Сборник статей - Владимир Бибихин

Принцип свободы собственности, признаваемый или не признаваемый, так или иначе осуществляет себя явочным порядком. Против юридической собственности в военное и революционное время принимаются жесткие, иногда уничтожающие меры. Менее бросаются в глаза, хотя едва ли менее эффективны идеологические меры в виде признания захвата собственности безнравственным, нецивилизованным, некультурным «воровством» (Прудон). Спазматическое принятие мер против собственности разрушает, как правило, вещество и тело, т. е. как раз не то, что должно быть врагом не слепого нравственного усилия.

Другое, в чем дает о себе знать подспудная работа идеи свободы собственности, — это легкость расставания с ней. Известна готовность, с какой российские «капиталисты» отдали «собственность» революционерам. «Если в России частная собственность так легко, почти без сопротивления, была сметена вихрем социалистических страстей, то только потому, что слишком слаба была вера в правду частной собственности, и сами ограбляемые собственники, негодуя на грабителей по личным мотивам, в глубине души не верили в свое право, не сознавали его «священности», не чувствовали своей обязанности его защищать, более того, втайне были убеждены в нравственной справедливости последних целей социалистов… Требование, чтобы мое оставалось при мне… никоим образом не может претендовать именно на абсолютную нравственную авторитетность» [54].

Нет оснований думать, что к концу XX века настроения в этом отношении заметно изменились. Отказом признать нашей действительной историей то, что с нами произошло и происходит, мы готовим себя к новому повороту, который не может не оказаться таким же крутым, как и те, которые у нас уже были в этом веке. То, что на этом новом и теперь уже, похоже, неизбежном повороте ничего не останется от того, что теперь называется «приватизацией», также не исключено.

Свое. Собственное. Статья В. В. Бибихина в журнале «Эксперт»[55]

Принцип свободы собственности осуществляет себя явочным порядком. Подспудная работа свободы собственности дает о себе знать в легкости расставания с ней, имеющей вкус к интеллектуальному чтению публике, в книжных магазинах не пропускающей раздел «Философия», представлять этого автора не нужно: филолог, писатель и эссеист Владимир Бибихин, кроме того, — один из самых интересных современных философов. Как ученик и личный секретарь Алексея Лосева он может считаться одним из хранителей национальной философской традиции. Ему же читатель обязан считающимися лучшими переводами Мартина Хайдеггера и других западных мыслителей. Бибихин — автор ряда книг: «Узнай себя», «Язык философии», «Новый Ренессанс», последняя из которых удостоена премии Малый Букер. Публикуемое здесь эссе — глава из его новой книги «Другое начало», еще не вышедшей из печати. Впечатления от проходящего в России процесса приватизации заставили автора взглянуть на феномен собственности как на философскую категорию.

Текст публикуется в авторской пунктуации.

Приватизацию, которая идет или прошла в России, называют преступной, мафиозной, безнравственной, угрозой миру. Реже слышны ее положительные оценки. Нет надобности спешить присоединяться к тем или другим. Спешка суда здесь только упрочивает главную и в конечном счете решающую черту ситуации: то, что реформы проводятся вслепую. Здесь нет двух мнений. Видный или ведущий деятель приватизации, отошедший от ее дел, выразил пожелание, чтобы она велась более продуманно. Запоздалость пожелания говорит о том, что сам размах непродуманности тоже не продуман. Понятным образом кажется, что обстоятельное планирование помогло бы успеху. Но возможно, что десять лет назад процесс пошел на уровне, которого план, проект достигнуть в принципе не может. Не случайно предыдущий, социалистический поворот в России тоже проходил непродуманно. Государствовед и историк Николай Николаевич Алексеев констатировал в 1928 году: «Как это ни удивительно, но большинство современных социалистов, предлагая реформу собственности и призывая к ее отмене, бродят в совершенных потемках и не знают точно, к чему они стремятся».

Задев собственность, мы попадаем в темноту.

