Властелин тигр - Филип Фармер

Вонсу говорили, что укус обведенных желтой полосой челюстей заставляет душу человека исходить в крике до самого конца агонии. И хотя Рас не был вполне уверен в правдивости россказней вонсу, проверять лживость этой байки на себе отчего-то не захотелось. Пауки действительно выглядели зловеще и наверняка могли быть ядовитыми.

Что-то плеснуло серебром рядом с палубой. Рас ахнул с размаху шестом в темноту — и угодил во что-то неподатливое; что-то затрепыхалось в воде. У Раса заныла вдруг старая рана на ноге, след давнего укуса гадюки; он поспешил увести плот подальше.

А через несколько мгновений по его плечу скользнуло нечто твердое и холодное. Вскрикнув, Рас бросился плашмя на палубу. Плот тихо скользил сам по себе, пока юноша, слегка подрагивая, лежал лицом вниз. Но ничего не произошло. Взяв себя в руки, Рас снова заработал шестом. Теперь уже он стоял на коленях и внимательно поглядывал по сторонам. Рас, должно быть, совершенно поседел от паутины, стряхивать которую было нетрудно, но бесполезно — так много ее висело кругом. В очередной раз пальцы наткнулись в волосах на иссохшую мумию большой бабочки. Рас смахнул трупик в воду; медленно кружась, бабочка поплыла прочь.

Ночи стояли еще теплые, но юношу покалывал озноб — словно водяные жуки, выскочившие из холодных, как ледниковый ручей, глубин, карабкались по его коже. Чувство было таким реальным, что Рас, не сумев удержать себя в руках, шлепнул ладонью по плечу. Это казалось похуже леопардов в джунглях. И, в отличие от джунглей, никакой красоты. Одни лишь змеи и пауки, закутавшись в покровы ночи и сочась смертельным ядом, терпеливо поджидали во влажной тишине. Мрачные арки, нарисованные взбудораженным воображением из нависших над водой ветвей и искривленных стволов по бокам, одна за другой вставали впереди — вратами, ведущими к смерти. Паутина хватала Раса своими хрупкими, но настойчивыми лапками. Он уже весь был покрыт ею — закутан сверху донизу, как большая, приготовленная для паучьей трапезы куколка. Даже на шесте вырос набалдашник из клейкого паучьего пуха, и шест представлялся теперь духом, длинным духом окоченевшей змеи. Рас тряхнул головой и запретил себе думать о змеях.

Когда же выйдет луна? Будь небо посветлее, что-то пробилось бы сквозь листву и сюда. Тогда, по крайней мере, он видел бы пауков, а не шарахался от каждой тени. И лианы не принимал бы за змей.

Рас оттолкнулся. Тут же нечто темное устремилось по ветви над головой прямо на него. Юноша взмахнул шестом, но промазал. Плот, двигаясь медленно, уткнулся в ствол дерева. Рас замер, но расслышал лишь собственное дыхание. Затем — осторожные, скребущие дерево и душу звуки.

Он резко повернулся — ничего, кроме отдаленного бесконечной чередой лохматых темных арок мерцания. Рас глубоко вдохнул, успокаиваясь. Местечко не из самых приятных, но стоит ли так бояться, так себя накручивать? Вот уж воистину следствие страшных сказок, которыми пичкала его Мирьям с самого раннего детства. Или это память тела о страшном гадючьем укусе, который чуть не свел Раса в могилу? А может быть, что-то столь же древнее, как и сама смерть?

Болотные испарения терзали обоняние Раса. Водяные цветы, сейчас невидимые, испускали аромат сдохшей с неделю тому назад крысы. Зловоние усиливали гниющие стволы и разлагающиеся мертвые черви. Вода в болоте, пусть медленно, но двигалась — стало быть, не застаивалась и вонять вроде не могла. Тем не менее воняла, да еще как! Напитанная тиной и густым илом, она двигалась медленно, словно кровь в жилах умирающего. И даже припахивала кровью. И еще множество составляющих открывал Рас в этом букете миазмов.

«Все это фантазии, — решительно и твердо объявил себе Рас. — Вода не пахнет кровью, тут мой нос расшалился. И пауки не ждут момента, чтобы свалиться на голову, не подстерегают за каждой веткой. Наоборот, они боятся меня. Если один и угодил в меня, так только по ошибке. И змеи приблизиться могут лишь по недоразумению. Зачем им нападать на меня? — они ведь не могут меня съесть и прекрасно об этом знают. Остерегаться следует лишь случайных столкновений — от них, впрочем, тоже никто не застрахован».

Когда шесть лет назад Рас впервые посетил Паучье болото, гадюка укусила его почти сразу же после вторжения. Тогда Расу почудилось, что змея именно его и поджидала — как посланец Игзайбера, мстящего за ослушание.

Если Игзайбер действительно хотел закрыть от него болото, он мог бы сбросить Расу на голову одного из гигантских пауков прямо сейчас, не откладывая.

— Ну давай, начинай! — громко выкрикнул юноша. — Я раздавлю их, одного за другим, и все равно пройду к своей цели!

Ничего не произошло. Рас продолжил плавание. Наконец луна, словно выпущенная болотным дьяволом из заточения, воссияла на небе. Ее долгожданные лучи заплясали по листве, колышущейся под слабым ночным ветерком. Внизу, под деревьями, ночной воздух оставался по-прежнему темным, будто затаившийся перед прыжком хищный ночной зверь. И все же часть лунного дождя пролилась сквозь листву; бледные лучики выкрасили серо-зеленым несколько кочек и кувшинок на пути, выхватили из тьмы длинный ползучий стебель, забравшийся по трещине в стволе дерева и триумфально распустивший в ней свой мертвенно-желтый цветок.

В лунном свете паутина обернулась струнами фантастической арфы; перебор этих струн мог быть беззвучен любому, но только не Расу. Округлое мохнатое тельце, метнувшееся со всей своей дюжины ног по паутине вверх, полыхнуло Расу темным пурпуром и скрылось из глаз. Сама же паутина, совершенно несимметричная, кривобокая, странно выдающаяся гранями в одном направлении и только лишь намеченная в остальных — словно алмаз, отшлифованный безумным ювелиром, — была, как отметил Рас про себя, сплетена пауком либо больным, либо свихнувшимся.

Какой манией может быть одержим сумасшедший паук? Какие болезненные, куцые мысли теснятся в его маленькой головке? Должно быть, ковыляют на кривых костылях крохотными красными уродцами, бредут по черному ноздреватому полу сознания. Куда? К просвету, к сияющему в самой сердцевине крошечного мозга образу бриллианта-выродка, поклониться ему или согреть в его холодном сиянии скрюченные лапки? А сверху на них сочится скудный свет, пролившийся прежде сквозь узор паутины и лишь затем совершивший путешествие по заковыристому лабиринту фасеточных глаз.

Раздался громкий всплеск; Рас от неожиданности подпрыгнул и выругался по-амхарски. Затем, увидев в лунном луче голову большой болотной лягушки, звонко рассмеялся. Громкое кваканье — а к первой лягушке присоединились и другие — развеяло ночные страхи, и болото из средоточения опасностей превратилось в обычную грязную лужу. Рас поплыл дальше, успокоенный. Лягушка плыла впереди к своей лягушачьей цели — за подружкой или в поисках пропитания, решил Рас.