«...Расстрелять» - Александр Покровский

И я выйду вон. Я так здорово умею выходить вон, мой дорогой читатель, что, наверное, никто в мире лучше меня это делать не умеет.

УМЛ

УМЛ — это университет миллионов. Университет марксизма-ленинизма. И занимались мы этим делом по ночам. То есть по вечерам, я хотел сказать. А действительно, чего не заняться, если все остальные в это время чапают в бидон? То есть в подводную лодку, я хотел сказать. Но самое сладкое в этом моменте — это сон в понедельник до обеда. Хрюкаешь — просто стекла резонируют. Народ с утра корячится на галере, а ты занимаешься самоподготовкой. Колоссально хорошо!

Правда, расплата всё равно будет, но сначала она где-то там, на горизонте.

Когда меня сватали в этот УМЛ уродов, я серьёзно хотел обогатить свой внутренний мир, или там развить свой духовный потенциал и вооружить себя самой передовой, поступательно-наступательной идеологией, но через пару занятий я уже видел, что уровень преподавания не выше уровня моря и приближается к «устному народному творчеству». Утомило меня это деревянное зодчество, честно говоря, такая зубная боль, я не знаю. Раскатывают мозг в папиросную бумагу, пудрят его пылью. Ну, невозможно же! Захотелось сохранить себя. Не ходил я туда. Университет для миллионов, а среди миллионов легко потеряться.

Потерялся я до экзаменов. И вот экзамены. Все наши ходят с толстыми конспектами первоисточников и делают из конских рож умные лица, а у меня даже конспекта нет. Не написал я его… ещё. А тут квартиру у меня залило из прорвавшейся батареи, всё мое барахло погибло, и под этот залив я решил списать все свои конспекты. На стихийное бедствие.

И тут начпо флотилии позвонил начпо нашей дивизии:

— У вас там есть такой Петров, так вот он занятия в УМЛе не посещает и экзамены не сдаёт.

— Петров? — переспросил наш НачПо. — Сейчас разберёмся и доложим.

А НачПо у нас вечно был рассеянный, несобранный, вечно у него что-то терялось, торчало, что-то он всё время не помнил. Ни одного подводника он в лицо не знал, ни одна фамилия у него не откладывалась.

К офицерам он обращался «Эй, вы!», а к мичманам — «Эй, ты».

Вот он меня и вызвал.

Запасся я наглостью, захожу к нему, а он в это время стоя разговаривает по телефону.

— Да, да, да, — говорит он в трубку, поворачивается ко мне и кивает, мол, давай, заходи быстрей, — да, да, да, я его сейчас к вам прямо и направляю скоренько, да… — Потом прикрывает трубку рукой и говорит мне шёпотом:

— Пет-ров, ты почему УМЛ не посещаешь?

А я ему тоже шёпотом:

— Потому что конспектов нет.

И он в трубку громко:

— Потому что конспектов нет. Да, да, да…

И тут до него самого доходит, и он мне возмущенно опять шёпотом:

— А почему это у тебя их нет?

— Потому что утопли.

Он в трубку быстро:

— Потому что утопли… да…

— Как это «утопли»? — видимо, спрашивают его там.

— Как это «утопли»? — спрашивает он у меня.

— А так, — говорю, — батарею прорвало и всё залило, и все конспекты развалились.

— Батарею у него прорвало, — торопится он в трубку, — и все конспекты залило, и они развалились.

— А как они развалились? — спрашивает он у меня.

— А совсем, — делаю я брезгливую рожу, — в кашу.

Он делает точно такую же рожу в телефон.

— А совсем, — говорит он, — в кашу… да… ага… ага… так я вам его посылаю?

— Ну давай, — говорит он мне, — пулей туда, ждут.

Вздохнул я и пошёл туда пулей, мечтая по дороге, чтоб кто-нибудь там сдох. Но не дошёл я. Меня отловили и в тот же день отправили в автономку. На три месяца. Правда, не совсем отловили, я сам отловился: зашёл к флагману и узнал, не нужно ли вместо кого-нибудь в автономку сходить. Оказалось, нужно.

Экзамены я потом сдал, естественно, задним числом, чтоб окончательно не задолбали, а вот за дипломом так и не явился. Некогда было. Начальник этого вечернего сборища придурков и наш НачПо просто рыдали непотребно. На каждом собрании меня клеймили. Просто удила грызли, честное слово.

Так и пропал мой диплом. Сожгли его. Да и пёс с ним, на кой он мне…

Методически неверно

Продать человека трудно. Это раньше можно было продать. Несёшь его на базар — и всё! Золотое было время. Теперь всё сложно в нашем мире бушующем.

Его звали Петей. По фамилии — Громадный. Петя Громадный. Он выговаривал через «х» и без последней — «Хромадны» — и вытягивал шею вперёд, как черепаха Тортила, жрущая целлофановый пакет. «Ну-у, чаво там», — говорил он. Лучше б «му-у», так ближе к биологии вида. Он был радиоэлектронщик и жвачное одновременно. А ещё он был мичманом. Наемным убийцей.

