Звездочет - Мишель Яффе

Бьянка покачала головой и постаралась остановить поток слез облегчения. Судорожно всхлипывая, она тихо вымолвила:

— Нет-нет, ничего. Она просто поцеловала меня. Но я так испугалась, когда она сказала, что это вы послали ее, что вы недовольны мной, что я вам противна…

Бьянка снова замолчала, утонув в объятиях Йена, и на этот раз он с силой прижал ее к груди. Он мысленно поклялся защитить ее, доказать, насколько она ему дорога дать понять, что он счастлив обладать ею. Бьянке почудилось, что Йен дрожит, впрочем, не исключено, что дрожь охватила лишь ее тело.

Ни слова не говоря, они направились к кровати. Йен помог Бьянке раздеться, но не позволил ей снять массивный камень, висящий на груди. Они легли на огромное, грубо сколоченное ложе и медленным, исполненным нежности и неги любовным актом закрепили свое право на него. Затем они долго лежали обнявшись и обсуждали впечатления о прошедшем бале, как давно привыкшие к телесной и духовной близости любовники. Идиллия несколько нарушилась, когда Бьянка рассказала Йену о своем разговоре с Джулио Креши, и Йен вскочил, чтобы немедленно послать ему вызов на дуэль. Однако при помощи ласковых увещеваний и нескольких поцелуев ей удалось переключить его внимание. Последние красные угольки потухли в камине, и они заснули, крепко обнявшись. Их обнаженные сплетенные тела умиротворенно расслабились под стук дождя в оконное стекло.

Что-то тяжелое стукнуло Бьянку по носу, и она открыла глаза. Впрочем, даже если бы этого не случилось, она проснулась бы через минуту от крика. Он был слабо различим и скорее напоминал какой-то странный шум. Но исходил он от человека, лежавшего рядом. Он откинул руку во сне, уронил ее Бьянке на лицо, лишив возможности дышать.

— Йен, — позвала она его сначала тихо, потом громче. Она вывернулась из-под его руки и перевернулась на бок, чтобы потрясти и разбудить его. Но как только она прикоснулась к нему, он оттолкнул ее и сбросил с кровати. — Йен! — закричала она во всю мочь и, схватив его за плечи, принялась трясти. — Йен, проснись!

Йен сел на кровати, зевая и щурясь спросонья. Он посмотрел на женские руки, лежащие у него на плечах, затем перевел взгляд на Бьянку и только тогда понял, где он находится и что случилось. Ночной кошмар на этот раз был реальнее и оттого ужаснее, чем обычно. И виной тому Мора, которая проникла к нему в комнату и наполнила ее своим запахом, возродившим болезненные воспоминания с невероятной отчетливостью. Он непроизвольно поежился, когда Бьянка влезла в постель, обняла его за шею и прижалась лбом к груди.

Ее присутствие успокаивало, и Йен понемногу пришел в себя. Она гладила его по волосам, осторожно массируя затылок, а потом спросила:

— Почему вы не расскажете мне о своих кошмарах?

Йен вдруг насторожился и попытался отстраниться, но Бьянка не отпускала его от себя. Ей так хотелось понять его, узнать, отчего он так невероятно холоден и жесток, проникнуть в его тайны, помочь ему залечить кровоточащие сердечные раны. Этой ночью, преодолев неуверенность в себе и прочие сомнения, она решила, что больше не позволит ему отдалиться от себя.

— Вы должны кому-нибудь рассказать о них. Если вы будете держать свой страх в себе, вы никогда от него не избавитесь.

Дождь хлестал по стеклам, и тишина в комнате стала напряженной. Руки Бьянки по прежнему обвивали его шею, а голова Йена теперь покоилась у нее на груди. Ее грудь была так восхитительно нежна и мягка, что он, проведя по ней щекой, возбудился. Он решил, что сейчас они снова займутся любовью, потом заснут, и она больше не станет донимать его назойливыми расспросами. Йен чувствовал, что поступает неправильно, но предпочел отогнать от себя это ощущение и отдаться во власть женщины. Он снял ее руки и провел ими вниз по груди и талии.

— Я хочу любить вас, дорогая. Примите меня в себя, — прошептал он срывающимся голосом, обещавшим наслаждение, которому, он знал, она не сможет противиться.

— Нет. — Она решительно покачала головой и прямо взглянула в его затуманенные страстью глаза. — Сначала вы должны рассказать мне о своем кошмаре. Я хочу знать, что причиняет вам такую боль. Я хочу помочь вам избавиться от нее.

Она не ожидала, что Йен вдруг демонически расхохочется. В этом смехе не было ничего веселого, а выражение его лица повергло ее в ужас. Йен не переставал смеяться. Он понимал, что она не подпустит его к себе до тех пор, пока не узнает правду о его кошмарах, но при этом знал наверняка, что его рассказ надолго отобьет у нее тягу к нему. То, что Бьянка оказалась в ловушке, веселило его пуще всего: ей некуда деться, она его пленница — преступница или невеста, — у которой нет пути назад. Ей придется остаться, и он будет любить ее, наблюдая, как она съеживается от страха и отвращения, избегая его ненавистного прикосновения. Таким образом, страшные предсказания Моры сбудутся.

Йен хохотал. Она хотела быть к нему ближе, узнать его лучше? Прекрасно, у нее появится возможность увидеть его таким, каким он сам себя видит.

— Вы будете любить меня! Сейчас! — изменившимся до неузнаваемости голосом приказал он. — Так будет лучше. У вас появится причина меня ненавидеть. Поверьте мне, дорогая, так лучше.

С этими словами он попытался раздвинуть рукой ее плотно сжатые ноги. Она хотела оттолкнуть его, но Йен заломил ее руки за голову. Теперь он протиснул между ее ног колено и раздвинул их, несмотря на то что она изворачивалась под ним. Он схватил оба ее запястья одной рукой, а другой ввел член внутрь. Он увидел, как исказилось в страхе ее лицо, и поспешил закрыть глаза, чтобы не замечать отвращения, которое должно было последовать за страхом. Она вырывалась, извивалась всем телом и кричала, словно заразившись его безумием.

— Нет! Йен, нет! — кричала она, пока он старался овладеть ею. — У вас ничего не выйдет. Вы не заставите меня презирать вас!

Ее слова вызвали усмешку на его лице, и он открыл глаза.

— Заставить? Мне казалось, что вы уже презираете меня. Если не ошибаюсь, вы сказали мне об этом несколько дней назад в этой самой комнате.

— Я ошибалась. Вы оскорбили мои чувства, и я говорила необдуманно, — извиняющимся тоном вымолвила Бьянка.

— На этот раз я намерен оскорбить не только ваши чувства, дорогая, — хмыкнул Йен, вернее, тот человек, который совсем недавно был Йеном.

В зверином остервенении он усилил попытки сломить ее сопротивление и овладеть ею. Но Бьянка не сдавалась и боролась с удвоенной силой.

— Назовите меня мерзавцем, — свирепо шептал он ей на ухо, все сильнее сжимая запястья, поскольку она отказывалась подчиниться. — Скажите, что я трус, насильник, скотина.