Порок - Илья Райх

Ход мыслей был прерван появлением Марка Ефимовича.

– Ну что, все успели изучить? – спросил он у следователя.

– Да, практически успел.

– Хорошо, надеюсь, у вас на сегодня больше нет к нам вопросов.

– Они непременно появятся, как только Воинов вернется к вам.

– Ну, не сомневаюсь, даже предвещаю, что вы будете не согласны с решением консилиума авторитетных (это слово он произнес с ударением) врачей, вы не оставите его в покое.

– Хотите, скажу честно, почему я здесь? – Евгений встал со стула, сидеть у него не было желания, он рвался в бой.

– Не верите, что Воинов невменяем! – из уст Станиславского это звучало как вызов.

– Да! Не верю, что человек, хорошо излагающий свои мысли, может быть душевнобольным. Тем более – больным аутизмом и шизофренией.

Марк Ефимович и Гузель Фаритовна улыбнулись друг другу.

– Я что-то не то сказал? – смутился Евгений.

– Аутизм, тем более синдром Аспергера – именно та форма, которая вызывает повышение интеллекта. Что касается шизофрении…

– Я уже пыталась объяснить, что такое шизофрения, и что один из симптомов болезни – избыточные умственные способности… – Гузель Фаритовна не успела договорить, Станиславский прервал ее.

– Да, совершенно верно, на простом языке шизофрения может иметь несколько причин возникновения, как и разновидностей, но больные с таким заболеванием нередко страдают избытком ума. Многие открытия на планете сделаны шизофрениками. И, если вам интересно, я могу вам прочитать целую лекцию на счет способностей шизофреников.

Главный эскулап заведения для душевнобольных говорил воодушевленно, наука была его коньком.

Евгений сделал вывод, что Гузель Фаритовна нравится не только ему, но ничего удивительного в этом не находил. Да, женщина с достоинствами априори не может быть достоянием только одного мужчины.

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, – сухо ответил Евгений.

– Вот еще, – Марка Ефимовича понесло. – Воинов страдает, как вы поняли из истории болезни, эпилепсией. Она имеет неврологическую природу, но со временем больной может превратиться в эпилептоидного психопата, иными словами – страдать расстройством личности. Они впадают в сумрачные состояния, что сродни аффектным состояниям, – не помнят и не понимают, что делают.

– Доктор, я намек понял, вы уже готовите следствие к столь необходимому для вас и для Воинова заключению?

– Вы не поняли! – Станиславский протянул Евгению небольшую, прошитую белыми нитками стопку бумаг.

Это была еще одна история болезни, но уже не Воинова. Евгений пренебрежительно отмахнулся рукой. Тогда Марк Ефимович сам развернул ее и зачитал:

– Пациент Нугманшин Р. М., – поочередно поглядывая то в историю болезни, то на Евгения, Станиславский воодушевленно принялся за изложение новой истории.

– Этот человек изнасиловал свою трехмесячную дочь, ввел свой пенис во влагалище дочери. Так вот, он у нас пролежал три месяца, и консилиум врачей признал его вменяемым. Хотя, по-вашему, нормальный человек способен ли на такое?

– Может, у Воинова история болезни намного толще, но он совершил не менее аморальное преступление, чем этот, как его там… – ответил Евгений. – Поэтому, как изъясняются в среде юристов, главное – неотвратимость наказания.

– Скажу честно, мне небезразлична судьба Воинова, но решать, вменяем ли он, будет консилиум врачей, для которых юридическая сторона преступления вторична. Хотя у вас будет шанс посадить его в тюрьму, как и пациента Нугманшина, которого я считаю также ненормальным и психически больным, как и Воинова. Но мое мнение ничего не значит, консилиум врачей – независимая структура.

– Надеюсь на это. Спасибо, что рассказали к чему мне и моей следственной группе готовиться. Выйдет после вашей терапии этот Воинов на свободу и наделает еще больше дел. И с кого спросить? Вот ваш сотрудник Савельев, – где он сейчас? – видно, до сих пор прохлаждается с больными в своем отделении, а Воинов, которого он охарактеризовал…

– Понял, к чему вы клоните, – прервал Станиславский. – Вы правы, Савельев сейчас на самом деле прохлаждается… – Станиславский сделал паузу. – На том свете! Три года назад его сбило машиной, водитель скрылся с места преступления, его так и не нашли.

Евгений промолчал. Станиславский на правах хозяина прервал недолгую паузу.

– Гузель Фаритовна, проводите нашего гостя до выхода.

– Хорошо, как скажете.

