Карибский кризис - Федор Московцев

«Теперь до следующего праздника», — грустно подумал я, глядя на сияющее Танино лицо.

Мы смотрели «Потерянный город».

— Она идейная идиотка, — сказал я, когда мы вышли из кинотеатра, имея в виду Аврору, главную героиню фильма.

(действие фильма происходит в Гаване 1958 года. Благополучную буржуазную семью разрывают внутренние противоречия. Два брата становятся революционерами, третий — аполитичный Федерико, владелец ночного клуба, интересуется только своим бизнесом и не принимает ни чью сторону — ни сторону революционеров, ни сторону правительства. Его родной брат участвует в покушении на президента и погибает. Незадолго до этого он просит Федерико, чтобы тот позаботился о его жене Авроре, если с ним что-то случится. Похоронив брата, Федерико принимает участие в судьбе вдовы. Постепенно их отношения перестают быть просто дружескими. Возникает любовь.

В канун 1959 года революционеры свергли президента Батисту, которому пришлось бежать в США. Новые времена, новые идеалы, новые герои. Революционное правительство канонизировало всех, кто погиб за правое дело, в том числе мужа Авроры, а ее саму привлекли к своим революционным делам.

Родители Федерико требуют, чтобы он уехал в Америку (новая власть отняла почти всё, и его бизнес на грани разорения). Он покупает билеты для себя и Авроры, но она отказывается ехать, мотивируя тем, что обязана принять участие в жизни своей страны. Тогда Федерико уезжает один. В аэропорту кубинские таможенники отнимают у него все деньги и ценности, и в Америке ему приходиться работать посудомойщиком, тапером — то есть выполнять поденную работу. Через некоторое время Аврора находит его (она становится кубинским дипломатом) и пытается уговорить вернуться на родину. Но получает отказ.

Фильм заканчивается тем, что Федерико разворачивается и открывает ночной клуб. Он смотрит старое видео, на котором он и Аврора в их лучшие времена).

Таня резко ответила на мою реплику:

— Аврора сказала, что она жена своего мужа, и будет находиться там, где он есть, и разделит его судьбу.

— ?!!

— Её погибший муж — брат Федерико.

«Первый, кто откроет лицо невесты, становится ей близким», — вспомнил я свои собственные слова.

После кино мы просидели в кафе около часа. Таня была очень резка, часто обрывала меня, когда я шутил, она сдерживала свой смех, и, улыбаясь против воли, говорила: «Не смешно!». И, так как она была в плохом, как мне казалось, настроении, то у неё было впечатление, что и другие всем недовольны и раздражены. И она с удивлением спрашивала меня: «Что с тобой? Ты не такой, как всегда», — хотя я вёл себя нисколько не иначе, чем всегда.

Я проводил ее домой. У подъезда, когда дотронулся до её плеча и собрался уже прощаться, она вдруг раздраженно сказала: «Ты что, не зайдешь ко мне?» — и произнесла это таким сердитым тоном, как если бы хотела прогнать меня: уходи, разве не видно, что ты мне надоел? Мы поднялись к ней (Арина с Кириллом, Таниным младшим братом, уехали за город). Прошли в ее комнату. Подойдя к пианино, Таня открыла крышку, пробежала по клавишам. Я подошел к ней, взглянул на фото в рамке, стоящее на пианино, на котором мы вдвоём на набережной, обнявшись, и сказал:

— Танюша, мне тяжело, я не понимаю, что происхо…

Я не успел договорить; глаза Тани из серо-зеленых стали почти черными, и я с удивлением увидел — так как перестал на это надеяться — что она приблизилась ко мне вплотную и её грудь коснулась моего застегнутого пиджака; она обняла меня, ледяной запах мороженого, которое она ела в кафе, вдруг почему-то необыкновенно поразил меня, судорога прошла по её телу, и она сказала:

— Скажи, ты разве не хочешь меня!?

Туманные глаза её, обладающие даром стольких превращений, — эти глаза я долго видел перед собой; и когда она заснула, я повернулся лицом к стене и задумался над Таниными словами.

«Аврора сказала, что она жена своего мужа, и будет находиться там, где он есть, и разделит его судьбу».

Я лежал рядом с ней и долго не мог заснуть; я думал, что она для меня только одно из наслаждений в бесконечной цепи возможных наслаждений. Но наслаждение воплотилось для меня в Тане, и если бы я размечтался о тех бесчисленных женщинах, которые, как я предполагал, еще долгие годы будут украшать мою жизнь, они все предстали бы передо мной в образе Тани. Но такая привязанность угрожала моей семье. А эта первокурсница, которой через месяц исполнится восемнадцать, научилась управлять мной. И, что самое досадное, у неё это неплохо получается.

