СИ) - Изотов Александр

— Пещера рушится! — крикнула Агата, вдруг прижавшись ко мне.

Я хотел ей сказать, что она вестница очевидности, но в этот момент в узкий проход хлынула волна, снесла нас с ног, и мы оказались под водой. Я успел обнять колдунью, прижимая к себе.

Если течением нас долбанёт о какую-нибудь острую скалу, тут ничего не спасёт… Словно в ответ на мои опасения глаза Агаты в тёмной воде засветились синим цветом, и тут же нас обоих сковала ледяная глыба. Да что ж за холодина-то такая!

Глава 32

Магия холода имеет одно нехорошее свойство — она замедляет мысли, делает их тягучими, уходящими в вечность. Если сильный маг холода прочитал замораживающее заклинание, то его жертва успеет подумать: «Вот же смердящий…» — и последнее слово «свет» будет тянуться до того момента, пока беднягу не разморозят.

Поэтому всегда важно успеть спрятать разум. Тело без разума — бесполезные несколько десятков килограмм мяса и костей.

Хороший Тёмный Жрец, к слову… кхм… хороший и тёмный… что за ересь такая получается? Наверное, во всей огромной Вселенной с её множеством миров-ветвей я сейчас единственный хороший Тёмный.

В общем, когда я был Десятым, в случае атаки я бы успел целиком спрятаться во Тьме. И телом, и разумом. А потом вынырнуть за спиной недоразвитого мага холода, чтобы вырвать руками его медленно трепещущее сердце.

Теперь же, когда меня заморозили, я непроизвольно успел лишь призвать Тьму… Этот призыв растянулся в вечность, но бросская кровь всё же среагировала, постепенно отогреваясь.

Мне мерещилась Морката, которая напоминала, что мой дом — Север. И что пора уже вернуться к обязанностям Хморока, северного бога смерти и мрака.

Тоже мне, бог смерти, который не может убивать…

«Но ты можешь судить», — было мне ответом. Её зрачки, как луны, так и смотрели на меня сквозь ночную снежную метель.

Мне мерещился я… Хморок.

В массивных чёрных доспехах, верхом на Сумраке. Огромный цербер подо мной рычит, и свистящая метель отзывается эхом на этот рык.

Я смотрю из глаз бога тьмы, и в то же время вижу его со стороны. Два длинных витиеватых рога на моих наплечниках увешаны черепами разных существ. Сам я в шлеме, который словно горит Тьмой.

Даже замороженным разумом я удивился, разглядывая шлейф чёрного огня, который тянется от моей головы. Металл, в который закована сама Тьма… Я читал об этом в трактатах, но в моём мире не было кузнецов, способных на такое.

В сочленениях доспеха виднеется раскалённое нутро бога, откуда вырываются языки пламени и потихоньку чадит дым. У Хморока бросская кровь?

Я хочу размышлять о том, как же так получилось, что кровь бога тьмы сжигает эту самую Тьму. Но мысли заледенели, и мне остаётся только наблюдать.

В руке у меня Губитель. Огромное лезвие секиры тоже пылает Тьмой, и ярко поблёскивают два драгоценных камня по бокам стального обуха — сияющий белый и кромешно чёрный. Горят красные руны на топорище.

Метель слегка расступается, и я вижу далеко впереди силуэт дерева. Даже не так — Дерева с большой буквы, чья тень уходит ветвями в небеса. Чуть отведёшь взгляд, и можно увидеть мерцание листьев. Их так много, сколько миров во Вселенной.

Вот загорается яркая звезда в кроне Вечного Древа… и падает вниз. Рядом со звёздочкой мечутся силуэты, и моё сердце сжимается от предчувствия беды.

«То, что там происходит, неправильно. Мой брат ошибается, и его желание Вечного Дня так же губительно для мира, как моё желание Вечной Ночи.»

Эта мысль ударилась мне в голову так сильно, что я закричал. Ещё бы чуть-чуть, и мой череп бы разорвало.

Сквозь боль я вижу, что Хморок приказал церберу двигаться, и исчез в метели. А я остался тут…

Метель скрыла Вечное Древо, но два лунных зрачка Моркаты так и остались в небе. Зачем она мне это показала? Что я должен был понять?

