Кто ищет, тот всегда найдёт - Макар Троичанин

До чего предупредительный джентльмен!

— Нет.

— Чего надрывать душу, тащить до хаты? — замечает резонно. — Давай здесь уговорим. Закусь есть, — и достаёт из драного кармана грязнущей телогрейки надкушенное яблоко в дезинфицирующих крошках махры. Наш народ такой — готов последним поделиться. Но я, всё же, мужественно отказался, огорчив доброго человека.

Дома в кои-то дни я навёл относительный порядок, затратив массу сил и ещё больше нервной энергии. Нет, надо жениться! Когда пенальчик заблестел чистотой захудалой гостиницы, застелил стол свежайшими, только что с почты, газетами и торжественно водрузил посерёдке хрустальный сосуд с выгодным нектаром. Поставил рядом оттёртый носовым платком стакан и добавил два слегка сполоснутых яблока из подарочного набора. Критически оглядел натюрморт и остался доволен. Потом так же критически обозрел себя и составил противоположное мнение. Надо было выравнивать положение

Эх-ма! Гуляй, душа! Каждый сам себе устраивает праздник, никто другой за тебя и не подумает. И не важно, какая сегодня дата, красная или чёрная, главное, чтобы настроение было, и душа требовала. А у меня сегодня наифартовейший праздник, и не отметить такую покупку — грех! Без этого, говорят, работать долго не будет. Не стоит рисковать, хоть это и не по-комсомольски. Даже нога и та чувствует, то и дело безболезненно опережает трость.

Выгреб из чемодана завтрашнюю рубаху, белую в тонюсенькую синюю полосочку, в колер проигрывателю, развернул костюмище, тоже тёмно-синий, на штанах ещё и складочки сохранились, отутюживать не надо, да и нечем. Переоделся — сам себе нравлюсь, жалко, что в нашем бритвенном трюмо видны только две пуговицы пиджака и ничего выше и ниже. Уселся за стол, аккуратно поддёрнув кончиками пальцев брюки, чтобы потом не пузырились на коленях, поискал глазами салфетку в золотом кольце, но её, вероятно, забыли положить. Ладно, обойдёмся. С трудом вдавил пальцем — хорошо, что они у меня тонкие и сильные — пробку, набулькал полстакана, поднял широкий бокал на тонкой ножке к самым глазам, осторожно круговыми движениями взболтал «арманьяк урожая 1931 года», года моего появления на свет, и тот заиграл, искрясь солнечными бликами и оставляя на стенках густые янтарные потёки. Потом пригубил, смакуя, и, отставив, подошёл к имениннику.

Торопиться нам некуда — весь вечер наш, поэтому поставил «Первый концерт», и как только пианист забарабанил по клавишам, вернулся к столу и, вслушиваясь в нарастающий ритм, ополовинил бокал. Приличное вино в приличном обществе неприлично выливать в глотку разом, как это делают многие, не знакомые с винным этикетом. Надо, как бы ни хотелось обратного, оставить с первого раза не меньше трети бокала, а лучше половину, чтобы не подумали, что ты пришёл не на беседу, а нажраться. А то, сколько бы ни налили — рюмку, стакан, пол-литровую банку, многие торопятся опрокинуть в бездонную пасть всё, не стесняясь бескультурности. Я, скажу без ложной скромности, не такой. Когда мне наливают полный стакан водки, я никогда с одного раза не пью и трети.

Сижу себе, цежу помаленьку, балдею и от нектара, и от музыки, однако замечаю, что разум то ли от первого, то ли от другого, то ли от букета начинает мутиться, а глаза непроизвольно закрываются. О-хо-хо! Хорошего помаленьку. Так и не понял, понравился мне «Первый концерт» или нет. Придётся завтра новый заход сделать. А пока лучшее, что можно придумать для праздника — бай-бай. Выключил проигрыватель, разделся, аккуратно повесил праздничные одёжки на стул, заметив для памяти, что обязательно нужен шифоньер — может, подарят на следующий Новый год — и завалился, не в силах больше терпеть ни праздников, ни будней.

- 7 -

В последний день уходящего года никто не работал, но все обязательно являлись на рабочие места, и никто не опаздывал, потому что шли не на работу, а на самый любимый производственный разгуляй, когда можно от души повеселиться, показать лучшие наряды, вполне легально в соответствии с потребностями и возможностями попьянствовать и поесть, миролюбиво поболтать со всеми разом и посекретничать без утайки с друзьями. Тогда и Новый год, встреченный как в лучших домах Лондона в кругу опостылевшей родни, привычной жены и поднадоевших детей оказывался праздником.

Когда я, запыхавшись, припёрся ни свет ни заря — без пятнадцати, меня встречала полная ватага наших разукрашенных и возбуждённых женщин, настроенных дарить себе, подругам и, особенно, мужьям счастье и радость.

