Благословение святого Патрика - Вера Колочкова

– Что ж, это ее позиция, Маш. Всякая позиция достойна уважения, по меньшей мере.

– Слушай… А Женькин отец сильно переживает, что она ему не звонит и его звонки сбрасывает?

– Не то слово, Маш… Переживает, конечно.

– Мам, вообще-то она с тобой поговорить хочет…

– Кто?

– Да Женька, кто! Чего ты так испугалась? Если уж затеялась со всем этим хозяйством, то что ж…

– Я не испугалась, Маш. Я готова. Пусть приходит к нам, поговорим.

– Не, к вам она не пойдет… А ты сможешь с ней на нейтральной территории встретиться?

– Конечно… А где?

– В кафе, например. Она тебя сегодня будет ждать в кафе на Вознесенской, около сквера, знаешь? В шесть часов…

– Да. Я приду, Маш.

– Ага… Только учти, она нападать будет, всякую сердитую философию разводить… Ты как, выдержишь?

– Да, Маш, конечно. А ты только за этим ко мне приходила?

– Ну чего ты, мам… Я просто соскучилась, правда… Я в отличие от Женьки ни в какие принципиальные позиции вставать не собираюсь… Я и тебя люблю, и папу. Одинаково.

– Ты тоже с ним полгода не разговаривала, когда он ушел… Забыла? Вот и Женю не осуждай. У нее это пройдет со временем.

– Конечно, пройдет. Я тоже так думаю. Хотя… Может, и не пройдет. И дружить мы с ней уже не сможем, как раньше. Она и во мне будет врагиню-разлучницу видеть. Так уж наша жизнь устроена, мам…

Машка глубокомысленно вздохнула, опустила плечи, грустно подняла брови домиком. И тут же резво подскочила со стула, летящим движением оправила сарафанчик.

– Ладно, я побегу, а то от работы тебя отрываю… Где, говоришь, у меня тушь размазалась?

Сунувшись к зеркалу, быстро привела себя в порядок, взмахнула рукой:

– Пока, мам! Я к тебе заскочу в воскресенье! Познакомлюсь хоть с… С… Как мне его называть-то, а?

– Да как хочешь. На месте определишься! – засмеялась она, любуясь ее грациозными движениями. – Тебя проводить?

– Не, я сама… Все, убежала! А ты в кафе к шести не забудь…

Да уж, забудешь тут. Вздохнула, съежилась внутренне – а признайся себе, матушка, ведь трусишь немного… Но Машка права. Если уж затеялась, надо дальше идти. Ох, непривычно как… Выходит, надо по головам…

Ровно в шесть она вошла в кафе на Воздвиженской, вгляделась в полумрак зала. Женя сидела в углу, за дальним столиком на двоих. Подняла руку, пошевелила пальцами, и она пошла к ней, улыбаясь приветливо. Села напротив, по-прежнему улыбаясь.

– Добрый вечер, Женечка!

– Здравствуйте. Не улыбайтесь мне, тетя Лиза. Не надо.

– Хорошо, как скажешь… Не буду улыбаться.

Женя поджала губы, нервно сплела пальцы рук, глядя исподлобья на подошедшую официантку.

– Мне стакан минеральной воды, пожалуйста. Холодной, без газа. И кофе.

Официантка кивнула, черкнула что-то в своем блокнотике, отошла. Женя молча глядела поверх ее головы, будто и не собиралась начинать разговора. Затянувшаяся пауза стала совсем уж несуразной, и она не выдержала ее, задав вопрос, тоже несуразный по сути:

– Так о чем ты хотела поговорить со мной, Женечка?

– Хм… А вы, можно подумать, не догадываетесь, о чем!

– Почему же, догадываюсь. Ты хочешь убедить меня в том, что я не права. И папа твой не прав. Ведь так?

– Не в правоте дело, теть Лиз. У каждого правота своя собственная. Если бы каждый поступал исходя только из своей правоты… Тогда бы мир состоял из одних подлецов и эгоистов, а честных и благородных людей не было бы вовсе.

– Мир в первую очередь должен состоять из счастливых людей, Женечка. Чем больше счастливых людей, тем мир лучше и красивее.

– Ой, теть Лиз… Не надо пафоса, прошу вас! Про мир, про красоту… А несчастливым в этом красивом мире что делать прикажете? Тем, которые стали несчастливыми за счет счастливых? Радоваться за них, что ли? В ладоши хлопать? Не узнаю вас, теть Лиз… Недавно вы вроде по-другому рассуждали, примеры всякие приводили… Говорили – для человека главнее его внутреннее счастливое обустройство, этого ему достаточно… А на поверку-то вышло не так, да? Маловато внутреннего счастливого обустройства оказалось, еще и внешнего захотелось, да?

– Это, по сути, одно и то же, Жень. Мы с твоим папой полюбили друг друга, уж так наше внутреннее обустройство совпало, извини. Подобное притягивает подобное. И по-другому никак нельзя, понимаешь? Разреши своему папе быть счастливым, Жень…

– Ага! Счастливым, значит! А маме надо разрешить быть несчастной! Так, что ли? А середина где, хотелось бы знать? – сощурила она глаза, откинувшись на спинку стула. Усмехнувшись, добавила язвительно: – Вы еще мне про чистоту и наивность сердца сейчас поведайте… Как вы там про вашего святого Патрика рассказывали? Грешить можно сколько угодно и других несчастными можно делать сколько угодно, лишь бы первозданная чистота и наивность сердца сохранились! Так, да? Очень удобная философия, тетя Лиза! Как будто все это можно совместить в одном флаконе! Смешно!

– Не знаю насчет удобства, Женечка, и насчет смеха тоже, но это на самом деле так… У твоего папы именно такое сердце…

– Нет. Не может быть одного сердца у доброго терпилы и у злого предателя. Вы уж что-то одно выбирайте.

– А ты не смей так говорить о своем отце… Извини, конечно. И все равно – не смей… Тебе же потом стыдно будет… Хочешь совет, Женечка?

– Ну?..

– Дай себе срок, чтобы принять…

– Я этого никогда не приму, теть Лиз. Я предателей не уважаю, пусть они даже из породы святых. Святые-то как раз терпят…

– Да, твой папа не святой. Но и не предатель. И почему ты не даешь ему права выбора? Почему он должен поступить так, как ты считаешь нужным и правильным?

– Почему? Да хотя бы ради сохранения семьи, какой бы она ни была. Ради спокойствия женщины, с которой прожил двадцать лет бок о бок и которую сам же искушал своим вечным терпением… Ведь искушал, согласитесь? Я даже более того скажу – провоцировал на свободу слов и действий! Ведь это же нечестно, это подло… Если уж ты позиционировал себя как мудрого непротивленца, то будь последовательным до конца! Или хотя бы знак подай, что тебе больше невмоготу терпеть…

– Он не провоцировал, Женечка. То есть… Я думаю, он не специально так себя преподносил. Просто он человек такой. Он так живет. Просто живет, и все.

– Вы мне будете сейчас рассказывать, какой человек мой отец? Вы? И если уж он такой человек, тогда какая ему разница, с кем жить?

– Ну, это уж чистой воды эгоизм, Женечка… И вопрос детский и глупый. Извини, конечно.

– Значит, вы не хотите меня понять…

– Нет, не хочу. Я люблю твоего папу и хочу, чтобы он был счастлив.

– Ну, тогда нам больше не о чем разговаривать… Хотя вас-то я как раз и не осуждаю по большому счету. В вашей ситуации – это выход. Какой-никакой, плохонький, конечно, но выход.