Верное решение (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич

— Левая рука — правая нога, — он продолжил бормотать себе под нос, перешагивая с камня на камень, с плоского участка пола на другой плоский участок. — Правая рука — левая нога…

Пробираясь ползком по темным пещерам, прижимаясь левым боком к стене во время коротких передышек, Тит медленно, но уверенно приближался к заветному выходу на поверхность. И это совсем не приносило ему радости, ведь от постоянной тряски боль в его ноге становилась сильнее с каждой минутой, а запасы обезболивающих таяли на глазах. Нервничая по поводу их окончательного исчерпания ему приходилось несколько раз уменьшать дозировку, что закономерно приводило к еще большей боли в ноге, а к ней в придачу и в коленях с мышцами спины и плеч. Это вкупе с усталостью делало перерывы у стены все дольше, и, естественно, отодвигало финишную черту все дальше, замыкая порочный круг, в котором застрял Тит. Больше боли — медленнее темп. Медленнее темп — дольше дорога. Дольше дорога — меньше доза обезболивающих. Меньше доза обезболивающих…

Тит добрался до выхода из пещеры лишь спустя пять часов после инцидента с упавшим валуном. За это время Лилия успела подставить местному светилу другой бок, погрузив Равнину Скуки в светлые сумерки. Вместе с этим температура на поверхности упала достаточно для того, чтобы белоснежные облака пролились аммиачным дождем. Полностью поддавшийся трансу ритма Тит блуждал в собственных мыслях, будто застряв в глубокой смоляной яме, вязкой и теплой, как вдруг из этого убаюкивающего состояния его выдернула приглушенная шлемом скафандра барабанная дробь капель. Он остановился, слегка растерявшись, поднял голову и увидел впереди заветный выход. Дождь поливал равнину и овражек за пределами пещеры, тонкими струйками проникая внутрь и моментально впитываясь в грунт. Тит, наконец, осознал, как сильно устал. Кое как, подволакивая сломанную ногу, он сел, упершись спиной в стену.

— Всего двадцать процентов работы… — вяло выдохнул он, понял, что чертовски хочет пить и жадно присосался к трубке, торчавшей в шлеме. Но к его сожалению, вместо вкуса драгоценного энергетика ощутил обыкновенную воду. Вернее, не совсем обыкновенную. Это была ЕГО вода. Последние семь часов он поглощал жидкость в ускоренном темпе, стараясь восполнить недостающие калории. Ведь никакого ужина сегодня ему уже не полагалось. А значит почки тоже работали усерднее обычного, быстрее наполняя мочевой пузырь отходами, оставшимися после переваривания энергетика. Тит не помнил, как это происходило — сказывалась привычка по восемь часов в день работать в открытом космосе — но с тех пор, как он зашел в пещеру, успел сходить по малой нужде уже три раза. Скафандр в автоматическом режиме очищал мочу, превращая ее в питьевую воду и пополняя свои запасы. И именно ее теперь он выдавал Титу на замену закончившемуся энергетику. Тит начал пить сам себя.

— Я не чувствую ладоней с коленями. Не знаю, что будет с ними завтра, но подозреваю, что ничего хорошего. Хотя, все лучше, чем нога. Ей, наверное, лучше уже никогда не станет, — он с досадой посмотрел на правый ботинок, повернувшийся под неестественным углом. Внутри этого ботинка была его ступня. Она все еще была там, болталась, болела, ела за его счет, но тем не менее, ощущалась совершенно чужой. — Интересно, сколько еще она сможет так провисеть, прежде чем начнет подгнивать? Интересно, что бывает с незалеченными сложными переломами? Какой прогноз, док?

Тит отпил еще немного СВОЕЙ воды, сполз слегка пониже вдоль стены, устраиваясь поудобнее, и словил себя на том, что кивает носом. Это было не хорошо. Сон в его планы сейчас не входил вообще. Становясь на четвереньки, он надеялся, что ползти будет достаточно просто, и он доберется до палатки раньше, чем кончатся силы. Но ползти было совсем не просто. Даже беря во внимание поддержку экзоскелета, которая, к слову, в такой ситуации мало на что влияла. Разве что локти страдали не так сильно. Тита тянуло вниз гравитацией, почти в шесть раз превышавшей его родную, марсианскую, его ноги и руки были непривычны к такого рода нагрузкам, и постоянная граничащая с параноидной осторожность, вызванная боязнью прорыва скафандра, значительно замедляли его передвижение, превращая любые планы в несбыточные мечты.

