Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - Коллектив авторов

Жуань Цзи[503]

Перевод В. Рогова

1 Я ночью глубокой       уснуть не могу,Встаю и играю       на цине певучем.Мне ветер прохладный       халат распахнул,Луна освещает       в окне занавеску.Там, в северной роще       птица поет,А в поле кричит       неприкаянно лебедь.В скитаниях что же       увидишь еще?Печальные мысли       всё ранят мне сердце.

8 Светит-горит,       опускаясь на западе, солнце,Гаснущий свет       на халат мой ложится, тускнея.Ветер, крутясь,       летает по стенам покоя,Птицы тесней       на морозе прижались друг к другу.Птицы чжоу-чжоу[504]       все же клювами перья сжимают,Звери цюн-цюн[505]       тоже ищут себе пропитанья…Можно ли, став       путником в дальней дороге,Душу забыть,       стать подобьем звенящего камня[506]?Прямо спрошу:       разве стоит, за славой гоняясь,Чахнуть, страдать       и терзаньями сердце исполнить?Много милей       с воробьями порхать, со стрижами,Чем по морям       устремляться за Лебедем Желтым[507]?Вольно летит       в четырех он морях на просторе —А с полпути       как сумеешь потом возвратиться?

17 Одинокий, забытый,       сижу я в покое пустом.Кто понять меня сможет,       с кем речь я могу повести?Выхожу за ворота —       дороге не видно конца;Ни коней, ни повозок —       все пусто, куда ни взгляну,Поднимаюсь на башню,       взираю на девять земель[508] —Без конца и без края       пустыня простерлась кругом.Одинокая птица       на северо-запад летит,Зверь, от стаи отбившись,       стремится на юго-восток…На закате я вспомню       далеких друзей и родных:Только с ними при встрече       я мог бы всю душу излить.

32 Светилу дня       два раза не взойти,—Свершая путь,       темнеет белый лик.Немного дней —       и осени конец,И срок ее       не долее кивка.Людская жизнь —       как пыль и как роса,А Неба путь       туманен и далек.Цзин-гун из Ци       всходил на гору НюИ лил поток       неудержимых слез.[509]Мудрейший Кун       на берегу рекиСкорбел, что смерть       быстрей полета птиц.[510]Мне не догнать       ушедших навсегда,Те, что придут,       не встретятся со мной.Хочу взойти       на гору Тайхуа[511] —Отшельник Чи[512]       да будет спутник мой!Скорбь бытия       постиг отец-рыбак[513],Когда в челне       вниз по теченью плыл.

Цзи Кан[514]

Перевод В. Рогова

7 Человеческая жизнь        коротка,Протяженны небеса       и земля.Сотню лет, что протекут       на земле,Долголетьем кто из нас       назовет?И к бессмертию стремлюсь       я в мечтах,Быть к нетленному хочу       приобщен.Я топчусь, поводья сжал       я в рукеИ на друга все смотрю       снизу вверх,

15 Ночью глубокой       пустынно и чисто,Ярко луна       осветила террасу.Ветер чуть-чуть       шевелит мне одежду,Полог простой       высо́ко подобран.Кубок наполнен       вином превосходным,Только мне не с кем       делить мою радость.Цинь мой певучий       со мной неразлучно,Жалко, что ныне       играть на нем не с кем,Взор подымаю,       тоскую о друге,Благоуханном,       как цвет орхидеи…Нет человека       прекрасного рядом —Разве же можно       теперь не вздыхать мне?

Чжан Хуа[516]

Перевод В. Рогова

5 Рассеянно взор мой       скользит по полям,Бесцельно брожу я,       подолгу стою.Ручью орхидеи       края оплели,Цветы затеняют       зеленый поток.Здесь в целой округе       красавицы нет —Кому же цветы мне,       нарвав, подарить?Знакомы морозы       всем жителям гнезд,И ведомы ливни       насельникам нор.Кто в долгой разлуке       не ведал тоски,Тот радости встречи       узнает едва ль,

Повозка у ворот       и кони — гости!«Откуда, сударь, вы?» —       я вопрошаю,И вмиг наперебой       пошли вопросы —И оказалось, мы       соседи были!Толкуем, что в былом       мы горе знали,Вздыхаем, что сейчас       отрад не видим.Мы утром речь ведем,       бодрим друг друга,И на закате дня       все длятся речи…Как трудно замолчать,       начав беседу!Заводим песню мы       порой прощанья.Еще былая скорбь       не прекратилась,А новая тоска       уже настала.

Цзо Сы

Перевод Л. Бадылкина

Ветер осенний,       все холодней на ветру —Белые росы       инеем станут к утру.Слабые ветви       вечером стужа скует,Падают листья       ночи и дни напролет…Вот над горами       вышла луна в облаках,Все побелело       в льющихся лунных лучах.За занавеску       выгляну в маленький сад:Дикие гуси       в утреннем небе кричат.К дальним просторам       дух устремляется мой —Дни коротаю       в комнатке этой пустой.Стар я скитаться       вечно в чужой стороне.Сумерки года…       боль и досада во мне.

Тао Юань-мин[517]

Перевод Л. Эйдлина

Уже сединою       виски у меня покрылисьИ мышцы и кожа       свою утратили свежесть.Хотя в моем доме       и пять сыновей взрастает,Но им не присуща       любовь к бумаге и кисти.Шу — старшему сыну       исполнилось дважды восемь,По лености вряд ли       соперник ему найдется.В пятнадцать Сюаня       Конфуций «стремился к книге»[518],Сюань же, напротив,       не терпит искусства слова.Дуаню и Юну —       они близнецы — тринадцать,Недолго обоим       шестерку спутать с семеркой.А младший мой, Тун-цзы,       которому скоро девять,Тот только и знает,       что груши рвать да каштаны.Коль Небо судьбою       меня одарило этой,Осталось прибегнуть       к тому, что содержит чарка.

Густо-густо разросся       лес пред самою дверью дома.Когда лето в разгаре,       сберегает он чистый сумрак.Южный радостный ветер       в это время как раз приходит,И бесчинствует всюду,       и распахивает мой ворот.Я нигде не бываю, —       выйду так, полежать без дела,Или сяду спокойно       и за цинь возьмусь, и за книгу.Овощей в огороде       у меня изобилье всяких,Да и старого хлеба       остаются еще запасы.О себе все заботы       ограничены ведь пределом,Мне же больше, чем надо,       никогда не хотелось в жизни.Винный рис я очищу       и вино на славу готовлю,А поспеет, и сразу       сам себе его наливаю.Сын мой, маленький мальчик,       здесь же, рядом со мной, играет.Он мне что-то лепечет,       а сказать еще не умеет.И во всем этом вместе       есть, по правде, такая радость,Что уже я невольно       о роскошной забыл булавке…[520]И в далекие дали       провожая белые тучи,Я в раздумьях о древнем;       о, раздумья мои глубоки!

Теплотою и влагой       три весенние срока славны,[521]И чиста и прохладна       та, что белой зовется, осень.Когда росы застынут       и кочующих туч не станет,Когда небо высоко       и бодрящий воздух прозрачен,Как причудливо-странны       воздымаются ввысь вершины,Стоит только вглядеться, —       удивительно, неповторимо!Хризантемой душистой       просветляется темень леса.Хвоей сосен зеленой,       словно шапкой, накрыты горы.Размышляю об этом       целомудренном и прекрасном,Чья открытая доблесть       и под инеем нерушима,И за винною чарой       об отшельнике древнем думы:Будет тысячелетье,       как твоих мы держимся правил.Но пока в моей жизни       неразвернутые стремленья…Чувства, чувства такие       в «добрый месяц» меня тревожат.[522]

И бедно живу,       и мало с миром общаюсь.Не помню порой,       сменилось ли время года.Пустынный мой двор       покрыт опавшей листвою.Я, с грустью взглянув,       узнал, что осень настала.Подсолнечник вновь       расцвел у северных окон.Колосья уже       созрели на южном поле.Мне как же теперь       не радоваться на это:Уверен ли я,       что будущий год наступит?Жену я зову,       детей мы берем с собоюИ в добрый к нам день       гулять далеко уходим.

Когда Пан служил цаньцзюнем у Вэйского цзюня[525] и был послан из Цзянлина в столицу, он, проезжая через Сюньян, подарил мне стихи.