Ржаной хлеб - Александр Мартынов

— И ничего не сказал? Странно.

— Ничего странного, Танюш. Боюсь, не ответит взаимностью. — Коля поработал рычагами, педалями, хмуро спросил: — Тогда что?

— Тогда вот что, — поспешила Таня на помощь другу. — От меня хоть не скрывай. Я поговорю, если сам не смеешь. Так и скажу: смотри, девка, сохнет по тебе парень! Не прозевай.

— Ты что, Танюш! — не очень весело усмехнулся Николай. — Сделать из меня посмешище? Нет, об этом и не думай! Может, когда-нибудь сама догадается.

— Жди, когда догадается! — пристыдила Таня. — До тех пор и замуж может выскочить.

— И это верно, — опять совершенно серьезно согласился Николай. — Она недавно и на самом деле чуть не вышла замуж. И к свадьбе уже готовились. И меня на свадьбу приглашала…

Словно чем-то заинтересовавшись, Таня отвернулась: в глазах опять горячо защипало, опять свое настигло. Ведь и у нее все так было: и к свадьбе готовились, и Колю на свадьбу приглашала. А что теперь? Ничего этого теперь не будет, совершенно ничего!.. Бежали справа, в боковом с опущенным стеклом окне, уже сэняжские, каждым бугорком памятные поля, но и они успокоения не приносили. Противясь тому, что сызнова накатывало на нее, Таня принялась гадать-разгадывать, кто же у них приворожил ее верного товарища, Колю Петляйкина? Мысленно она перебрала всех сельских девчат и никого рядом с Колей поставить не смогла. Со всеми он вел себя одинаково, ровно и по-дружески, ни с кем вроде бы не встречала его. И вдруг Таня замерла, ударенная, как молнией, поздней догадкой: «Господи, он же про меня говорит!» И сразу же стали понятны и попреки ее несостоявшейся свекрови, Дарьи Килейкиной, и шуточки-намеки ее сестры Полины, и поведение самого Коли Петляйкина: его внимание, его цветы, его подарок, его постоянная застенчивость, слова о том, что девушка его к свадьбе готовилась и его на свадьбу приглашала. И, наконец, даже — нынешние гнусные, прощению не подлежащие, выкрики Федора, бывшего Феди… Как же это так? Как ей быть? Да что ж такое делается?.. Разве человеческое сердце — мотор, как у машины: захотел — остановил, захотел — завел?.. Не умея ответить на все эти вопросы, которые не только сама себе задала, но и на те, более сложные, которые Коля Петляйкин задал, Таня, цепенея, вжалась подбородком в кромку открытого окна. Много, слишком уж много — для одного дня — навалилось на нее!

Ох как хорошо, что они в Сэняж уже въезжали!

7

Принаряженная, словно бы помолодевшая, мать ходила по пятам за Таней, обсказывала нехитрые сельские новости, Таня, вполуха слушая, радовалась, что она дома, и сейчас ее тихая радость перебила, отвела все другие, не больно радостные мысли…

Первой пришла Поля, следом за ней, вихрем, как всегда влетела Зина: в легком коротком платье, с пышными золотистыми волосами, завязанными зеленой шелковой ленточкой.

Что-то положив на стол, она обняла Таню, звонко чмокнула ее в губы, взяла за обе руки и потянула на диван:

— Садись, золотко мое, рядышком со мной! Словно сто лет не встречались! Не обижайся, никак не могла вырваться проведать — завертелась я со своими поросятками! А уж соскучилась по тебе — и словами не выразишь! Послушай-ка, золотко мое, что тебе скажу. — Зина, наклонившись, горячо зашептала, хотя в комнате кроме них никого и не было:

— Ну как ты смотришь, мое золотко?

Таня поразилась: какая же она неуемная, эта Зина: вышептала, духу не переведя, что опять собирается замуж! По простоте, по скоропалительности своей даже не подумав, что говорить на такие темы с Таней сейчас вроде бы и не следует. А впрочем, не все ли равно — нынче или завтра?.. Легче, проще живет ее подружка, чем она сама, может, так и лучше.

— Что тебе сказать, Зинок? — Таня незаметно вздохнула. — В общем-то, дело твое. Смотри только — разок ты уже поторопилась.

— Чао! Разве я Пашку не знаю? — запротестовала Зина. — Или он меня не знает? Ну, пусть был женат. Что из этого? Кто виноват, если характером не сошлись! И у меня так же. И я не виновата. Выходит, как говорят, чет на чет.

— Знаю, Зинок, Паша человек хороший и комбайнер отличный. С Черниковым, конечно, не сравнять. Да не торопишься ли? Я ведь и тогда тебя предупреждала.

— Тогда я, Танюша, пустоголовая была. Без крыльев летала. В розовой речке купалась… Не забыла? Даже стихи начинала писать и на артистку учиться собиралась… — Зина усмехнулась, смешком этим отделив себя прежнюю от себя нынешней, строго сказала: — А сейчас на жизнь совсем по-иному смотрю. Настоящая жизнь здесь, в своем селе. Здесь и счастье мое настоящее будет.

