Как Путин стал президентом США: новые русские сказки - Дмитрий Быков

— Что это, Бэрримор? — выругался по-заморски киевский князь. По-русски это примерно означало «Что за фигня?!».

— Партия власти, сэр, — бодро рапортовал Илья, на кушавшийся по случаю празднества хмельной браги, которую в изобилии приволокли ведьмы. — Народ дружно вступает в центристскую организацию, которую мы уже назвали Партией Интеграции — За Демократию, Единство, Центризм! И аббревиатура получается удобная, привычная русскому слуху.

Князь пожевал губами, составил аббревиатуру и позеленел.

— Ну, — сказал он грозно. — А какая у вас оппозиция?

— Нету у нас оппозиции! — радостно заорал Горыныч. — Какая ж у нас, у таких, оппозиция! Всех огнем пожжем, слизью задушим! Аида к нам, Володюшка, трын-траву курить!

— Ну раз так, — проскрежетал князь, — я буду ваша оппозиция…

Но этого зубовного скрежета никто уже не расслышал. Страна, уставшая от распрей, наслаждалась единством. Скоморохи гудели в дудки.

— Я об одном только думаю, — тихо склонился Никитич к Поповичу. — Об чем же теперь сказки-то будут складывать? Все же за добро, кто же против-то? Ведь об нас теперь ни одной сказки, ни одной былины не будет!

— А тебе оно надо? — тяжелым, хмельным голосом спросил Попович.

— Да нет, в общем-то… Так, интересно…

Ну и не задавай глупых вопросов, — отвернулся Попович и отхлебнул еще медовухи, изготовленной кикиморами из болотных кувшинок. — Слышь, Соловушка! Грянь-ка еще раз нашу, русскую: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»!

КЛЕЦ, или ПРАВДА О СЛУЧАЕ МИСТЕРА ВОЛЬДЕМАРА

От авторов.

«Правда о случае мистера Вольдемара» — известный рассказ Э. По.

Все цитаты из детского фольклора, приводимые в тексте, абсолютно подлинны и почерпнуты авторами как из собственной памяти, так и из собственной дочери.

В июне Путин собрал олигархов на традиционную встречу: обычно во время таких посиделок они ему говорили, что делать, а в благодарность получали гарантии независимости и другие мелкие подарки.

Большой стол был, как всегда, уставлен пирожными и лимонадом (крепче лимонада никто из олигархов не употреблял). Олигархи рассаживались, хихикая и весело толкаясь. Они не собирались целый месяц, за это время каждый успел прикупить новые игрушки и цацки. Один хвастался шоколадной медалью, другой — заводиком, третий прикупил железную дорогу, совсем как настоящую, с вагонами, и теперь радостно раскладывал ее на столе. Как всегда, двое ссорились, выясняя, чья Семья лучше и у кого Папа круче. Обычно Путин с улыбкой умиления посматривал на резвых гостей, наполнявших Кремль весельем и непосредственностью. Но на этот раз Владимир Владимирович был хмур и сосредоточен.

— Ребята, — начал он грустно. — Я вам очень благодарен за все. Но обстоятельства требуют, чтобы одного из вас посадили.

— Как — посадили? — залепетали потрясенные олигархи. — Куда посадили?

— Сдали, слили, поставили в угол, — терпеливо объяснил Путин. — Чтобы народ видел, как идет борьба с коррупцией. Мне правда очень грустно, братцы. Но, во-первых, интересы государства превыше всего, а во-вторых, это же понарошку.

— Такая игра? — с пониманием спросил Березовский, очень любивший новые, азартные игры.

— Да, Боря, — печально кивнул Путин. — Трудная, опасная и увлекательная игра. Называется «Бутырочка». Вам остается только выбрать, кому водить.

— Давно пора, — рассудительно сказал старший олигарх Владимир Петрович, друг толстого Юры. — Мы всегда говорили.

— А кто за мною повторяет, тот в уборную ныряет, — неодобрительно сказал Путин, в упор, посмотрев на непрошеного союзника. Владимир Петрович стушевался.

Путин вышел, оставив за себя Волошина, чтобы тот доложил о результатах олигархических разборок. Некоторое время гости сидели молча, переваривая услышанное.

— Березовского! Березовского! — зазвенело сразу не сколько голосов, когда прошел первый шок.

— Меня? — переспросил шустрый быстроглазый Боря, надкусывая расползающийся эклер. — Да, меня можно. Меня всегда можно. — И говорил, и ел он с необыкновенной быстротой, держа пирожное двумя передними лапками и обгрызая его острыми зубками, при этом успевая внимательно оглядывать каждого и стремительно, как белка скорлупой, сыпать словами. — Меня очень можно, но по трем причинам бессмысленно. Во-первых если все время одного меня, то это не борьба с коррупцией, а игра в одни ворота. Меня в прошлом году уже осалили, и кому было лучше? Спросите Евгения Максимовича, было кому-нибудь лучше? Во-вторых, я народный депутат, и у меня неприкосновенность. А снимать ее с меня вы замучаетесь. И в-третьих, я все равно выкручусь. Это все знают. Так что меня бессмысленно. — Он доел пирожное и обвел коллег карими, чуть навыкате, хитрыми глазками.

