Макиавелли - Жан-Ив Борьо

Джулиано Медичи оставил традиционные флорентийские институты без изменений, но пытался улучшить их функционирование, для чего привлекал многочисленных советников. В их числе были аристократ и неплохой поэт, писавший на латинском языке, Алессандро Пацци, друг Макиавелли Дзаноби Буондельмонти и… сам Макиавелли, который спешно пишет и 6 ноября 1520 г. направляет в Рим «Рассуждения об истории Флоренции после смерти Лоренцо Медичи Младшего». В этом труде он ратует за возвращение пожизненной должности гонфалоньера, поскольку папа и кардинал по определению не могут оставить после себя наследников, следовательно, их кончина будет означать освобождение Флоренции, то есть ее возврат к традиционным институтам управления. Если это произойдет, то оба выдающихся деятеля присоединятся к славной когорте «реформаторов, менявших жизнь в республиках и королевствах посредством законов». Неизвестно, польстились ли папа и кардинал на посмертную славу, которую сулил им Макиавелли, но, насколько нам известно, никаких последствий его обращение к ним не имело. Справедливости ради отметим, что флорентийский кардинал довольно скоро убедился в том, что, наугад подбирая себе политических советников, проявил не слишком большую предусмотрительность…

И все же история наконец-то повернулась к Макиавелли лицом. Его прежний «работодатель», бывший гонфалоньер Пьеро Содерини предлагает ему на первое время место секретаря в канцелярии небольшого княжества Рагуза, а затем, 13 апреля 1521 г., – должность секретаря известного кондотьера Просперо Колонны, родственника Фабрицио Колонны, выведенного в «Военном искусстве», с годичным содержанием 200 золотых дукатов (плюс оплата издержек). Но Макиавелли верит, что его час пробил: папская курия, вспомнив о его талантах, призывает его на службу и доверяет важнейшую работу в области, с которой он до сих пор лишь соприкасался, но никогда не занимался вплотную. Речь шла о современной истории.

Макиавелли-историограф. «История Флоренции»

Действительно, в 1520 г. Макиавелли примеряет на себя последнюю из выпавших ему на его веку ролей – роль историка, не забывая, впрочем, о своем прежнем амплуа политического мыслителя. В 1519 г. умирает Лоренцо Медичи и во главе Флоренции встает его племянник Джулио, будущий папа Климент VII. Джулио поддерживал дружеские отношения с Лоренцо Строцци, который, в свою очередь, был близок к Макиавелли – именно ему тот посвятил свой трактат «О военном искусстве».

Итак, в ноябре 1520 г. Макиавелли поручают написать историю Флоренции, тем самым практически возведя его в ранг официального историографа государства. Этому труду он посвятит остаток своей жизни. Нельзя сказать, что почетная миссия досталась ему просто так: в апреле того же года, отправившись в Лукку улаживать дело о банкротстве, он сочиняет «Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки» (La vita di Castruccio Castracani da Lucca), построенное по античному образцу (в традиции Диодора Сицилийского) восхваление местного героя XIV в., кондотьера и вождя гибеллинов из рода Антельминелли, заклятого врага флорентийцев. В этой книге Макиавелли показывает, какие превратности судьбы пришлось пережить Каструччо, доблестному воину, наделенному «величием духа, достойным суверена». Рассказ завершается перечислением выдающихся черт характера и талантов героя, и пусть некоторые из них явно заимствованы из античного источника, читателю очевидно, что автор испытывает к врагу своего города искреннее уважение, именуя его «одним из великих людей не только своего века, но и предшествующих столетий». 8 августа Макиавелли отправил свой труд как «образец исторического сочинения» друзьям (Дзаноби Буондельмонти и Луиджи Аламанни), которые, согласно обычаю того времени, распространили его среди посетителей садов Оричеллари с тем, чтобы выслушать их непредвзятое мнение. Книга встретила более чем благосклонный прием. По словам Буондельмонти, она «прекрасно написана»; ему не понравилось всего «несколько пассажей», но совсем немного. Макиавелли достиг поставленной цели. «Все вокруг согласны, – писал ему Буондельмонти, – что вы должны незамедлительно взяться за написание истории».

Разумеется, он имел в виду историю Флоренции, «города лилий» и, по всеобщему убеждению, центра мира. За дело берется Студио Фьорентино – первый флорентийский университет, – и благодаря его хлопотам 8 ноября 1520 г. Макиавелли получает долгожданный «контракт»: «Должностные лица [Университета] поручают флорентийскому гражданину Никколо Макиавелли исполнить, согласно предписанию, обязательства по написанию флорентийских анналов и хроник… в двухлетний срок… и назначают ежегодное содержание в размере 100 флоринов». (Речь шла о так называемых «университетских», то есть девальвированных флоринах: реальная стоимость указанной суммы составляла примерно 57 золотых флоринов.) В конце мая 1525 г. Макиавелли отправится в Рим, где представит вновь избранному папе восемь томов своей «Истории» и получит из его рук награду – 120 золотых дукатов. К сожалению, от этого труда до наших дней не дошло ни одного рукописного автографа; сохранилось лишь несколько набросков и разрозненных фрагментов (ныне они находятся в Национальной библиотеке Флоренции), на основании которых невозможно точно судить об этапах работы автора над этим произведением.