Сказала она это так, что Таня поверила, опять незаметно вздохнула.

Поля внесла в фартуке зеленые огурцы, в другой руке держала блюдо золотистого меда — подарок Кузьмы Кузьмича.

— Это Директор научил: огурцы с медом есть. Как настоящий арбуз получается. Пробуйте, пробуйте, девчата!

Зина разрезала пополам самый большой огурец, намазала одну половинку медом, с хрустом откусила.

— Эх, правда, как камышинский арбуз! — похвалила она и, намазав вторую половину, заставила попробовать и Таню.

— О, да у вас тут целый девичник! — приветствовала присутствующих Радичева; загорелая, коротко стриженная, в легкой светлой кофточке, она больше походила сейчас на молоденькую учительницу, чем на председателя солидного колхоза. — С приездом, Танюш!

— Спасибо, Вера Петровна!

Таня вскочила с дивана, обняла Радичеву и невольно всхлипнула.

— Ты это что, Танюша? — Радичева приподняла ее голову, пытливо заглянула в мокрые глаза девушки. — Что-то непохоже на тебя. Никогда тебя такой не знала.

— Все. Вера Петровна, все! — заставила себя засмеяться Таня, крепко ладонью вытерев глаза и без нужды поправляя густые, цвета спелой ржи волосы; всегда у нее становилось на душе спокойнее, когда рядом оказывалась Радичева. — Поль, давай ставить самовар, гостей угощать!

— Какой чай в такую жару? Сейчас бы холодненького кваску! — взмолилась Зина.

— Есть, есть, и квасок у меня есть! — послышался голос довольной Таниной матери.

Когда все уже сидели за столом, зашел Коля Петляйкин. Смущенный тем, что застал здесь столько людей, он отнекивался от дружных требований сесть со всеми и, вертя в руках какую-то книжку, пытался улизнуть. Схватив его за руку, Зина усадила его за стол.

— На всех нас хоть одного мужичка прислал нам вере паз — верхний бог наш! — балагурила Зина. — Винца уж не догадался принести? Ах ты, тоже мне — парень. В самый бы раз сейчас по рюмочке! Огурчики, видишь, сами в рот просятся.

— Виноват, Зинок, виноват, и вправду не догадался. Да я мимоходом и зашел-то, на минутку, — оправдывался Петляйкин, чувствуя, как полыхает у него лицо. — Я книгу твою принес, забыла ты у меня в кабине…

Про забытую книгу он придумал только сейчас, сказанул и сам же ахнул: а вдруг Таня ответит, что не оставляла? Тогда вовсе пропадай! Не смея поднять глаз, он протянул ей книгу, которую на днях купил в Атямаре и сам еще не дочитал.

Нет, Таня не подвела парня, выручила. Она приняла от него книгу и тотчас показала Радичевой:

— Спасибо, Коля, я уж думала, что потеряла ее. Вы читали, Вера Петровна?

— Нет, не попадалась. Сейчас ведь как? Хорошая книга — словно в войну хлеб по карточкам! — Радичева поднялась. — Все, Танюш, побегу! Убедилась, что ты в порядке, что ты с друзьями. Уборка, Танюш, скоро!

— Мой комбайн готов — жду не дождусь!

— За тебя я не беспокоюсь, — сказала Радичева, вложив, как показалось Тане, в свои слова и другой, скрытый смысл…

Таня заметила, оценила тактичность своих товарищей, за весь вечер никто из них даже случайно не упомянул ни про больницу, ни про то, по какой причине она там оказалась.

Заторопилась на ферму Зина, поднялся и Петляйкин, хотя Поля и шепнула ему:

— Посидел бы немного. И Танюше с тобой не скучно будет.

— Спасибо, Поля, Тане надо отдохнуть. Да и мне еще гараж проведать надо.

Не стала задерживать Колю и Таня, она действительно чувствовала себя усталой. На крыльце, провожая его, попеняла:

— Ты, Коля, скоро совсем научишься врать. Да и меня еще втянул.

— Прости, Танюша, все из-за этой дурацкой робости!

— Ну, тогда прощаю. Ты заходи и не выдумывай никаких предлогов.

— Больше не буду! — легко и совсем по-мальчишески пообещал Петляйкин.

Таня смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за темно-зелеными кустами палисадников. Потом, глубоко вздохнув, вернулась домой.

Поля и мать убирали со стола, Таня хотела было помочь им, но они не разрешили, велели лечь.

Она уже не слышала, как Поля вошла в спальню и, не раздеваясь, долго сидела на своей кровати. Неспокойно было на душе у Поли: по селу о сестре ползали грязные слухи, и как поведет себя гордая неуступчивая Таня, когда они дойдут и до нее? На каждый роток, говорят, не накинешь платок…