Тит повернул голову, чтобы видеть выход из пещеры, и, глядя на то, как дождь тарабанит по камням, разлетаясь брызгами, решил, что определенно нуждается в сне. Он был вымотан, как морально, так и физически. К тому же, ему думалось, что во сне он сможет сэкономить немного обезболивающих. Он еще уменьшит дозу, сделав при этом одну порцию побольше, только чтобы уснуть, а дальше за дело возьмется усталость.

Хотел рассказать вам про ожоги от аммиака, — он говорил тихо, лениво ворочая языком, — но передумал. Лучше сами поинтересуйтесь, что эта дрянь делает с кожей, не говоря уж о глазах и прочих местах помягче. Это на тот случай, если кто-то еще не понимает, в какую задницу я угодил. Один прорыв и меня ждут веселые деньки… Кстати, если кто-то знает хорошего травматолога, готового починить меня за умеренную плату, поделитесь контактом. Чувствую, мой медицинский модуль с такой ногой сделать ничего не сможет.

Да, все определенно идет по кругу… Я помню, когда стоял в родильном кабинете и смотрел, как на свет появляется мой сын, тоже думал, что все пропало. Не знаю, как это объяснить тем, кто этого не переживал, но попробую. Вообще, рождение ребенка — это самая страшная вещь на свете… Мне тогда казалось, что теперь все в жизни измениться. Совсем. Перевернется с ног на голову. И не в том смысле, что мне придется бросить школу, чтобы устроиться на низкооплачиваемую работу и обеспечивать семью. Нет. Хотя, конечно, все было именно так… Когда я впервые увидел лицо Аврелия, я сразу понял, что теперь все будет ради него. Я перестал быть центром собственной вселенной. Им стал он. Теперь все будет вращаться вокруг нового человечка, ведь он будущее, а я — настоящее, медленно превращающееся в прошлое. И от этой мысли мне стало не по себе. Я будто умер. Не полностью, только маленькой частью себя. Той, которая до этого думала, что она — главный герой истории. И тогда я запаниковал. Страх смерти, скажу я вам, сильная вещь. Бьет со всего размаху. Зато, если один раз его перебороть, то дальше уже становится гораздо легче. Паника отступает, мысли успокаиваются, настраиваются на конструктивный лад… И оказывается, что все не так уж плохо. Что даже если ты не за рулем, то это еще не значит, что поездка выдастся паршивой. К тому же, я не готов сказать, что, не имея за спиной образования, хорошей работы, даже поддержки собственных родителей, все равно оставить ребенка было неверным решением. Ведь в конце концов, дети это наше будущее, и не будь их, тогда на кой черт мы вообще все это затеяли? — он обвел рукой пространство пещеры. — Весь этот технический прогресс, освоение космоса, постройка колоний… Для кого это, если не для будущих поколений? Кто-то скажет, что великие дела делаются эгоистичными людьми для того, чтобы удовлетворить свои амбиции, а я отвечу — к чертям амбиции. И к чертям эгоистов! — в этот момент Тит скорее спорил не с воображаемым оппонентом, а с самим собой, потому как прекрасно осознавал, что отправился в «Гуд Кол.» не для того, чтобы оставить Аврелию в наследство процветающее дело, и не ради эфемерной возможности восстановления собственного брака. Он сделал это, повинуясь внутреннему бунтарю, вырывавшемуся из него в самые ответственные моменты. И ему было за это стыдно. Стыдно перед самим собой, перед родителями, чьих советов он избегал, как огня. Стыдно перед Лилией, которую он нехотя утянул за собой на дно. И перед Аврелием, которого он лишил нормального детства. — К чертям эгоистов…

Тит, опираясь на руку, сполз по стене на пол, уложил сломанную ногу на здоровую, дал команду скафандру сделать единовременное повышение дозировки обезболивающего и, смотря на аммиачные струйки, затекавшие в пещеру, провалился в сон без сновидений.