Дитя реки - Пол Макоули

— Так считается, — снова вмешался Ананда, — но о них нет ни слова в Пуранах. Они вернулись и увидели, что их прежний мир исчез в Оке Хранителей и они остались последними представителями своего вида. Они приземлились в Изе, прошли вниз по реке и уплыли из Слияния, снова возвратились в Галактику, которую они так давно покинули, но их идеи остались. Они обратили невинные расы против мира Хранителей, — сказал Ананда. — Они возродили старые технологии и создали армии чудовищ, распространяющих ересь.

— А через двадцать лет родился ты, Йама.

— И еще множество людей, — ввернул Ананда. — Мы все трое родились уже после начала войны. Дирив все выдумывает.

— Беатрис и Озрик считают, что Йама принадлежит к расе, построившей Слияние, — упрямо сказала Ананде Дирив. — Может быть, Хранители создали эту расу как раз для такой цели, а потом ее развеяли, а возможно, в качестве награды они сопровождали Хранителей, когда те ушли в Око и исчезли из нашей Вселенной. В любом случае эта раса покинула Слияние давным-давно. Но Йама оказался здесь, как раз в период больших потрясений.

Ананда стал возражать:

— Хранители не нуждались при строительстве Слияния ни в чьей помощи. Они произнесли Слово, и свершилось все по Слову их.

— Длинное же это было слово, — сказала Дирив, потом подняла руки и потянулась на цыпочках, грациозная, как танцовщица. Она вспоминала то, что узнала много лет назад. — Оно было длиннее, чем цепочки слов в ядрах наших клеток, которые определяют, что мы такое.

Если всю многообразную наследственную информацию всех существующих в Слиянии рас соединить в одну цепь, то она будет короче одной сотой части слова, определившего начальные условия сотворения нашего мира. То слово являлось комплексом закономерностей или правил; раса Йамы была частью этой инструкции.

Ананда воскликнул:

— Дирив, это же ересь! Я плохой священник, но чую ересь по запаху. Хранителям не нужна была помощь, когда они строили Слияние.

— Пусть объяснит, — вмешался Йама.

Ананда встал.

— Это все ложь, — твердо сказал он. — Ее род занимается самообманом, считая, что знает о Слиянии и Хранителях больше, чем написано в Пуранах. Они плетут изысканное кружево софистики, опьяняют себя мечтами о тайной власти, они приворожили тебя, Йама. Пойдем со мной. Не слушай этих речей! Завтра ты уезжаешь в Из.

Не дай увлечь себя мыслью о своей исключительности.

Дирив заговорила снова:

— Мы не притворяемся, будто понимаем все, что помним. Это просто наш долг, долг нашей расы с первых дней сотворения Слияния, и моя семья из последних, кто продолжает исполнять долг. После роспуска Департамента наша раса оказалась рассеяна по всей шири Великой Реки. Наши люди стали торговцами и купцами.

Мои бабушка и дедушка, и отец тоже, хотели жить, как все, но отец снова был призван к служению.

Йама попросил:

— Сядь, Ананда. Ну, пожалуйста. Помоги мне разобраться.

Ананда ответил:

— Я думаю, ты еще не совсем поправился, Йама. Ты был болен. Этому я верю. Тебе всегда хотелось ощущать себя центром Вселенной, потому что твоя собственная жизнь не имеет центра. Дирив сейчас жестока к тебе, я не желаю больше этого слушать. Ты даже забыл про казнь. Давай я расскажу тебе, как все было. Унпрак умер плохо. Он взывал к Хранителям о помощи, а в следующий миг проклинал он и всех, кто на него смотрит. Лоб вел себя стоически. Каковы бы ни были его преступления, он умер как мужчина.

— Это жестоко, Ананда, — проговорил Йама.

— Это правда. Прощай, друг Йама. Если уж тебе хочется мечтать о славе, мечтай стать обычным солдатом и отдать свою жизнь за Хранителей. Все остальное — это тщеславие.

Йама не стал пытаться удерживать Ананду. Он отлично знал, насколько упрямым может быть его друг. Он следил взглядом, как Ананда удаляется берегом шумной реки, тенью мелькая на фоне голубоватой арки Галактики. Йама надеялся, что молодой жрец все-таки обернется и махнет на прощание рукой.

Но Ананда не обернулся.

Дирив сказала:

— Ты должен мне верить, Йама. Сначала я подружилась с тобой потому, что так велел мне долг, но очень быстро все изменилось. Иначе бы я сюда не пришла.

Йама улыбнулся. Он не мог долго на нее сердиться, если она его обманула, то лишь потому, что считала, будто ему помогает.

Они бросились друг другу в объятия и, задыхаясь, стали целоваться снова и снова. Сквозь одежду Йама чувствовал, каким жаром горит тело Дирив, как, словно птица в клетке, быстро колотится ее сердце. Светлые волосы окутали его лицо трепещущей вуалью, он мог бы утонуть в их сухом аромате.

Потом он сказал:

— Если это ты отвела меня к Беатрис и Озрику, и они лечили меня, пока я не выздоровел, то как же насчет призрачного корабля? Неужели они знают его тайну?

Глаза Дирив сияли напротив его собственных. Она сказала:

— Я никогда об этом не слышала, пока ты не рассказал мне о своих приключениях. Но на реке происходит много необъяснимого. Она все время меняется.

— И все же остается прежней, — задумчиво произнес Йама, вспомнив татуировку на плече Кафиса — змею, глотающую собственный хвост. Потом добавил:

— Ты ведь считаешь, что отшельник, которого мы отбили у Луда и Лоба, принадлежит к моей расе.

— Возможно, он из первого поколения, рожденного сразу после появления корабля Древней Расы.

— Значит, людей моей расы могут быть сотни, даже тысячи!

— И я так считаю. Я говорила Озрику и Беатрис про этого отшельника, но они почему-то не заинтересовались. Конечно, я могла и ошибиться насчет того, что он относится к твоей расе, но не думаю. Он дал тебе монету.

Возьми ее с собой.

— И правда! Я совсем забыл.

13

ПАЛОМНИКИ

Йама обнаружил нож на дне своего ранца в первый же вечер путешествия в Из с префектом Корином. Утром Йама отдал нож сержанту Родену, так как префект Корин заявил, что ученику не следует иметь при себе такую вещь. Префект Корин весьма определенно высказался на тему о том, что Йама может взять с собой и чего не может, и прежде чем они отправились в путь, он просмотрел содержимое сумки и вынул оттуда нож, аккуратно скатанную карту Иза и маленький перочинный ножик с костяной ручкой, который принадлежал когда-то Тельмону. Кроме смены белья и денег, которые дал эдил, Йаме позволили взять с собой только томик Пуран и монету отшельника — ее он носил на шее, — но эти вещи он получил так недавно, что они не казались ему настоящей собственностью.

Должно быть, сержант Роден тихонько сунул нож в ранец, когда Йама прощался с домочадцами. Завернутый в кусок черно-белой козлиной кожи, он лежал под запасной рубашкой и брюками. Обнаружив его, Йама обрадовался, хотя нож все еще немного его пугал. Он знал, что у всех героев было особое оружие, а Йама твердо решил стать героем. Все-таки он был еще очень молод.