Иван Болотников - Валерий Замыслов

«Теперь совсем без зелья худо, — думал он. — И надо ж было приключиться экой напасти. Чертовы янычары! Угодили-таки в самую пороховницу. Седни турки подтянут пушки к самой крепости, и никто их не подавит. Едва ли вынесут Раздоры еще один огненный бой — крепость все же деревянная. Как ни крепись, как ни обороняй, но тын и сруб от огня не спасти».

— Вы бы не толкались тут, девоньки. Неровен час, — предостерег с башни караульный.

Оставив возле Федьки и Соломы по узелку снеди, Агата и Любава спустились на землю. Вначале пошли они было к своим куреням, но Агата вдруг повернула к Степной башне.

— Куда ж ты? — спросила Любава.

Лицо Агаты залилось румянцем.

— У Федора близкий дружок есть… Иван Болотников. Сказывали, на Степной стене он сражался. Проведать хочу — жив ли.

— И я с тобой, — молвила Любава.

Подруги подались к южной стене, но отыскали они Болотникова не вдруг. На стене Ивана не оказалось.

«Нигде его нет. Ужель за тыном лежит? Ужель загубили сокола?» закручинилась Агата.

У подножия башни бранился казак Емоха. Ухо его воспалилось и так стреляло, что бедный донец не находил себе места.

— Трезубец в ханское брюхо! Смолы — на плешь!..

— Худо, родимый? — участливо коснулась его плеча Агата.

— Турецкому султану худо, — огрызнулся Емоха. — Че тут бродите?

— Ивана Болотникова ищем. Не ведаешь ли, что с ним? — спросила Агата, и вся невольно насторожилась.

— Пошто те батька?.. У-ух, пику хану в глотку!.. Пошто, грю, батька? закричал, закрутившись волчком, Емоха.

— Глянуть хочу. Уж ты поведай, родимый, — еще мягче молвила Агата. Жив ли, Иван?

— Жив. Еще не хватало, чтоб батьку сразили. Жив Болотников! На стрельню ступайте.

Агата и Любава поднялась на башню. Дозорный молча глянул на обеих, но не забранился, пустил.

Болотников спал рядом с Васютой, спал крепко и отрешенно. Белая рубаха его была в клочья изодрана и окровавлена; и весь он пропах порохом, дымом и гарью. Курчавая борода свалялась, черные волосы слиплись, упав прядями на загорелый лоб.

Агата слегка коснулась его головы, подумала:

«Добрый казак… Сильный, удалый».

Она все смотрела и смотрела на Болотникова, и ей вдруг невольно захотелось приласкать этого отважного казака, прижать к своей груди. И от этих грешных мыслей она еще больше зарделась.

Любава взглянула на подругу. Глаза Агаты излучали теплоту и нежность.

«Мать-богородица! — охнула она. — Любит Агата этого казака, ой, любит!»

Васюта Шестак, лежавший обок с Болотниковым, неожиданно проснулся и, увидя перед собой синеокую дивчину с темными густыми ресницами, улыбнулся.

— И привидится же такая, — пробормотал он и перевернулся на другой бок.

Любава рассмеялась, и ее звонкий смех окончательно разбудил Шестака. Он поднял голову и удивленно захлопал на Любаву глазами.

— Откуда такая свалилась, любушка?

— Она и есть Любушка, Любавой ее кличут, — сказала Агата.

— Вот те на!.. А меня Васютой.

Сон с Шестака начисто слетел; он во все глаза разглядывал пригожую дивчину и простодушно приговаривал:

— Вот так, Любушка, вот так ангел… Чья ж ты будешь?

— А ничья, — с лукавинкой ответила Любава и потупила очи: уж больно пристально разглядывал ее этот сероглазый казак.

— Так уж и ничья. Хитришь, Любушка. Ужель такую красу казаки не приметили? Да я б тебя давно выкрал, из-под земли достал.

— А вот и не достанешь, — вновь рассмеялась Любава и сбежала со стрельни на землю. — Я в курень, Агатушка! — крикнула она.

— Погоди меня, — оторвалась от Болотникова Агата и пошла к узкой витой лесенке. Но ее придержал Васюта.

— Так чья ж все-таки Любава?

— Аль понравилась? — улыбнулась краешками губ Агата.

— Дюже понравилась. Не таи. Где ее сыскать? — затормошился Васюта.

— А коль дюже понравилась, сам сыщешь. Удачи ратной вам с Иваном.

Агата шагнула было вниз, но вдруг передумала и вновь подошла к спящему Болотникову. Расстегнула застежки зеленого сарафана, сняла с себя маленький золотой нательный крестик на голубой тесьме и продела его через голову Ивана.

— Храни тебя господь, — тихо молвила она и, не смущаясь Васюты и дозорных казаков, склонилась над Иваном и поцеловала в губы.

До полудня было тихо. Орда готовилась к новому штурму. Янычары и крымчаки оттаскивали от стен трупы и кидали их в водяной ров. Такая же участь постигла и тяжелораненых. Так повелели Ахмет-паша и мурза Джанибек.

— Мы заполним ров джигитами и по их телам перейдем водную преграду. Аллах простит нас, он хочет нашей победы, — сказали военачальники.