Глава 33,

Продолжение нашей с Таней истории

Таня вела себя в формате «Я буду любить тебя тихо-тихо — так, что никто не заметит» три года — до начала 2004 года. Всё это время она работала на Совинкоме, совмещая работу с учебой, на должности офис-менеджера (был только один большой, на полгода перерыв, когда она готовилась к поступлению в институт). Вначале её участие ощутимо чувствовалось, но постепенно её энтузиазм сошёл на нет — она занялась музыкой и записалась в театральный кружок. Как раз в тот момент, когда ушли Лена Николова и Лена Гусева, обнажив ответственные фронты и мне остро понадобились надежные люди, Таня вдруг затеяла какую-то свою игру.

Мы встречались достаточно часто для людей, живущих в разных городах. Минимум раз в две недели, иногда чаще, я летал в Волгоград по делам. Таня приезжала ко мне в Петербург. Два раза в год мы ездили на море. Я был относительно свободен — жена с ребенком не сразу последовала за мной, чего-то выжидала. Мариам приезжала в Петербург на короткое время, чтобы потом вернуться в Волгоград под каким-нибудь предлогом. Семья жила порознь. И по моему поведению у Тани могло сложиться впечатление, что я фактически свободен и развод — это просто формальность. Тем более что я, чего уж там, периодически в порыве страсти, особенно на море, мечтал вслух, что неплохо было бы НАМ поселиться на вилле на берегу моря, и даже затрагивал практическую сторону вопроса.

Мариам окончательно перебралась в Питер в конце 2003 — начале 2004 гг. Нашла работу по своей специальности — психиатр. И как раз в это время Таня решила, что нам с ней пора определиться. Всё началось с полунамёков, а закончилось прямым требованием разводиться с женой и создавать новую семью:

— Избавься от этого параллельного явления, от Мариам, вот какой ты должен сделать шаг! Я так больше не могу! Мои биологические часы тикают и утраченного времени не вернуть. Ты должен определиться: или я, или…

Она прекратила наши интимные отношения, и завела интрижку с моим двоюродным братом Ренатом, заставляя меня ревновать. (Он часто ездил в Волгоград контролировать сотрудников Совинкома, развитие аптечного направления и возврат экспортного НДС). Уже позже до меня дошло, что всё это затевалось, чтобы позлить меня и заставить предпринять решительные действия, но тогда я просто сходил с ума. Рассуждая здраво, следовало бы устроить сцену ревности и распрощаться с Таней, подобные прецеденты уже были с другими девушками, всё, отношения зашли в тупик (конечно, с точки зрения женатого мужчины, для девушки-то это как раз наоборот — дорога в светлое будущее). И если бы наши интимные встречи продолжались в прежнем режиме, примерно раз в неделю, при этом она бы достала меня своими намёками на то, что пора определиться, и тут бы вдруг раскрылись её шашни с Ренатом, то возможно, я бы так и подумал. Но я просто не способен был трезво мыслить. Во мне заговорил инстинкт охотника, от которого ускользает добыча. Поскольку она держалась несколько отстранённо, не навязывала себя, а скорее наоборот; то, недоступная, она стала во сто крат желаннее. Боже, что это были за муки — несколько раз она заявляла, что «не может», и отказывала в близости в самый такой момент, когда мы, раздевшись, лежали в постели и я уже, нащупав её влажную промежность, собирался войти! Я с трудом сдерживался, чтобы не взять её силой, остатки благоразумия подсказывали, что с ней этот номер не пройдёт. С большинством девушек проходит, а с ней — нет.

Чем больше она меня томила, тем большим праздником казались её объятия и поцелуи, и её слова о том, что она меня любит. В один из таких моментов, когда мы целовались на набережной, я совершенно растаял и неожиданно для самого себя, в припадке восторга, усиленного Таниными поцелуями, пообещал подарить ей Рено Меган Кабрио (в 2003 году во время поездки на Кипр мы брали напрокат такую машину, а тут как раз один знакомый фирмач предложил точно такой же по сходной цене). И я сдержал обещание.

В конце апреля 2004 года (шел четвертый месяц нашего воздержания) я пригласил её в Абхазию. Как обычно, почти что в форме уведомления, позвонил и сообщил, что через два дня приеду в Волгоград, заберу её и мы поедем на море. Во время этого разговора она заставила меня понервничать, я уже не был уверен, что поездка состоится, и торопился в Волгоград сильнее обычного.