— Василий! — энергично всплеснула-взмахнула короткими мощными ручками, обнажёнными, как у мясника, по локоть, наша атаманша Коганша. Из крупной головы её во все стороны торчали чёрные негритянские спирали, а серое лицо исказила яркая боевая раскраска: губ — красным, щёк — розовым, а бровей, ресниц и около — жгуче-чёрным. Плотное гладкое синее платье с полу-декольте спереди и сзади целомудренно подчёркивало почти полное отсутствие верхних женских форм и явное преобладание нижних. Непонятно было, как красавчик Лёня попался на удочку такой вобле, и что послужило наживкой. — Какого дьявола ты в праздник припёрся в обносках, когда мы тебе вчера с кровью выколотили костюм? Долго ты нас будешь позорить, являясь без приличных штанов?

Я в ужасе прикрыл обеими руками, уронив трость, то, что было спереди, но, быстро опомнившись, виновато залыбился, не чувствуя вины. Да и с чего? В институте все иногородние ходили в чём попало, имея на несколько комнат общежития один сборный наряд для торжественных выходов на свидание, в ресторан или, если случайно угораздило, в театр. Ленинградские резко отличались от нас, варягов, опрятностью, от них за версту разило маменькиной ухоженностью. А нас спасала форма, которую после смерти Сталина, к сожалению, отменили, но её ещё много лет донашивали, нимало не заботясь о внешнем состоянии. К тому же считалось шиком иметь продранные локти кителя, пузырящиеся на коленях неглаженые штаны и драный свитер, определяющие принадлежность к дедам-старшекурсникам. А вензеля на полупогончиках обозначали институтский клан и позволяли безошибочно узнавать извечных врагов с геолфака Университета. В постоянных сшибках и драках участвовали только экипированные в суконные рыцарские доспехи, но по их виду можно было узнать, кто и как отстаивал интересы настоящей полевой геологии, и потому чистюли вызывали, как минимум, общее презрение. Так что мне, в отличие от наших заботливых женщин, и в голову не приходило, что выгляжу почему-то непрезентабельно. И чужая оболочка для меня была не важна. По мне, Коганша в неизменной серой кофте и коричневой юбке с пятнами выглядела симпатичнее, чем в декольтированном синем саване.

— Если ты немедленно не преобразишься, — продолжала честить дружелюбно настроенная атаманша, — то мы отобьём тебе кое-что похуже ноги, — и угрожающе, как переодетая орангутанша, подняла мой дрын.

Я угроз не боюсь, я их старательно избегаю, поэтому решил скромненько ретироваться.

— А где остальные? — осведомился на всякий-який, если понадобится помощь своей стаи.

Траперша фыркнула, чуть не зафыркав меня помадой.

— Уже квасят, паразиты, по-чёрному.

Я, естественно, рванулся к ним, ухитрившись вырвать свою опору из рук потерявшей бдительность Коганши.

— Тебе там делать нечего, — остановила она властно, — не по силёнкам.

— Да я!! — возмутился слабак и хотел похвастать, как вчера в одиночку принял на грудь почти целый бутылёк выгодного, осилив с полстакана, не оставив и четверти на донышке, но Коганша перебила:

— Вообще-то, — тянет, щурясь по-кошачьи, — приличный мужчина в приличное женское общество приходит с приличной выпивкой, но мы тебя, так и быть, на первый раз прощаем. Ты у нас, за неимением более подходящих мужиков, — хамит открыто, — будешь навроде новогоднего свадебного генерала. Твоя задача всего-то прилично выглядеть, делать нам приличные комплименты и произносить в нашу честь приличные тосты. А мы тебя за это попотчуем слабеньким и сладеньким… — сгущёнкой разбавят, мелькнула у меня запоздалая мысль, я и сам вчера мог бы сварганить такой коктейль, — … и накормим вкусненьким. Топай давай, — приказала неприлично, как будто меня можно заставить, и я потопал, да ещё и торопясь, чтобы доказать раз и навсегда, что не какой-нибудь замухрышка, как она представляет, а настоящий приличный мужчина с приличными манерами.

Примчавшись домой на своих троих, я торопливо вскрыл пакет в сетке, достал одну бутылку коньяка, отставил в сторону и сосчитал оставшиеся, надеясь на чудо: раз, два, три, четыре… Нет, пять уже не получалось. Придётся Иванычу обойтись четырьмя, а то чёрт-те что: советский хирург, уважаемый специалист, а дошло до того, что курит и пьёт во время ответственных операций, подвергая опасности жизни ценнейших пациентов. Правда, что пьёт, я не видел, но раз курит, то и до этого недолго осталось: одно за другое цепляется, и — раз! — пропал человек, надо спасать.