Эра Дракулы - Ньюман Ким

Когда она исчезла из виду, Женевьева сказала:

— Значит, это Пенелопа.

Борегар кивнул.

— А у нее милая шляпка, — прокомментировала вампирша. Несколько людей, включая миссис Эмуорт и Клейтона, засмеялись, впрочем, не слишком весело. — Нет, действительно, — настаивала Женевьева, проведя рукой перед лицом. — Вуаль — очень милый штрих.

Борегар почувствовал жуткую усталость. Попытался улыбнуться, но его лицо, казалось, состарилось на тысячу лет.

— И пальто у нее хорошее. Такие блестящие пуговички.

Глава 31

ВОСТОРГИ И РОЗЫ ПОРОКА

— Тебе не кажется, что мы его прикончили, а? — спросила Нелл, присев на кровати и тыкая в обнаженного мужчину длинным пальцем. Тот лежал лицом вниз, уткнувшись в подушку, с запястьями и лодыжками, привязанными шарфами к медным стойкам. Красивые хлопковые простыни были все измазаны и покрыты пятнами.

Мэри Джейн одевалась, уделяя этому ритуалу все свое внимание. Без зеркала так трудно надеть шляпку!

— Мэри Джейн?

— Мари Жанетт, — поправила она, ей нравился звук этого имени, похожий на музыку. Девушка пыталась избавиться от своего провинциального акцента, пока не поняла, что мужчины находят его приятным. — Я тебе это говорю уже, наверное, год. Я — Мари Жанетт. Мари Жанетт Келли.

— Твое «Келли» как-то не подходит к «Мари Жанетт», герцогиня.

— Тьфу на тебя. И фи на тебя.

— А этот малый-то, что тебя в Париж возил, нам-то вообще ничегошеньки не дал.

— Ничего не дал.

— Прощенья просим, герцогиня. Можешь отсосать.

— И не смей так грубо говорить о моем «дядюшке Генри». Он был выдающимся человеком. Может, даже им и остался.

— Если только не сгнил вконец от сифилиса, которым ты его заразила, — ответила Нелл, не желая по-настоящему обидеть.

— Немедленно прекрати говорить гадости! Какая наглость!

Мэри Джейн наконец понравилось, как сидит шляпка. Она с большим вниманием относилась к своей внешности. Келли обратилась в вампира и была кокоткой, но опускаться не собиралась и уж тем более не хотела превращаться в лисий кошмар, каким стала Нелл Коулс.

Та сидела на кровати и ощупывала шею поэта, все еще липкую от его собственной крови.

— Мы прикончили его, Мэри Джейн. Он истечет насмерть и теперь точно обратится.

— Мари Жанетт.

— Ага, а я — графиня Элеонора Франческа Большая Шишка. Посылай за мясниками.

Мэри Джейн осмотрела тело Алджернона сверху донизу. Его усеивали крохотные укусы, старые и новые. Спину и зад рассекали пурпурные полосы. Он всегда приносил с собой собственные розги и пытался убедить девочек принять участие в играх.

— Ему не впервой, Нелл. Чтобы прикончить нашего дружка, понадобится что-нибудь посерьезнее, чем порка и парочка любовных укусов.

Коулс обмакнула палец в кровь, лужицей собравшуюся в ямке на пояснице Алджернона, и прикоснулась к своим обветренным губам. С каждой новой луной она все больше зарастала. Ей приходилось расчесывать щеки и лоб, убирая густые рыжие волосы в огненную гриву. Нелл выделялась из толпы, а в работе это помогало. У нее водились особенные клиенты. Она сморщила нос, попробовав алую жидкость. Нелл была из тех, кто воспринимал чувства из крови «теплых». Мэри Джейн радовалась, что с ней такого не произошло.

Коулс состроила гримаску.

— Горькая, — сказала она. — А кто наш парень-то?

— Его друг сказал, что он — поэт.

Большой джентльмен нашел их и заплатил за экипаж от Уайтчепела до Патни. Дом находился почти в сельской местности. Мэри Джейн решила, что Алджернон болен и ему нужно дышать свежим воздухом ради поддержания здоровья.

— У него много книг, а?

Нелл не умела ни читать, ни писать, но Келли азбуку знала. Стены маленькой спальни были заставлены книжными полками.

— Он их все написал?

Мэри Джейн сняла с полки красиво переплетенный том и открыла его наугад.

— «Твоя взяла, галилеянин бледный, накрыла мир весь серая волна, — прочитала она вслух, — дыханья твоего. И мы пьяны, из Леты хлебнувши смерть сполна».[22]

— Мило звучит. Думаешь, это о нас?