Это была важная и, бесспорно, почетная миссия, хотя сам жанр сочинения не предполагал ничего нового и оригинального. Laus civitatis (лат. «хвала городу») возник как жанр в 1100-х гг. одновременно с новой итальянской политической структурой – коммуной. Некоторое время спустя появились «О дивах града Медиоланского» Бонвесина де ла Ривы (1288), описание Флоренции Виллани (1338), «Похвала Павии» Опицина де Канистриса (1330), не говоря уже о римских Mirabilia – так называемых «книгах чудес», создаваемых начиная с XIII в. и в основном адресованных паломникам. В недавней истории Флоренции в этом жанре отметились выдающиеся писатели – Леонардо Бруни, Поджо Браччолини и Бартоломео Скала, все трое служившие секретарями Первой канцелярии. Судя по всему, четырехтомная «История Флоренции» Скалы, о которой нам известно очень мало, не была знакома Макиавелли, зато два других труда он читал наверняка. В работе Бруни история Флоренции прослеживается от основания города до 1402 г. – даты смерти Джана Галеаццо Висконти, но содержательно книга довольно банальна; обращение к античным образцам в ней используется в основном ради того, чтобы обосновать панегирик партии гвельфов, которых автор, нимало не смущаясь, сравнивает с членами Афинского ареопага или спартанскими эфорами, что с чисто исторической точки зрения представляется скорее сомнительным. Что касается Поджо, то он, руководствуясь собственными мотивами, начал повествование 1350 г., а завершил 1455-м, когда закончилась война между Флоренцией и Миланом, в его глазах воплощавшая схватку между свободой и тиранией. «Моя цель, – пишет он в предисловии, перефразируя автора «Югуртинской войны» Саллюстия, – описать войны, которые народ Флоренции с успехом вел против семейства Висконти и некоторых других на протяжении последних ста с небольшим лет». Отдавая привычную дань уважения фортуне и ее капризам, он тем не менее с оптимизмом смотрит на возможность представить на суд читателя «подлинно правдивую историю»: «Из нее мы увидим, чего можно достичь благодаря доблести самых выдающихся людей». Читатель вдохновится подобными примерами и «почувствует себя словно бы пришпоренным героями прошлого».

Макиавелли, напротив, сомневается, что недавняя история богата положительными примерами: «Действия наших государей, как внутри государства, так и за его пределами, отнюдь не внушают нам того восхищения, какое мы испытываем перед деяниями древних, наделенных доблестью и величием». Поэтому он не ставит своей задачей прославлять «храбрость солдат, доблесть военачальников или патриотизм граждан». Он предпочитает описывать современный ему мир, в котором государи, военачальники и главы республик прибегают к любым уловкам, хитростям и обманам, лишь бы сохранить незаслуженное уважение». И видит роль истории в том, чтобы научить людей «вырывать из сердца современную трусость». Вместе с тем Макиавелли должен был считаться с двумя официальными версиями истории Бруни и Поджо, опубликованными на латыни и на разговорном наречии (в 1473 или 1476 г.) и пользовавшимися достаточно широкой известностью. Поэтому ему пришлось с самого начала отмежеваться от обоих выдающихся предшественников. Как он подчеркивает в предисловии, «в отношении гражданских раздоров и внутренних несогласий и последствий того и другого они многое вовсе замолчали, а прочего лишь поверхностно коснулись». Оба автора, бесспорно, прекрасные писатели, но «как мало знают они людское честолюбие, неизменное стремление людей к тому, чтобы имена их предков и их собственные не исчезали из памяти потомства. Не пожелали они и вспомнить, что многие, кому не довелось прославиться каким-либо достойным деянием, старались добиться известности делами бесчестными. Не рассудили они также, что деяния, сами по себе имеющие некое величие, как, скажем, все дела государственные и политические, как бы их ни вели, к какому бы исходу они ни приводили, всегда, по-видимому, приносят совершающим их больше чести, чем поношения». Иначе говоря, обоих отличал упрощенный взгляд на историю, для которого характерно нежелание замечать трагические события, тогда как настоящим движителем прогресса является раздор. Почему уважаемые историки так поступали? «Либо потому, что события эти показались им маловажными и не заслуживающими памяти поколений, либо потому, что опасались нанести обиду потомкам тех, кого по ходу повествования им пришлось бы осудить. Таковые причины – да не прогневаются на меня эти историки – представляются мне совершенно недостойными великих людей». Самое печальное, по мнению Макиавелли, что подобный подход извращает настоящую цель исторического исследования, тогда как знание истории обязательно для каждого, кто намерен заниматься политикой: «Если какой-либо урок полезен гражданам, управляющим республикой, так это познание обстоятельств, порождающих внутренние раздоры и вражду».