Этими вопросами я задавался, почему-то уже ощущая себя лежащим на снегу. Морката вдруг слетела вниз, проявившись посреди метели изящным женским силуэтом, и легла рядом. Положив мне голову на плечо, она стала рисовать что-то пальцем на моей груди. Палец у неё, кстати, был ледяной.

— К сожалению, муж мой, память всегда приносит боль, — послышался её голос, она засмеялась, — Я попыталась как-то сразу вернуть тебе память. То есть, не тебе, а твоему прошлому предшественнику.

У меня был вопрос, но я не мог разлепить губы. Замёрз, словно кусок льда… Да ну смердящий свет, это уже начинает надоедать!

Ярость придала мне сил.

Бросс не может валяться вот так посреди метели беспомощным. Сама мысль о беспомощности злит его, и бросс предпочтёт просто погибнуть в драке, чем лежать и не иметь возможности двинуться.

Больше Тьмы. И больше огня!

— И что… с ним стало? — просипел я.

Морката подняла голову. Я пытался рассмотреть её лицо, но будто посмотрел в ночь… Её развевающиеся волосы были снежной метелью, а глаза — две удивлённые луны на небе.

— Ты можешь говорить? — удивилась она.

— А не должен⁈ — ещё увереннее рявкнул я.

Морката улыбнулась, и под лунами появилось созвездие.

Моё сердце ёкнуло… Кажется, именно это и привлекло меня в ней тогда, в глубокой древности. Я увидел, как прекрасна снежная лунная ночь, и сразу влюбился в Моркату.

— Твоего предшественника разорвало на молекулы.

— Молекулы… — повторил я едва знакомое слово. Губам варвара было непривычно его произносить, и, кажется, оно из другого мира. — Что с ним стало?

— Его кровь, наверное, до сих пор выпадает со снегом под Хладоградом, — сказала богиня луны и холода, — Я не удержалась, решила рискнуть. Меня злит сила Яриуса, его наглость… Паладины хозяйничают на севере, как у себя дома. Я хотела быстрее тебя вернуть. Возвращайся, Хморок!

— Я вернусь, — кивнул я.

Эти слова были чем-то большим, чем просто обещание. Я почувствовал, что словно отдал приказ самому себе.

Я — Хморок. Какого хрена⁈ Ведь я точно помню, что я — Всеволод, десятый Тёмный Жрец. Я чётко помню свою прошлую жизнь, и точно знаю, что в этом мире я по воле Отца-Неба.

Хотя нет, спасение дочери — моя собственная воля. Небо и Бездна лишь поставили условия.

Морката сказала мне что-то ещё, но моё тело… уже настоящее, варварское тело… обдало жаром, и я проснулся.

Точнее сказать, я очнулся…

Потому что две луны, бывшие глазами Моркаты, вдруг превратились в голубые зрачки, а небо оформилось в женское лицо. Прекрасное, надо сказать.

Нависшая надо мной Агата смотрела мутным взглядом, но с каждой секундой её взор прояснялся, и вот она мотнула головой, словно стряхивая наваждение. Её волосы рассыпались по моему лицу.

Агата подскочила, испуганно озираясь.

— Где мы⁈

Я поднял голову и успел разглядеть у себя на груди потухшую в последний момент синюю руну. И до сих пор я голый.

Это был морской берег. Мы лежали на узкой полосе каменистого пляжа, и позади возвышались скалы. Помимо камней вокруг нас лежали осколки льда, причём здесь кто-то расколол довольно огромную глыбу.

Подняв руку, я прищурился от яркого солнца, от которого лёд так весело искрился. Светило как раз клонилось к закату, и уже почти коснулось горизонта с одной стороны, прямо над кромкой уходящих вдаль скал.

Море рядом с нами особо сильно пенилось, и гребешки волн иногда приобретали причудливые формы. Вот будто махнула нам рука, и я улыбнулся уголком рта. Что за богиня выкинула на берег кусок льда с двумя людьми внутри, можно даже не гадать.

— Моркатова стужь! — Агата смотрела в другую сторону, туда, где на горизонте уже темнела наступающая ночь.

Вдалеке виднелся как раз тот мыс, на котором стоял маяк Ефима. Именно что «стоял», потому что сейчас башни уже не было. Над скалами в сторону моря валил густой дым, из которого торчали огрызки разрушенного маяка.

Агата тут же повернулась ко мне. Окинула гневным взглядом, непроизвольно задержавшись на интересных местах.