Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны, несколько раз выходило как-то само собой, что Паутов выходил купаться именно в то самое время, когда купался Маторин, или делал прогулки по морскому берегу в те часы, когда гулял Маторин. На его несчастье, встречи все-таки не выходило. Конечно, Маторин знал, что он здесь, и если бы желал его видеть, то просто послал бы сказать. Сердце Паутова сжималось от какого-то тайного предчувствия, нараставшего с каждым днем.
Таким образом прошло несколько мучительных дней. К довершению всего, раз утром неожиданно заявился Шмурло, – как будто шел мимо и завернул. Паутов принял его любезно, но с неуловимым оттенком самой изысканной холодности, как держат себя разведенные муж и жена. Прежде они были на «ты», а сейчас Паутов говорил выморочному другу «вы», упорно не желая заметить старого дружеского тона. Впрочем, Шмурло, с своей стороны, тоже старался не замечать вежливо отталкивающей его руки и держал себя с напускной развязностью. Это переходило в наглость совсем потерянного человека.
– Маторина ты не видал? – между прочим, спросил Шмурло.
– Нет…
– Гм… Он прячется от всех. Удивительная скромность…
Когда-то Шмурло был тем, что называется видный мужчина. Высокий рост, красивая темная шевелюра, некрасивое, но типичное лицо, красивая неуклюжесть движений, как у сильного животного, – все это придавало ему оригинальный вид. А сейчас он точно весь вылинял и выцвел, волосы поредели, явилась старческая сутуловатость, в глазах мелькало тревожное выражение затравленного зверя, а в общем что-то такое изношенное и дешевенькое. Паутов невольно посмотрел на него с сожалением и с грустью подумал про себя, – неужели и его ждет такая же участь?..
– Удивительно везет этому Маторину, – говорил Шмурло каким-то фальшивым тоном. – Помнишь его последнюю историю с акциями нового железнозаводского общества? Кто бы, кажется, мог думать, а Маторин угадал. У него чертовский нюх… Какая-то самая дурацкая болотная железная руда, и вдруг чистого дивиденда на акции около семидесяти процентов. Дда-с… Невольно будешь уважать человека, который создает из ничего.
– По-моему, просто счастье…
Они заспорили. Паутов невольно увлекся, подогретый горькими воспоминаниями об одесских дельцах, и начал доказывать, что Маторин «не понимает минуты» и затрачивает свое счастье совсем не там, где следует. Они перебрали по пальцам одну за другой злобы русского промышленного дня и спорили до хрипоты о нефти, о каменном угле, о наступающей новой эре русского железного дела, о протекционизме, о железнодорожных тарифах, о кредите, о грозящем наплыве в Россию каких-то дешевых иностранных капиталов.
– Да, вот кто-то придет и все заберет и положит к себе в карман, – с грустью заметил Шмурло.
– Э, нет… Это прежде было, что «кто-то» приходил, брал и клал себе в карман. Это была система открытого хищничества, а теперь требуется что-нибудь поновее. Да-с, система и система очень строгая и тонкая.
Сначала они сидели на террасе, а потом спустились в сад, где было прохладнее. Сад был небольшой и запущенный. Последнее придавало ему своеобразную красоту, иллюстрируя деятельность некоторых буйных южных растений, безнаказанно воспользовавшихся предоставленной им свободой. Между стволами сквозила блестевшая синева моря, которая против всяких правил художественного сочетания тонов гармонировала с зеленью. Шмурло шагал по аллее, заложив руки за спину. Деловой разговор на мгновение превратил его в прежнего дельца, когда-то подававшего блестящие надежды и не замечавшего, что сейчас его слова имеют цену осенних мертвых листьев, осыпающихся дождем от самого слабого ветерка. Паутов вдруг замолчал. Он старался припомнить, не выболтал ли чего-нибудь лишнего этому погибшему другу. Он по ошибке несколько раз даже сказал «ты» и теперь, чтобы поправить ошибку, проговорил:
– Вы теперь надолго в Крым?
– Мы живем с Маней уже второй месяц. Ее послали сюда доктора…
– Гм… А я, признаться сказать, совершенно не верю в этот Крым, как климатическую станцию. Доктора придумывают – вот и только. По-моему, для больных, особенно нервных, север гораздо полезнее. Да… И наука доказывает… да… наука…
Что доказывает наука – Паутов так и не договорил, точно последние слова остановились у него в горле. Сквозь просветы между деревьями он увидел на морском берегу два знакомых силуэта. Да, это была Ирочка, с ней рядом шел Маторин… В первое мгновение Паутов даже испугался, что Шмурло может увидеть их, и быстро повернул назад. У него даже сердце забилось от волнения. Шмурло смотрел на него и улыбался. Он тоже узнал гулявшую по берегу парочку и как-то фукнул носом. Охваченный волнением, Паутов два раза ответил что-то невпопад. У него в голове вертелась мысль: если бы Ирочка была красивая… О, в хорошенькой женщине заключена такая страшная сила, о какой не смеет мечтать никакая механика. Она всесильна, потому что заставляет пресмыкаться и ползать всякую другую силу.
– Да, вообще… – повторял Шмурло, продолжая улыбаться. – А знаешь, ведь Лунд здесь!
– Да?
– Я его видел. Все катается верхом, вероятно, в надежде встретить Маторина. Даже противно смотреть…
– Может быть, простая случайность…
– Ха-ха… Знаем мы эти случайности.
Прощаясь, Шмурло с любезным нахальством проговорил:
– Заверни как-нибудь ко мне. Мы с Маней остановились в «России»…
Боже мои, какие бывают несносные люди на свете! Паутов, когда гость ушел, чувствовал себя точно после горячей бани. Что же это такое, в самом деле… Ах уж эти старые выдохшиеся друзья, от которых нет спасения нигде!
VIII
Сегодняшняя встреча произошла, действительно, случайно. Ирочка любила сидеть на морском берегу и мечтать. Методический шум прибоя точно убаюкивал. Хотелось так сидеть без конца и без конца слушать ропот морской волны. Ирочка была счастлива именно своим одиночеством. Мать по обыкновению не обращала на нее никакого внимания, бабушка бродила одна, как тень, и пряталась, брат ничего не понимал. Девушка брала с собой какую-нибудь книгу и читала, прикрывшись зонтиком. Именно в одну из таких минут мимо нее прошел какой-то господин, оглянулся и замедлил шаги. Ирочка сразу узнала Маторина и поднялась, чтобы уйти, но он остановил ее.
– Если не ошибаюсь, m-lle Паутова?..
– Да… – ответила Ирочка, смущаясь и чувствуя, как начинает краснеть самим глупым образом.
– Представьте, а я нас сразу узнал, – продолжал он, крепко пожимая ее руку. – Ведь я вас знал совсем-совсем маленькой, когда вы еще одевались bébé… Да, я отлично помню.
Он посмотрел на нее сейчас такими глазами, точно искал прежнюю bébé, нескладную и застенчивую, с угловатыми движениями и красивыми, точно испуганными глазами. Ирочка чувствовала,
