Дикая роза - Айрис Мердок

- Но как он их добудет? Откуда?

Хью повернулся и посмотрел на Тинторетто. Сперва Милдред думала, что он сейчас что-то скажет. Потом поняла, что он уже все сказал, и воскликнула негодующе:

- Нет, нет! Ни за что!

- Так и я ему ответил, - сказал Хью тихим, усталым голосом и сел на диван лицом к Милдред.

- Это было бы непростительно, - сказала Милдред. Возмущенная до глубины души, она говорила, не думая. - Нет, Хью, нет.

Наступило молчание, и Милдред, только теперь кое-что сообразив, мысленно ахнула.

- Да, это непросто, - сказал Хью все так же тихо. И добавил: - Выпью-ка и я глоточек.

Какое уж тут просто! Не получит денег - не уйдет. А не уйдет - не видать Феликсу Энн.

Милдред взяла себя в руки. Решение быть объективной причиняло ей физическую боль, но она сказала твердо:

- Хью, вы рассудите здраво. Продать вашего обожаемого Тинторетто ради того, чтобы Рэндл мог порезвиться с женщиной, которая через полгода, скорее всего, ему надоест? Это смешно. И это было бы в корне неправильно. Скажите Рэндлу, пусть возьмется за ум. Если он хочет уйти от Энн, пусть получит половину того, что стоит питомник, и начинает сначала. А эта Риммер, что же, не умеет работать? Вам почему-то кажется, что они не простые смертные. Такое отношение может им только повредить.

- Обо всем этом я уже думал, - сказал Хью. - Я думал об Энн. Думал о Саре. Думал о том, что, уж если продам картину, деньги нужно отдать в фонд по мощи голодающим. Все передумал.

- А если так, почему же вы еще сомневаетесь?

- Непросто это, - повторил он и подлил себе виски. - У Рэндла это очень серьезно. Он действительно любит - так, как любят только раз или два в жизни. И у такого человека, как он, именно в его возрасте любовь прочнее. - Он вздохнул. - Мне кажется, это надолго. Она, кстати сказать, очень хороша.

- Хью, не будьте фривольны.

- А без денег он не уйдет.

- Ну и пусть не уходит! - вскричала Милдред, теряя терпение. Ей было обидно за Феликса, но никаких неясностей она тут не усматривала.

- Но понимаете... - сказал Хью и умолк, словно не зная, стоит ли продолжать. - Есть еще одна сторона вопроса.

Милдред, точно выключатель щелкнул у нее в мозгу, сразу увидела эту другую сторону, и если при виде первой картины она ахнула, то от этого видения у нее и вовсе захватило дух. Не дав ей собраться с мыслями, Хью опять заговорил:

- Как ни пробуй это выразить, все покажется чудовищным. Разумеется, это и в самом деле чудовищно, не вмещается ни в какое серьезное намерение. Это кошмар, кошмар наяву, который преследовал меня всю ночь. И когда я вам звонил, мне нужно было сознаться в этом кому-то, сознаться вам. Просто чтобы от этого избавиться. Да, избавиться. Когда я вам скажу, вы решите, что я сошел с ума. Все, что вы сейчас говорили, совершенно верно. И, конечно, картину я продать не могу. - Он замолчал, словно уже высказался до конца.

- Но вы мне не сказали, - напомнила Милдред, видя, что он молчит. Эта... другая сторона. Она касается Эммы?

- Милдред... - начал Хью. Потом судорожно прикрыл лицо руками, растопырив пальцы на лысом лбу и заглушая ладонью не то вздох, не то стон.

- Вот, значит, до чего дошло, да?

- Вы такая чуткая, такая отзывчивая, - сказал Хью, опуская руку. - Вы все понимаете с полуслова. Помните, я недавно вас спрашивал, пойти к ней или нет? Ну так вот, я послушался вашего совета, пошел. Я думал, может быть, успокоюсь. Но нет, не успокоился, куда там.

- А вы помните, я сказала, что вы без пяти минут влюблены. Вот вы и влюбились. - Голос ее дрожал.

- Я влюбился, - повторил он торжественно, захваченный высоким трагизмом своей участи.

Ошеломленная новыми требованиями, которые предъявила ей сейчас собственная прозорливость, и болью ревности, пронзившей ее как копье, Милдред не нашлась что сказать.

А Хью, ничего не замечая, продолжал:

- Такой умной женщине, как вы, я могу и не объяснять, в чем состоял мой кошмар. Эмма и я - тут есть кое-какие возможности. Но дело в том, что Эмма не одна. Она... каким-то образом... зависит от этой Линдзи. Нет, не поймите меня превратно. Они очень привязаны друг к другу, как-то совсем посемейному. И пока Линдзи там, для меня там нет места. Вот так и обстоит дело. - И добавил для полной ясности: - Так-то вот.

- А если дать Рэндлу возможность купить Линдзи, вы могли бы занять пустующее место у очага. - Милдред тут же выругала себя за эти горькие речи. К глазам ее подступили слезы бессильной обиды.

Хью покоробило от ее резкости, он склонил голову обиженно и смиренно.

- Вы, конечно, понимаете, я тут наговорил бог весть чего, чтобы очистить голову от ядовитых испарений. Видимо, это вас возмутило. Сами вы такая открытая и простая, вам, наверно, и не понять, какие фантазии, какие выверты могут таиться в душе у... самых обыкновенных людей. Зря я только вас побеспокоил. - Он плотно сжал губы, растянул их в жесткую линию. Он был не на шутку уязвлен.

Пока Милдред пыталась совладать с собой при помощи глубоких вздохов и глотка виски, он продолжал уже более примирительно:

- Вы, как всегда, говорите со мной голосом реальной жизни. Потому, очевидно, я вас и позвал. Всерьез я ни минуты не думал о том, чтобы продать картину. Это было бы вопиющей несправедливостью по отношению к Энн и Саре. И очень вредно для Рэндла. Пожалуй, это важнее всего. Это развратило бы Рэндла.

Милдред встала и отошла к окну. Поморгала от бледного, неверного света в полосах дождя. Только бы найти в себе силы подумать. Она сказала:

- Погодите, погодите минутку.

До того как в игру вступили ее собственные интересы, она все видела ясно. Теперь все смешалось и спуталось. С мучительным усилием она размотала этот клубок. Если Хью продаст картину, Феликс получит Энн. Если Хью не продаст картину, она, Милдред, получит Хью. Вот какая складывалась ситуация.

Милдред не первая засомневалась в добром деле, сообразив, что оно, между прочим, сулит ей выгоду. Вернее, вообразив это, она стала горячее радеть о выгоде чужой. И еще она все отчетливее сознавала свою способность влиять на Хью и как Хью хочется, чтобы на него повлияли. Теперь ей стало ясно, что всю эту ночь Хью терзало одно - всепоглощающее желание продать картину. Однако моральные препятствия казались ему непреодолимыми. Да, так оно и было.

Милдред понимала, что если говорить, то говорить надо поскорее и сразу попасть в точку. Но в какую точку? Она не хотела решать за Хью немедленно. Надо повременить, оставить все в неопределенности, дать себе время еще поразмыслить. Но выходило, что она уже помогла ему принять решение. Какие же достаточно тонкие доводы можно теперь привести в пользу другой стороны? Она сделала отчаянную попытку увидеть всю ситуацию глазами Хью, увидеть Рэндла его глазами. Она сказала: