Волк насторожился - Александр Бушков

— И как солдаты? — спросил он.

— Как все солдаты, — пожала плечами старуха. — Бражку вынюхивают потихоньку, девок у нас почти что и нет, с этой стороны никакого озорства… Лейтенант, как ему и положено, держит себя строго, не пьет. Говорит, там, дальше в тайгу, еще солдаты, так что беспокойства, обещал, не будет никакого. Вот только веет из тайги… в небе не хмарно, да на душе морокотно, никакого настроения нет…

Лара, определенно изнывавшая от желания вклиниться в степенную беседу, наконец прорвалась:

— А вы, бабушка, не колдунья? Взгляд у вас… загадочный.

— Внимания не обращайте, — сказал Данил. — Она у нас маленькая еще, мультиков насмотрелась…

— Колдуний, милая, давным-давно всех вывели, — сказала старуха.

— Кто вывел?

— Жизнь… Когда приходит такая жизнь, что колдуны ей не нужны, все само по себе тает, не успеешь и заметить. Оглянешься — и нет ничего, а еще вчера было столько…

— Жаль, — сказала Лара. — Я-то думала, попаду в деревню, покажут мне домового под печкой и волков-оборотней… В Германии об этом столько писали, есть даже академия колдовства с сибирской кафедрой. Что вы смеетесь? Журналы выходят, симпозиумы собирают… Должно же в самых глухих уголках что-то такое оставаться?

— Ох, да притихни ты, — сказал Данил. — Ты сама для здешних мест — неплохая экзотика… Бабушка, переночевать не пустите? Время к вечеру…

Они уже въехали в деревню. Справа над ней нависала гора с обширными серыми каменными проплешинами. Слева подступала тайга. Домов двадцать, не больше. У одного Данил увидел темно-зеленый «уазик» с эмблемой ФКГЗ на дверцах. Тут же стояли два солдата в пятнистых комбинезонах и лениво покуривали. Машину они проводили довольно безразличными взглядами.

— Вон тот дом, — сказала старуха. — Деревня не староверская, так что курите в избе свободно, только если вздумаете разводить любезности, — она быстрым взглядом словно бы соединила Данила с Ларой, — скажите сразу, постелю в сараюшке.

— Стелите, — с невиннейшим выражением лица кивнула Лара.

Дядя Миша хрюкнул. Данил хотел что-то сказать, но, не в силах отвязаться от стойкого убеждения, что старуха видит его насквозь, промолчал. Вылез, остановив машину у изгороди, вытащил рюкзак и вслед за старухой вошел в избу. Из угла вышел худой серый кот, потянулся и заорал, прося жрать.

— Сюда поставь, — сказала старуха. — Я сейчас печку раздую, сготовим ужин… Охотники?

Данил молчал. Полное впечатление: что бы он ни соврал, з д е с ь это не пройдет. Говоря по-книжному — аура, а если проще — д р у г о й м и р. Никакое не колдовство, просто другой мир, кое в чем не изменившийся со времен Чингисхана.

— А у вас, бабушка, в самом деле под печкой никого такого не водится? — спросил он, развязывая рюкзак и выставляя на стол консервные банки.

Во дворе о чем-то тихо говорили дядя Миша с Валентином.

— Кто их знает, сегодня был, завтра ушел, — старуха ловко пихала поленья в печь. — Девчонку-то зачем тянете? Да ты на меня так не смотри, я ж говорила, колдунов давно повывели… Просто вы в городе з н а т ь разучились, вот и все премудрости… Может, оставишь ее у меня? Над теми местами, куда у тебя нос повернут, которую сотню лет, как говаривали старики, очень уж недобрые ветры. Плохие места, господин проезжающий. И беспокоить их не стоило бы.

— Бабушка, ты ведь давно живешь, — сказал Данил тихо. — Может, приходилось слышать, что есть такие места, куда идешь не по своей воле…

— С о в с е м не по своей?

Он пожал плечами.

— Я тебя не пугаю, — сказала старуха. Подсунула под клетку поленьев бересту и ворох щепок, чиркнула спичкой. — Хотела бы напугать, уж придумала бы что пострашнее, вы, городские, разинув рот все подряд глотаете… Только еще деды рассказывали, что в той долине в особые ночи скачет орда, и все, как один, безголовые. Уздечки не звенят, копыта не чапают, носятся взад-вперед без всякого звука, а головы ни у одного нет. Вреда от них еще никому не было, просто п о к а з ы в а е т тайга… Бывает такое над золотом. Само оно спит спокойно, ни снов, ни кошмаров, а над ним мельтешит — когда пестрая кошка, когда беленький барашек, а когда и те, кого с т о р о ж и т ь положили. Кошмары у людей бывают. П о т о м… В особенности когда золото — заклятое. Ты его, может, и возьмешь, может, оно тебе и не навредит ничуть, но унести бывает трудновато.