Он говорил «мыкросхэма» — и тут же засыпал наповал. Так мелко он не понимал. А командир группы общекорабельных систем — группман — всё проводил с ним занятия, всё проводил. Оглянулся — спит! Чем бы его? Журналом в кило по голове — раз!

— Ты что, спишь, что ли?!

— Я-та?…

— Ты-та…

— Не-е…

— Ах ты…

— Всё! Не могу! — группман сверкал глазами перед командиром БЧ-5 и сочно тянул при этом носом. — Хоть режьте, не могу я проводить с ним занятия.

— Ну как это?

— А так! Не могу.

— Значит, не так учишь! Неправильно. Методически неверно. Вот тебе «Волгу» ГАЗ-24 дай за него — наверное, тогда бы выучил. И потом он жалуется, что вы его за человека не считаете. Оскорбляете его человеческое достоинство. Ну, это вообще… методически неверно.

— Ме-то-ди-чес-ки?!. — группман заикался не от рожденья, не с детства заикался. Дальше он шипел носом, как кипятильник перед взрывом. Одним носом. Ртом уже больше не мог.

— Да. Методически. Вот давайте его сюда, я вам покажу, как проводится занятие.

Целый час бэчепятый бился-бился и разбился, как яйца об дверь, и тогда в центральном заорало:

— Идиот, сука, идиот! Ну, твёрдый! Ну, чалдон! Чайник! Ну, вощ-ще! Дерево! Дуремар! Ты что ж, думаешь!

Петя моргал и смотрел в глаза.

— Презерватив всмятку, если лодку набить таким деревом, как ты, она не утонет?! А?! Ну, страна дураков! Поле чудес! Ведро!!! Не женским местом тебя родило!!! Родине нужны герои, а… родит дураков! — бэчепятый плеснул руками, как доярка, и повернулся к группману. — Ведро даю. Спирта. Ректификата. Чтоб продал его. — Он ткнул Петю в грудь: — Продать! За неделю. Я в море ухожу. Чтоб я пришёл и было продано! Куда хочешь! Кому хочешь! Как хочешь! Продать дерево. Хоть кубометрами. Вон!!!

До Петиной щекастой рожи долетели его теплые брызги.

— Вон!!! На корабль с настоящего момента не пускать! Ни ногой. Стрелять, если полезет. Проберётся — стрелять! Была б лицензия на отстрел кабана — сам бы уложил! Уйди, убью!!! — (Слюни — просто кипяток.) — Ну, сука, ну, сука, ну, сука… — бэчепятый кончался по затухающей, в конце он опять отыскал глазами группмана: — Ну я — старый дурак, а твои глаза где были, когда его на корабль брали? Чего хлопаешь? Откуда его вообще откопали? Это ж мамонт. Ископаемое. Сука, жираф! Канавы ему рыть! Воду носить! Дерьмо копать! Но к матчасти его нельзя допускать! Поймите вы! Нельзя! Это ж камикадзе!…

— Я же докладывал… — зашевелился группман.

— «Я же — я жо»… жопа, докладывал он…

Петю сразу не продали. Некогда было. В автономку собирались. Но в автономку его не взяли. Костьми легли, а не взяли.

— Петя, ты чего не в море?

— Та вот… в отпуск выгнали…

Он ждал на пирсе, как верный пёс. Деньги у него кончились. После автономки наклевывался Северодвинск. Постановка в завод с потерей в зарплате. С корабля бежали, как от нищеты. Группман сам подошёл к командиру:

— Товарищ командир, отпустите Громадного.

— Шиш ему. Чтоб здесь остался и деньги греб? Вот ему! Пусть пойдёт. Подрастратится. Вот ему … а не деньги!

— Товарищ командир! Это единственная возможность! По-другому от него не избавиться. Хотите, я на колени встану?!

Группман встал:

— Товарищ командир! Я сам всё буду делать! Замечаний в группе вообще не будет!

— А-а… чёрт…

В центральный группман вошёл с просветлённым лицом. Петя ждал его, как корова автопоилку. Даже встал и повёл ушами.

— Три дня даю. — сказал ему группман, — три дня. Ищи себе место. Командир дал добро.

Через три дня группмана нашёл однокашник;

— Слушай, у тебя есть такой Громадный?

Группман облегченно вздохнул, но тут же спохватился. Осторожный, как старик из моря, Хемингуэя. 3абирает. Так клюет только большая рыба.

— Ну, нет! — возмутился группман для видимости. — Все разбегаются. Единственный мужик нормальный. Специалист. Не курит, не пьёт, на службу не опаздывает. Нет, нет… — и прислушался, не сильно ли? Да нет, вроде нормально…

Петю встречали:

— Петя, ты, говорят, от нас уходишь?

— А чаво я в энтом Северодвинске не видел? Чаво я там забыл? За человека не считают!