Они шли тем же путем, – те же, не внушающие доверия лица санитаров, только теперь в их глазах Евгений наблюдал больше любопытства, нежели подозрения. Они подошли к хроническому отделению, там было не так людно, как в первый раз. Евгений вздохнул, бежать от психопата с протянутой рукой, да на глазах у дамы, в его планы явно не входило. Но, как назло, неугомонный старик, заприметив издалека в другом конце коридора знакомый силуэт, бросился к нему навстречу. Евгений сбавил шаг и ломал голову, как увернуться от назойливого больного, но решил ничего экстраординарного не предпринимать, ведь диспансер имел мало общего с реальным миром, как и его обитатели.

Старик осторожно подошел, Евгений притормозил, в это мгновение его спутница ушла вперед, ведь ей было неизвестно о скоротечных взаимоотношениях Евгения с пожилым пациентом. Заскорузлый и морщинистый старикан в потертой пижаме, чем-то напоминающей тюремную робу, резко прильнул к уху Евгения. Маневр был настолько неожиданным, что Евгений не успел отреагировать, только прелый запах старой кожи заставил Евгения попятиться на пару шагов в сторону. Он успел расслышать, что выговорил старик:

– Не ходи сюда, здесь пахнет смертью.

Евгений замер, но, поймав взгляд впереди идущей брюнетки, расправил плечи и твердой поступью пошел вперед.

Когда они подошли к проходной главного корпуса, он робким голосом спросил номер телефона. Она ответила, что лучше ей звонить на рабочий номер, так как она замужем. Ему вежливо отказали, но унывать причин не было – сердце по-прежнему принадлежало Татьяне.

Перед тем как пройти через турникет проходной, Гузель Фаритовна подсластила пилюлю:

– Будут вопросы, звоните, всегда готова помочь.

Евгений тут же зацепился на внезапное приглашение к диалогу:

– У меня непременно будут вопросы, они уже назрели.

Евгений вышел на свежий воздух. Последнее, что ассоциировалось у него с заведением душевнобольных, так это улыбка архивного администратора. Это было неплохим завершением неудачно начавшегося, если принимать в расчет физиономию Станиславского, путешествия по таинственным закоулкам мира иных.

Глава пятая

Утром Мария по просьбе Евгения направилась в ИВС на Шафиева, перед ней стояла задача выяснить перипетии жизни Воинова из уст самого подследственного и представить следствию психологический портрет насильника. Мария всегда очень щепетильно и трепетно относилась к заданиям вышестоящего руководства, но в этом случае она была дополнительно ведома профессиональным интересом. Она впервые могла наедине поговорить с сексуальным маньяком, что для психолога-криминалиста – редкая удача. Пришла она на встречу не в синей форме следователя, а в джинсах в обтяжку, тоненьком пуловере сиреневого цвета и в туфлях на шпильках, собрав волосы в две косички.

Воинов сидел в наручниках, тут же рядом у двери стоял конвоир.

Мария первоначально выяснила, что отец бросил Воинова с матерью, когда ему было три года, мать вела распутный образ жизни и умерла под действием неумеренных доз суррогатного алкоголя. С отцом Воинов больше не встречался, тот умер, когда Воинову было десять лет. С пяти лет Воинов жил под опекой детских психиатров. Родителей он помнил смутно.

Мария пыталась разузнать, надругались ли над ним в детстве ближайшие родственники, вопросы задавала опосредовано, тактично, избегая острых углов.

– Может, они и били еще меня, – с улыбкой отвечал Воинов.

К собеседнице подследственный был настроен дружелюбно. Он соглашался со многими наводящими вопросами Марии, отвечал «может быть», ведь многого в силу маленького возраста не запомнил, не помнил даже позитивные моменты.

– У вас есть обида или ненависть к матери?

– Если она была жива, я простил бы ее.

– Мне хочется спросить… – она волновалась и немного запиналась.

– Не волнуйтесь, я отвечу даже на самые неудобные вопросы, – успокоил ее Воинов. – Я так понимаю, что вы здесь невольно, по приказу Евгения Андреевича.

Воинов снисходительно улыбнулся.

– Давайте, чтобы вы не чувствовали себя неудобно, я попрошу конвоира выйти из комнаты, он постоит за дверью, – вкрадчивым голосом произнесла Мария.

– Он мне не мешает!

– Дальше будут вопросы, на которые вам будет трудно отвечать в присутствии посторонних, – решила настоять на своем Мария.

По лицу конвоира она прочитала, что он не разделяет ее намерения выставить его за дверь.