— Сомневаюсь. Думаю, это о Господе нашем, Иисусе Христе.

Нелл поморщилась. Она кривилась всякий раз при виде распятия и не выносила, когда при ней произносили имя Христа. Мэри Джейн ходила в церковь при всякой возможности. Ей говорили, что Бог прощает. В конце концов, Господь вернулся из могилы и призывал народ испить свою кровь. Прямо как мисс Люси.

Келли поставила книгу на место. Алджернон стал задыхаться, и она подняла его голову. Что-то застряло у поэта в горле. Он срыгнул, как младенец, и Мэри положила его щекой на подушку, где сразу натекло красноватое пятно.

— Сойди и избавь нас от добродетели, Повелительница Боли, — ясно сказал он, после чего вновь потерял сознание и захрапел.

— Не похож он на мертвого, а?

Нелл засмеялась:

— Иди ты, ирландская корова.

— От серебра или кола сердце мое взорвется, но прозвища меня не трогают.

Коулс застегнула рубашку на покрытых мехом грудях.

— А от этих волос кожа не чешется?

— Не жаловалась.

Поэт всего лишь жаждал порки. Когда его спина кровоточила, он позволял им укусить его. Затем все заканчивалось, и Алджернон становился беззащитным, как ребенок.

После обращения Мэри Джейн реже раздвигала ноги. Некоторые мужчины хотели по-старому, но многие предпочитали, чтобы их кусали и пили из них кровь. Она до сих пор помнила с замиранием непристойного удовольствия тот момент, когда мисс Люси приникла к ее горлу, как мелкие зубы прикасались к ее ране. А потом — вкус крови Люси и огонь, который пробежал по телу, превращая Келли в другое существо.

— Повелительницы Боли, значит? — сказала Нелл, запахивая одежду вокруг толстых рыжих боков.

Память о «теплой» жизни Мэри Джейн уже подернулась туманом. Она ездила в Париж с Генри Уилкоксом, это Келли знала доподлинно. Но девушка ничего не помнила об Ирландии, о своих братьях и сестрах. От людей, которые ее знали, она выяснила, что приехала в Лондон из Уэльса, что похоронила мужа и ее держали в каком-то вест-эндском доме. Иногда воспоминания возвращалась к ней краткими вспышками, когда она видела знакомое лицо или натыкалась на какой-то старый подарок, но вся прежняя жизнь походила на картину мелом, которая размывалась и расплывалась под дождем. А вот после обращения Мэри Джейн все изменилось, словно кто-то протер грязное окно. Иногда, когда ее переполняла чья-то чужая, хмельная кровь, прежняя личность выплывала наружу, и ее неожиданно для себя рвало в сточную канаву.

Нелл склонилась над Алджерноном, приникнув ртом к укусу на плече и тихо посасывая. Может, кровь поэта богаче, чем у обыкновенного человека, и теперь Коулс станет изъясняться рифмами и стихами? Это явно стоило услышать.

— Оставь его, — сказала Мэри Джейн. — Он точно получил на всю гинею.

Нелл выпрямилась, улыбаясь. Зубы ее желтели, а десны уже почернели. Скоро ей придется уехать в Африку и жить в джунглях.

— Не могу поверить, что он платит нам целую гинею. В мире нет столько олова.

— Это в нашем мире, Нелл. Но он-то — джентльмен.

— Я знаю джентльменов, Мэри Джейн. Как правило, они дешевые, как свиная кровь недельной давности. Настоящие прижимистые крысы.

Они вышли из комнаты, взявшись за руки, и спустились по лестнице. Теодор, приятель Алджернона, ожидал их. Наверное, он был хорошим другом, раз довез Мэри Джейн и Нелл до самого Патни и все это время стоял тут. Многие не удержались бы от отвращения. Правда, мужчина был «новорожденным» и, скорее всего, придерживался широких взглядов.

— Как Суинбёрн?

— Жить будет, — сказала Келли. Большинство девочек испытывали жуткое презрение к клиентам вроде Алджернона, хотя любили смотреть на одетого с иголочки джентльмена и думать о том, как он, обнаженный, корчится от боли, насмехаясь над тем, кто предпочитает порку сексу. Мэри Джейн считала иначе. Возможно, обращение изменило ее отношение к тому, что люди делали друг с другом. Иногда девушке снились сны, в которых она разрывала горло ангелам, пока те пели, и оседлывала их, наблюдая, как они умирают.