Казаки плевались.

— Погань и есть погань. Хуже зверей.

— Будто дохлых собак швыряют, нехристи!

— Пальнуть бы по бритым башкам!

Однако по ордынцам не стреляли: берегли дробь, пули, порох, да и не хотелось мешать басурманам убирать трупы.

Сами же раздорцы рыли вдоль стен братскую могилу. Туда положили всех павших казаков. Беглый поп-расстрига Никодим отслужил панихиду.

— Со святыми упокой! — голосисто пропел он и размашисто осенил могилу большим медным крестом.

Казаки склонили головы. Атаман Васильев скорбно и скупо молвил, комкая черную баранью трухменку.

— Вечная вам память, донцы! Вечная слава вам!

— Вечная слава! — хором пронеслось по казачьим рядам.

Атаманы первыми бросили в могилу по три горсти земли и отошли в сторону, уступая место повольнице. Последними к могиле подошли казачки. Запричитали.

Васильев позвал станичных атаманов и раздорских есаулов на совет. Поначалу расспросил каждого, сколько осталось у казаков дроби и зелья, да много ли людей в сотнях, а затем сказал:

— Туго будет, атаманы-молодцы. Ядер и зелья у нас — самую малость. Пушкам и на час не хватит пороху. А без пушек станет худо. Турки вконец закидают нас зажигательными ядрами. Понесем урон великий, да и Раздорам в огне пылать. Как быть, атаманы-молодцы? Как оборону держать?

— Выдюжим, атаман. Нас еще четыре тыщи. Не притупились казачьи сабли! — воскликнул есаул Григорий Солома.

— Не бывать поганым в Раздорах! — поддержал его атаман из Монастырского городка.

— Не бывать-то не бывать, — осторожно начал Федька Берсень. — Но как бы нам войско не ополовинить. Ордынцев — тьма, и прут они свирепо. Тут надо крепко покумекать. На одну саблю уповать — худо.

— Дело гутаришь, — кивнул раздорский писарь Устин Неверков. — Надо нам, братья-атаманы, головой поразмыслить. Ордынец хитер, но и казак не лыком шит.

— Добро, донцы. Давайте покумекаем, — молвил Богдан Васильев.

В курене воцарилась тишина, атаманы призадумались; чуть погодя поднялся с лавки Федька Берсень.

— Надо поболе колодцев нарыть, атаманы. Многие завалены и засыпаны, а вода нам — позарез. На стенах кипятку только давай, да и на пожары уйму воды надобно. А еще скажу, атаманы, землянок надо немедля нарыть. Женки и ребятишки гибнут, пущай под землей сидят. Да и раненых туда поховать.

— Дело, — вновь кивнул Устин Неверков. — Землянок у нас токмо что на раздорцев. Прибылые же казаки по куреням и базам теснятся. Рыть немедля!

— А ты что молвишь, Рязанец? — бросил суровый взгляд на пушкаря Васильев.

Тереха повел глазами по казакам, нахохлился.

— Никак сердце на меня держите, атаманы? Но моей вины нет. Я вам зелья из-за пазухи не достану.

— А где достать?

— Где?.. Зелье надо у янычар добыть.

— Любо, Тереха! — оживился Берсень. — Пошто же мы подкопов нарыли? Сделаем вылазку и добудем. Я сам на то дело пойду.

— Любо! — воскликнули атаманы.

— Любо! — сказал Васильев.

Поднялся молчавший дотоле Болотников.

— Зелье добыть — беду избыть. Но дело то тяжкое. Никто из нас не ведает, где у янычар пороховые возы. Да и ведали бы, к ним не подступились. Янычары не так уж глупы, чтоб оставить зелье без присмотра. Вылазкой ничего не добьемся. Казаков загубим и пороха не возьмем.

— Так что ж, турка будем терпеть? — съязвил Васильев. — Пусть крепость разбивает, войско наше изводит, а мы в норы? Нет, Болотников, не туда гнешь. Без зелья нам не выстоять. Вылазка — единственное спасенье. Пошлем тыщу казаков, но зелье добудем.

— Не добудем, атаман, — уперся Болотников. — Зелье наверняка в самой середке войска. Ни один казак в крепость не вернется. То добрый подарок орде. Аль тебе донцов не жаль?

Васильев насупился, глаза его холодно блеснули.

— Тебе легко гутарить, Болотников. Ты всего-навсего атаман станичный. А мне вот круг поручил Раздоры отстоять. Костьми лечь, но отстоять! И нет у меня иного выхода, как послать во вражий стан казаков. Нет!

— Есть выход, атаман, — спокойно и веско сказал Болотников.

— А ну, гутарь.

— Есть выход, братья-атаманы, — повторил Иван и почему-то глянул на Тереху Рязанца. — Орда сильна пушками, на них-то и уповают враги. И уповают не зря. Еще день-другой — и от Раздор ничего не останется. Янычары готовятся праздновать победу. Но ликовать им не придется. Они переволокли пушки на галеры, и то нам на руку. Устин Неверков верно сказал: и казаки не лыком шиты. Надо собрать оставшийся порох, ночью пробраться к галерам и взорвать их. Лишим орду пушек! А стрелами да ятаганами нас не взять.