— Я уж думал, скажете, что душу погублю…

— Очень уж не н а ш е золото-то. К такому страхи о погублении души вроде бы и не относятся, однако палка бывает о двух концах — поди угадай, что ч у ж о е к тебе потом привяжется. Один сагаец его называл «буруш-олтун» — «пачканое золото». Это он не о грязи…

Данил стоял среди избы. Вновь, не впервые уже, окружающее показалось ему нереальным, но теперь знаки были переставлены — сейчас именно он, если подумать, был для этого не менявшегося столетиями мира чем-то призрачным и мимолетным, как ползущий между кедров утренний туман.

Резко мотнул головой, стряхивая наваждение, вышел на крыльцо. Пропустил в избу Валентина с рюкзаком на правом плече, за ним Лару, задержал Корявого:

— Пойдем-ка… — Отвел к машине, понизил голос: — Дядя Миша, нужно в темпе провернуть маленький шмон. Сможешь?

— Смотря что.

— Слушай сюда…

От баньки они отказались, от «кваску» тоже. Старуха уселась разбирать принесенные из тайги травки. Лара, узрев такое занятие, начала увиваться вокруг с деликатными расспросами о колдовстве, и Данила такой поворот событий как нельзя лучше устраивал — обе сидели в дальней комнате, а рюкзаки остались в сенях… Он подошел к Валентину и сказал многозначительно:

— А не прогуляться ли нам по деревне?

— Зачем? А, да, понял.

Они вышли со двора. Корявый, которому Данил за спиной белобрысого показал большим пальцем через плечо, нырнул в избу. В деревне стояла тишина. Светились окна, у забора шумно вздохнула корова, почти невидимая в сумерках. Дома были разбросаны вольно, так что единственная улица была не такая уж и короткая. Стараясь не спешить, оба прошли до самого конца, развернулись и направились обратно. В доме, возле которого приткнулся комитетский «уазик», орал магнитофон. Окна занавешены плохо, и Данил увидел, что солдатики, все шестеро, сидят у стола вокруг трехлитровой банки с жидкостью цвета какао. Действительно, по возрасту — определенно контрактники. Лейтенант притулился тут же в уголке, и лицо у него выдавало борение самых разных желаний. Можно биться об заклад, что сегодня-то он все же не вытерпит…

— Что это там у них?

— Бражка с какао, — сказал Данил. — Приятная штука.

— Это не засада.

— Конечно, — сказал Данил. — Засада так беззаботно не балдеет. Но рация у них есть, вон, видите? Уголок торчит. Не знаю, что там за беспорядки в Тохаре, есть они на самом деле или нет, но под этим соусом нас любой патруль хлопнет в два счета, как гипотетических боевиков, и никому потом не докажешь…

— Ничего, — спокойно сказал Валентин. — Главное — добраться. Пойдемте?

— Подождите. — Данил прикинул: следовало дать Корявому побольше времени. — Постоим пару минут, у меня чисто личный разговор…

— Успокойтесь. Я не собираюсь ябедничать папочке. Вы ведь это имели в виду?

«Быстрый, сволочь», — подумал Данил.

— Именно это я и имею в виду, — сказал он.

И пошел вслед за спутником к дому — ничего нельзя было придумать, чтобы задержать его еще хотя бы на пару минут…

Однако, вернувшись, они застали в избе сущее благолепие — Лара со старухой заканчивали вязать траву в пучки, а дядя Миша подкладывал полешки в печку. Кот устроился под столом, зорко оглядывая оттуда незнакомых людей. Демонического в нем ничего не было, а поскольку в избе горели самые обыкновенные электрические лампочки, вокруг не пахло и каплей мистики — и все равно Данил не мог отвязаться от мысли, что время и пространство вдруг лопнут чудовищной трещиной, разодрав теплую ночь сверху донизу, до неба, до звезд, и с т о й стороны хлынет дневной свет, затопочут копыта, по улице проскачут всадники, посланные переловить последних улизнувших свидетелей погребения…

— Спать у нас рано ложатся, — намекающе бросила старуха.

— Нам, пожалуй, тоже пора, — сказал Данил. — Выезжать будем по рассвету… Готовьтесь спать, гвардия.

— А где у вас сараюшка? — спросила хозяйку Лара.

— Никаких сараюшек, — заявил Данил мрачно. — Диспозицией не предусмотрены.

Он вышел во двор, закурил, подошел к «уазику». Вскоре скрипнула дверь, с крыльца сбежал дядя Миша:

— Бабка сказала белесому, чтоб заносил автомат в избу. Углядела же, клюка… Неси уж, говорит, чего уж…

— Она такая, — сказал Данил.

— Командир, ты молитву какую-нибудь не помнишь? На сон грядущий бы?

— Да ладно тебе…

— А все ж таки. Та еще бабулька, гадом буду. Кто ее знает, что ей в голову взбредет насчет нас…