Лето быстрых перемен - Николай Рябов

Елена Константиновна подтвердила это догадку:

– В день отъезда я помогла Ковалёву собрать дорожную сумку, и хотела проводить его вечером на вокзал, но он отговорил.

– Каким образом?

– Сказал, что хочет зайти к приятелю и, что этот парень потом отвезёт его прямо к поезду.

– Не знаете, что за приятель?

Гнедина отрицательно покачала головой.

– Всю неделю перед отъездом Игорь носился по городу, как сумасшедший, чтобы рассчитаться с долгами и доделать кое-какие дела. Признаться, я не особо вникала в их суть и больше переживала, что мы редко бываем вместе, – сейчас в голосе женщины отчетливо слышалось сожаление.

– Не догадываетесь, о каких делах тогда шла речь?

Елена Константиновна пожала плечами:

– Мужчины не любят рассказывать о делах… Помню только, что в те дни Игорь пару раз созванивался с Сашей, моим теперешним мужем.

На этот раз изобразить невозмутимость оказалось гораздо сложнее:

– Ваш муж созванивался с Ковалёвым перед его отъездом в Москву?!

По-моему, Гнедина не обратила внимания на мой озабоченный тон.

– Почему вас это интересует? – просто спросила она.

– Меня интересуют все связи Ковалёва, которые хоть как-то могут помочь в его поиске!

Это объяснение вполне устроило Елену Константиновну:

– Они хорошо знали друг друга, и в Новограде Игорь часто помогал Гнедину в делах. Кстати, муж всегда был о нём очень высокого мнения…

«Ну да, высокого, – мысленно усмехнулся я. – Помнится, Александр Иванович назвал Ковалёва вполне заурядным субъектом!».

Рядом с нами на лавку плюхнулась парочка шумных подростков в широких, безвкусно сшитых штанах с десятком карманов на молниях и безразмерных черно-красных футболках. Оба имели длинные светлые волосы, и оба носили на голове черные бейсболки козырьками назад, а на ногах – бело-серые кроссовки.

О том, что это парень и девушка я догадался только, когда они отставили в сторону свои жестянки с «Пепси» и, обнявшись, стали целоваться.

Елена Константиновна терпела это беспардонное соседство чуть более минуты, а затем молча встала и, скрестив руки на груди, медленно пошла вдоль бульвара.

Я незамедлительно последовал за ней.

– Вы сказали, что Ковалёв был в неплохих отношениях с вашим мужем. Не припомните, они встречались потом в Москве?

– Понятия не имею, – откликнулась Гнедина, задумчиво глядя себе под ноги. – Я ведь тоже не говорила мужу, что этим летом видела Игоря…

Она сдержанно улыбнулась.

С красивой и умной женщиной всегда непросто разговаривать. Елена Гнедина, как раз и была такой – рассудительной, красивой и, помимо всего прочего, чрезвычайно обаятельной. Словом, какие встречаются крайне редко.

Сознаюсь, я был очарован Еленой Константиновной буквально с первых минут нашего общения. Её манера держаться, приятный голос и прямота, с которой она отвечала на вопросы, сразу вызывали симпатию и уважение, в то же время, заставляя тебя внутренне собраться, и напрячь извилины, дабы случайно не ляпнуть при этой королеве какую-нибудь глупость.

Теперь мне стало ясно, почему Александр Гнедин однажды обратил на неё внимание и, в конце концов, добился того, чтобы Елена Прекрасная пошла с ним под венец: подобные женщины, действительно, встречаются в жизни нечасто и потому ценятся весьма и весьма высоко.

Что касается меня, то, в свободное от работы время, я предпочитаю держаться подальше от таких королев – с ними слишком много хлопот и, в основном потому, что эти сверхпрелестные и обворожительные существа, словно мощные магниты, притягивают к себе взгляды завистников. А такого рода удовольствие обычно дорого обходится их кавалерам и в прямом и в переносном смысле. Мне нравятся обычные женщины, рядом с которыми не надо становиться на цыпочки и раздуваться по-индюшиному, чтобы выглядеть лучше и умнее, чем ты есть на самом деле.

Беседуя, мы прошлись по бульвару до Устьинского моста, а затем так же неспешно вернулись к стоянке, на которой Гнедина оставила автомобиль.

Я задал ей массу вопросов об Игоре, но при этом, намеренно не стал расспрашивать о прежних взаимоотношениях с Ковалёвым, чувствуя, что подобный интерес мигом поставит жирную точку в нашем непростом диалоге.

Когда мы подошли к «Брабусу», я спросил, кто бы ещё мог рассказать мне об Игоре Ковалёве, и Елена Константиновна, недолго думая, посоветовала разыскать Анатолия Илларионовича, о котором однажды уже говорила Бережная.

