Успеть. Поэма о живых душах - Алексей Иванович Слаповский

Сказал, что не может позволить, чтобы Алиса жила с таким человеком, как Согдеев.

— Если тебе нравится этот урод, на здоровье, — сказал он. — Но Алису я ему не отдам. Я читал его биографию, он был реальный бандит в девяностые. А может, и сейчас.

Он еще что-то говорил, а проголодавшаяся Настя в это время ела тушеные овощи, которые Антон обычно терпеть не мог, а сейчас неожиданно захотелось. Подогреть их в микроволновке, полить подсолнечным нерафинированным маслом, посолить (Настя не солит совсем) и с хлебом — вполне неплохо. А если обжарить в придачу несколько кусочков курицы — совсем хорошо.

Похоже, Настя, пока ехала, перекипела и настроила себя на деловое хладнокровие. Если бы не обстановка кухни и не этот вот салат, она выглядела бы офисной чиновницей, недаром даже не переоделась, осталась в темно-сером костюме, из нагрудного кармана пиджака элегантно, но строго выглядывал уголок платка в красно-синюю полоску. Чтобы не запачкаться, заткнула за ворот белой блузки салфетку. Слушала Антона так, как слушают сотрудника на производственном совещании, причем сотрудника слишком многословного, нудного и говорящего пустяки. Такого не перебивают лишь потому, что он из вредности может еще больше затянуть выступление.

Антон еще не закончил, а она, сняв салфетку, сказала: «Извини», — и вышла. Прерванный на полуслове Антон ждал ее, как ему показалось, очень долго. Настя все не возвращалась, он встал, открыл холодильник, взял кастрюльку с овощами, наложил полную тарелку, посолил, поставил в микроволновку, нашлась в холодильнике и половинка вареной курицы, Антон отрезал несколько кусочков, бросил их на сковородку, обжаривал на большом огне, переворачивая деревянной лопаточкой. Все движения были привычными, он не глядя, наугад брал и тарелку, и солонку, и лопаточку, но не оставляло ощущение, что хозяйничает на чужой кухне.

Настя вернулась. В светло-сером тренировочном костюме, она носила его как домашний, и он ей очень шел, мягко облегал фигуру, не слишком обозначая, но и не скрывая. Спросила:

— Кофе будешь?

— Да.

Настя встала рядом, засыпала кофе в машинку, выбирала режим.

Рядом, вместе. Это было раньше естественным, простым и не замечаемым, а сейчас в каждом движении видятся новый смысл и новое значение, ощущается напряженность, скованность. Что-то похожее случается в час пик в метро, где Антон ездил в начале московской жизни — прижмет тебя к какой-нибудь девушке, чувствуешь себя в таком тесном с нею соприкосновении плечом или бедром, локтем, кистью руки, какое и у близких людей не всегда бывает, пытаешься отстраниться, но не можешь, она тоже пробует отодвинуться, но на ее попытки кто-то отвечает толчком, и вы в результате чуть ли ни обнимаетесь, старательно при этом отворачивая лица друг от друга.

— Что-то еще? — спросила Настя.

— Да нет, мне хватит.

— Я не про еду. Что-то еще хочешь сказать?

Антон хотел что-то еще сказать, но забыл. Ответил:

— Пока все.

— Тогда слушай. Кем он раньше был, никого не касается. Может, бандит. Тогда все были бандитами или с ними дружили. И это вообще ни при чем, пусть он хоть мафия, хоть кто. Мне плевать. Я нашла своего мужчину. И от этого не откажусь. Что касается Алисы. У него от прошлой семьи двое детей, девочка в школе, сын учится за границей. Прекрасные дети. Отлично воспитанные. Послушные. Отца любят. С их матерью у него нормальные отношения. Потому что они разумные люди. Он и с тобой хотел наладить нормальный контакт, а как ты себя повел? Налить или сам?

Она имела в виду кофе.

— Сам налью, поем сначала.

Настя села за стол с чашкой кофе, Антон взялся за овощи с курицей. Елось, как ни странно, с аппетитом.

— Что он мне угрожал, это ничего? — спросил Антон. — Или думаешь, пошутил?

— Он на такие темы не шутит. Если обещал — может сделать.

— Ни фига себе. Это тоже нормально — угрожать посадить и убить?

— Не нормально, но необходимо. Если человек по-другому не понимает.

Антон даже перестал есть.

— Настюх, ты с ума не сошла? Ты говоришь, как… Не знаю. Как бандерша какая-то.

— Что такое бандерша?

— Ну, бандитка.

— Антош, там очень серьезный мир. Ты даже не представляешь, насколько серьезный. И мне это нравится. Митя хищник, звероящер, и мне это тоже нравится. Его самого один раз взрывали, а потом отравить пытались. Это настоящая жизнь. Масштаб, понимаешь? Уровень! Я всегда этого хотела, но с тобой у меня нет шансов. Ты хороший человек, Антош, но ты — починяльщик. И всю жизнь им будешь. Ну, старшим менеджером назначат.

— Уже. Я официально так называюсь.

— Обалдеть, упустила свое счастье.

— Значит, повелась на деньги? Дворец за городом, летом на Мальдивы, зимой в Куршавель какой-нибудь? На собственном самолете. Есть у него самолет?

— Есть. Не утешайся, деньги ни при чем. Нет, тоже хорошо, но дело не в них.

— А в чем?

— Хорошо, скажу всю правду. Если бы я тебя любила, Антош, мне было бы все равно, починяльщик ты или хоть даже дворник.

— Ясно. Разлюбила, значит?

Антон доел свой ужин и с удивлением чувствовал, что хочет еще. Пошел к холодильнику, открыл, пошарил, нашел докторскую колбасу, отрезал ломоть изрядной толщины, вернулся к столу, положил на кусок хлеба, впился зубами.

— Оголодал, что ли? — спросила Настя. — Или на нервной почве?

— Ты говори, говори. Разлюбила, значит?

— Если бы. Не любила никогда.

— Да неужели? А зачем замуж вышла?

— Не знаю. Я хотела семью, ты был самым подходящим кандидатом. На фоне того отстоя, который в целом.

— Щас загоржусь.

— Гордись. Но я тебя не обманывала, это ты предложил пожениться, не я. Я полгода думала и согласилась. Ведь так?

— Зачем тогда в любви признавалась?

— Я не признавалась. Ты вспомни.

И Антон вспомнил. Да, не признавалась. Ни разу. Всякие слова вокруг и около — были. А чтобы просто и прямо: «Я тебя люблю!» — ни разу. А когда он говорил, она даже не отзывалась, как некоторые: «Я тоже», — а смеялась или целовала его. Как бы подтверждая. Вот именно — как бы.

— А потом Алиска появилась, — сказала Настя, — и я вся в нее ушла. Потом в работу. К тебе всегда хорошо относилась. Не больше.

— Поэтому не хотела второго ребенка?

— И поэтому тоже.

— Мы же не всегда предохранялись.

— Я таблетки пила. Но один раз аборт пришлось сделать.

— Когда?

— Я в командировки ездила. Два года назад это была не командировка.

— Настюх, а ты ведь сука, — сказал Антон