— Надо жребий бросить, — предложил пухлый, рассудительный Фридман в маячке с огромной буквой «Альфа» на пузе.

Стали бросать жребий. У единственного курящего — Потанина — нашлись спички. Решили, что кому достанется обломанная, тому и водить, то есть сидеть, но хитрый Абрамович заметил, что у Потанина все спички обломанные, так что кто первый потянет, тот и продует. Тогда стали сдавать карты — кому выпадет туз пик. Карты нашлись у Ходорковского, но опытный Смоленский заранее просмотрел колоду и обнаружил, что все шестерки из нее давно слиты, потому что шестерки умирают первыми, а зато есть шесть тузов пик и два джокера. Такими картами хорошо было играть в «Акулину». Поиграли немного в «Акулину», Швидлер проиграл два пирожных, но Волошин постучал ручкой по бутылке лимонада и напомнил олигархам, что они больно уж развозились, — надо дело делать.

— А давайте в вышибалу! — воскликнул резвый, спортивный Мамут. — Вон у меня и мячик есть!

Стали играть в вышибалу, но увлеклись, перешли сначала на «картошку», потом на футбол. Березовский засветил: в глаз Гусинскому, тот расплакался и стал кричать, что в его лице в глаз получила свобода прессы и мировое еврейство, остальные разделились: кто-то бросился его утешать, кто-то издевался.

— Ню-ю-юня! — дразнился Березовский. — Плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин!

— Я мировому сообществу скажу! — плакал Гусинский, размазывая сопли по щекам.

— Ябеда-корябеда, турецкий барабан! — кричал Лесин. — Кто на нем играет — противный таракан!

— Ребзя, так нехорошо, — примирил всех рассудительный Потанин. — Мы в игрушки играемся, а тут решается судьба страны. Давайте выбирать.

— Голосовать! Голосовать! — радостно запищали олигархи. Голосование прошло бурно, но во всех случаях давало одинаковый результат: по каждой кандидатуре голосовали все, кроме того, кого предлагалось слить. В результате явного лидера выявить не удалось.

— А давайте посчитаемся! — нашелся Ходорковский. — Я помню, когда Толю Быкова сдавали, так тоже считались. И все были довольны.

— Кто знает хорошую считалочку? — возликовало собрание. — Давайте, давайте!

— Я знаю, — сказал Чубайс. — Эне, бене, раба, квинтер, контер, жаба.

— Неинтересно! — вскричал Вяхирев.

— Зато коротко, — солидно сказал Чубайс. — Мобильно.

— Нет. нет! Давайте лучше мою! Дзюба-дзюба-дский-ба-дзюба, дзюба-дони-дони-ми, а дони ши, а дони ши о шани буба-буба-буба-буба, а-а-а, а дони ши, — Вяхирев трижды хлопнул в ладошки, — а-ми (и еще трижды хлопнул), замри! Эне-бене-рики-таки, шурба-урба-сен-тебряки, эус-беус-космодреус-бис, на веревочке повис. Рыжая Наташка, ты меня не бойся, я тебя не трону, ты не беспокойся. Лягушка прыгала-скакала и Наташке в рот попала, бамс!

— Эту абракадабру никто, кроме тебя, не запомнит, — надулся Лисин.

— Ну и что, я и посчитаю, — уверенно сказал Вяхирев и, не дожидаясь ничьего согласия, завел свою песнь, но машинально посчитал и Волошина, после чего был лишен права голоса. Волошин долго еще глотал валокордин и сосал нитроглицерин.

— Я знаю, я знаю! — закричал темпераментный Бендукидзе, большой гурман. — За стеклянными дверями стоит Мишка с пирогами (Лесин поморщился). Мишка, Мишенька, дружок, сколько стоит пирожок? Пирожок-то стоит три, а водить-то будешь ты! — и он резко выбросил палец в сторону Евтушенкова.

— Неправильно, неправильно! — закричал Евтушенков. — Это неправильная считалка! Вот я другую знаю! — и он принялся считать, четко отрубая ритм и резко тыча пальцем в грудь каждого считаемого:

Солнечный круг, немцы вокруг,

Путин пошел на разведку!

В ямку упал, ножку сломал и на прощанье сказал:

«Пусть всегда будет водка, колбаса и селедка, и зубной порошок, чтобы чистить горшок!»

Горшок выпал Гусинскому, но тот немедленно среагировал:

— Я горшки обошел и до Ленина дошел!

По законам олигархии, если кто быстро перепасовывал наезд, того не трогали и даже уважали.