– Он живёт в одном доме с родственниками Ковалёва, – сказала Гнедина, даже не догадываясь о том, что я уже успел побывать в этом ничем не примечательном строении на улице Освободителей. – Илларионович знает Игоря гораздо дольше меня!

– Но ведь он сосед по дому, не более? – недоверчиво заметил я.

Елена Константиновна быстро рассеяла мои сомнения.

– Когда Ковалёв был ещё подростком, этот человек сделал для него, наверное, больше, чем кто-либо другой: сперва, научил водить машину, потом убедил Игоря заняться спортом и тот, буквально за полтора года выполнил норму кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе! – Гнедина перечисляла факты из биографии теперь уже чужого ей мужчины, без насмешки и какого бы то ни было пренебрежения, хотя этот мужчина и оставил в её душе, вероятно, не самый светлый след. – Когда Игорю действительно было трудно, он шёл за советом не к дядьке или своей тёте, а именно к Илларионовичу. И не только он, но и многие мальчишки из их двора…

– Чем же он их так привлекал? – не удержался я от вопроса.

Прежде чем ответить, Гнедина помолчала, по-видимому, подыскивая подходящие слова.

– Мне кажется, этот старик просто по-другому воспринимает людей, – наконец, откликнулась она. – Не так, как многие, которые, чаще всего, могут разглядеть у незнакомого человека лишь лицо, фигуру и то, что на ней есть из одежды. Наверно, ещё сложнее понять подростка, до которого обычно никому нет дела, но Илларионовичу это каким-то образом удавалось.

– Вероятно, старик – неплохой психолог, – вставил я замечание, и Елена Константиновна кивнула.

– Главное, он действительно стремится помочь людям. Даже едва знакомым. Причем, в отличие от психотерапевтов, абсолютно бескорыстно, – с усмешкой добавила Гнедина, и эта ироничная ухмылка лишь подтвердила, что женщина не понаслышке знает о людях данной профессии.

– Вы были знакомы?

– Совсем чуть-чуть, но о нём много рассказывал Игорь. Даже муж как-то обмолвился, что хотел бы разбираться в людях так же, как Анатолий Илларионович.

Надеюсь, Елена Константиновна не заметила, как после её слов у меня удивлённо взметнулась бровь:

– Ваш муж?!

– Да, Гнедин одно время увлекался шахматами, и Анатолий Илларионович тренировал его несколько лет.

Она упомянула об этом моменте в мужниной биографии настолько обыденно, что, не будь я постоянно начеку, точно пропустил бы эту фразу мимо ушей!

Пришлось даже сделать над собой усилие, чтобы сохранить на лице прежнюю озабоченность, хотя внутренне я, конечно, ликовал: за последний час Елена Гнедина сообщила мне два важнейших факта, которые реально могли ускорить поиск!

При расставании, я попросил Елену Константиновну воздержаться от рассказа кому-либо о нашей встрече, по крайней мере, в ближайшие две-три недели.

– В противном случае, последствия окажутся намного серьёзней, чем этот гипс! – я демонстративно приподнял свою тяжелую малопослушную руку.

– Разговор останется между нами, – пообещала Гнедина и не преминула спросить о том, как я её вычислил.

Сознаваться в неблаговидных поступках всегда тяжело, но иного не оставалось:

– Прежде чем затевать эту беседу, мне непременно следовало убедиться, что рядом не будет посторонних. Так что какое-то время пришлось понаблюдать за вами…

Кажется, это объяснение вполне устроило гнединскую супругу и, сухо кивнув мне, она повернулась к машине, чтобы открыть дверцу.

Я взглядом проследил за тем, как её «Брабус» беззвучно тронулся с места, и, сверкнув полированным боком, быстро покатил вдоль Солянки в направлении Китай-города.

Когда автомобиль скрылся из виду, я оглянулся по сторонам и стал высматривать свободное такси.

Встречи со Свиридовым и Еленой Гнединой позволили мне по иному взглянуть на ситуацию с банкиром и безуспешно разыскиваемым Ковалёвым.

Когда в понедельник вечером я немного разобрался в своих сомнениях, приехал с работы Максимыч.

– Лёшик, уж поскорее бы ты воскрес! – чуть ли не с порога заявил он. – Сил нет смотреть, как тебя оплакивают!

Потом, переодеваясь в шорты и футболку, Маркелов рассказал, как за последние дни изменилась атмосфера в агентстве, где практически всегда царили деловитость и оптимизм.

– Слепнев винит себя в истории с Каперской! Даже заявление подал, по собственному желанию! – Маркелов осторожно задымил сигаретой у раскрытого окна.