В Марксовой идее отмены государства слышен плохо усвоенный гегелевский урок. Учитель оказался радикальнее ученика. Гегель не требовал отмены и отмирания государства потому, что уже пошел дальше порога, у которого остановился потом Маркс. Спокойное принятие Гегелем государства, притом конкретно существующего, имело оборотной стороной снятие его. Наоборот, критика всякого института, вкладывая в него внимание, силы и средства, служит его реставрации. Для Гегеля единственный путь, достойный усилий, ведет к осмыслению свободы. Мысль у Гегеля есть вступление во все как свое.

«Внутренняя собственность духа» есть «владение телом и духом, достигаемое образованием, учебой, привыканием и т. д.» Мое тело делается моим через волю; не освоенное ею, оно останется чужим. Углублению в свое противостоит отчуждение. Российский опыт социалистического семидесятилетия следовал Марксовой программе снятия отчуждения через обобществление собственности. Оптимизм Маркса питался мыслью Гегеля, что разумная воля возвращает всякую вещь ее собственной самости. Права свободной разумной воли велики. Она лучше вещей знает в чем их назначение.

Свобода исключает уравнивание собственности как в сторону лишения ее, так и в сторону обязательного наделения ею. Вручение собственности тому, кто от нее отказался, означает стеснение свободы. Социалистическое обобществление в России было откатом даже от марксистской теории. Оно навязывало всем такие виды собственности, как гарантированное рабочее место. Лагерь, жестко обязывая иметь собственность — кружку, ватник, работоспособное тело — по существу под угрозой смерти, стеснял этой обязательной собственностью едва ли меньше чем лишением традиционных форм владения. Навязывание приватизационных чеков каждому жителю страны представляло такое вторжение в личное право, какого Маркс не допустил бы.

Конечное обоснование собственности по Гегелю происходит через возвращение вещи ее своему, собственному существу. Растрачивание вещи плохо не само по себе, а потому что противно ее назначению. Только осуществление вещи дает бесспорные права на нее. Поле есть поле постольку, поскольку его возделывают. Кто правильно обращается с ним, тот его собственник. Пустой абстракцией будет голое юридическое владение им. Если вся полнота применения вещи моя, то вещь проникнута моей разумной волей. После этого пуста заявка, что в каком–то другом смысле по документам принадлежит другому. Собственность, всегда и полностью отделенная от пользования, была бы не только бесполезна, но уже и не была бы собственностью.

Широко понимая допущение старого юстиниановского имущественного права, что практическое пользование может превращаться в юридическое владение, Гегель решительно вводит свободу собственности, Freiheit des Eigentums, как норму. Когда Маркс объявил, что орудия производства принадлежат своим пользователям, завод рабочему, поле крестьянину, то было попыткой реализации гегелевского пророчества из . 62 гегелевской «Философии права»: около полутора тысяч лет назад благодаря христианству начала утверждаться свобода лица и сделалась, хотя и у незначительной части человеческого рода, всеобщим принципом. Что же касается свободы собственности, то она, можно сказать, лишь со вчерашнего дня получила кое–какое признание в качестве принципа. Это может служить примером из всемирной истории, который свидетельствует о том, какой долгий срок нужен духу, чтобы продвинуться в своем самосознании, и который может быть противопоставлен нетерпению мнения.

Юридический владелец без освоения вещи пустой господин, leerer Herr, а настоящий по праву свободы собственности тот, кто возвращает ее ей.

У Маркса принцип свободы собственности затемнен и спутан введением общественной собственности, т. е. нового правового и властного аппарата. Не отягощенный механизмами внедрения в жизнь, гегелевский принцип готов ждать, когда настроение людей проникнется привычкой видеть собственника только в том, кто помогает вещи вернуться к себе. Марксисты России не осмелились настаивать на тщательном прочтении социалистическим правительством и народом даже Маркса, не говоря уже о Гегеле. Из–за несостоятельности однобокого марксизма страна метнулась сейчас в обратную сторону от направления, предсказанного Гегелем и осуществляющегося сейчас в социально–рыночном хозяйстве Запада.

Гегель советовал набраться терпения и пройти мимо шатания мнений. Можно быть уверенным, что перед лицом свободы ничто не имеет значения. В мире нет ничего выше права, основа его — пребывание божественного у самого себя, свобода; все, что есть, есть самосознание духа у себя.