Мужской роман - Ирина Потанина

Говорил Игорь одно, а думал совсем о другом.

«Представляю. Прекрасно представляю, как все это смотрится со стороны. Светская львица-королевна решила отведать пастушеской любви. Семья даже и не беспокоится — и так понятно, наиграется, споткнется о нищету, вернется… И сама она, наверное, предвидит подобный финал. Иначе не боялась бы огласки» — Игорь сам себе портил настроение и ничего не мог с этим поделать, — «Забыть! Не думать об этом пока. Я пообещал Вере подождать. Я подожду…»

Игорь вдруг остановился, схватился за Верину руку, словно утопающий за спасительную соломинку и резко притянул любимую к себе.

— Ну да, — улыбнулась Вера, — Что еще делать ночью в кустах?

Игорь не ответил. Изо всех сил он вжимал в себя её гибкое тело. Такое родное, такое уже покладистое и доверчивое. Ладони лихорадочно передвигались, стараясь охватить Веру всю. Чтобы защитить, чтобы сохранить и (сейчас Игорь отчетливо ощутил появление этой новой цели) чтобы присвоить, утвердить право на владение…

— Моя, — горячо шептал Критовский, сам удивляясь проснувшейся вдруг жажде обладания, — Только моя… Это реальность. Это по-настоящему. Остальное — мираж. Главное, что можно вот так вот обхватывать тебя и уже не разбирать, где стучит твоё сердце, а где моё…

Потом порыв прошел. Игорь расслабился.

— Кошмар, — решил поделиться он, — Во мне открылись вдруг собственнические инстинкты. Те самые, которые я в людях всю жизнь презирал. Наверное, ты послана мне в наказание за слишком высокомерное отношение к окружающим.

— Я послана тебе на счастье, — попыталась оспорить Вера.

— Смотри, — Игорь засмеялся, — Как бы не превратился я окончательно в какое-нибудь доисторическое животное. Вдруг еще территорию метить начну. Задеру лапу и…

— Не переживай, я и так уже давно тобой меченая. Ты у меня всегда вот здесь, — Вера коснулась ладонью груди, — Мой внутренний Игорь локального пользования. Где бы я ни была, чтобы ни делала… Ты всегда во мне и со мной. И окружающие это чувствуют. Я им чужая. Я им — твоя. Никто на твои территории не претендует, не нервничай.

«Никто, кроме тех, от кого ты скрываешь мое существование. А скрываешь ты его почти ото всех» — агрессия мелькнула в мыслях Игоря и затухла от нежности Вериных прикосновений, — «Ну почему я никак не могу прекратить вспоминать о плохом? Подумать только, а ведь когда-то я кричал, что каждый человек должен всегда оставлять себе запасные варианты… Мол, перекрывать пути к отступлению — все равно, что рубить сук, на котором сидишь… А теперь сам вот отчаянно страдаю из-за нежелания Веры обрубать свою связь с тылами… Как глуп я был. Настоящие тылы — это те, которые всегда с тобой и всегда готовы поддержать, а вовсе не те, к кому можно возвратиться для зализывания ран. Я — её тылы. Иначе все происходящее между нами — фальшь и кромешная ложь. Господи, даруй мне силы в здравом уме дождаться момента, когда Вера сама все это поймет…»

— Знаешь, — Вера осторожно высвободилась из объятий, — Теперь я решила быть кроткой. Смиряюсь с отсутствием яблонь.

— Идеи твои, как всегда, гениальны, — вполне искренне сообщал Игорь, спустя несколько минут. Они с Верой взобрались-таки на дерево. Сидели, обхватив ногами толстенную ветку клена и, посмеиваясь, по очереди кусали купленное заранее в круглосуточном магазине огромное яблоко.

— Просто так хотелось яблок на дереве, — оправдывалась Вера.

— Прямо по-Прутковски: «Хочешь быть счастливым — будь им», — усмехался Игорь.

«Вот бы еще в личной жизни ты придерживалась тех же правил» — неугомонно комментировал некто ехидный, накрепко присосавшийся к Игоревому мозгу.

Как ни старался Игорь скрывать свои дурные мысли, Вера все равно чувствовала их.

— Знаешь, по-моему происходит что-то непоправимое, — уже дома завела она разговор, — Я чувствую, как мы сгораем. Любовь плавится и утекает сквозь пальцы. Неужели всего лишь какие-то невысказанные признания способны довести наши отношения до такого накала?

— О чем ты говоришь? — Игорь удивился слишком наигранно.

— Ну, вот видишь! Ты даже пытаешься скрыть от меня собственную озабоченность… Говоришь одно, думаешь другое, чувствуешь третье… Я боюсь. Я вижу, как все рушится. Как в страшных фильмах: «Доктор, мы его теряем»

— Если для тебя эти «невысказанные признания» подходят под эпитет «всего лишь», почему же ты не можешь их высказать? Если это настолько не важно…

Игорь не сдержался, Игорь снова заговорил об этом и в словах его звучал не прикрытый упрек.

— Игорь?! Да что же это? Нельзя заставлять человека менять что-то из-под палки…

— Ты сама завела этот разговор! — Игорь почувствовал, как в душе его вздымается что-то очень нехорошее, он уже даже не говорил, а шипел сквозь стиснутые зубы, — Зачем? Чтобы иметь возможность насладиться чтением моралей? Вот, мол, какой я стал такой-растакой: вынуждаю, упрекаю, требую… Я ничего не требую, Вера. Я просто говорю то, что думаю… Но это, кажется, тебя не устраивает. Извини, мне надо побыть одному…

Игорь выскочил из кухни, выместив злобу на ни в чем не повинной кухонной двери. От хлопка та жалобно задребезжала вставленным стеклом. На пол посыпалась штукатурка. Бледная Вера, не проронив не звука, молча принялась подметать. От этой её покорности Игорь мгновенно пришел в себя.

— Кажется, я тебя не достоин, — попытался улыбнуться он, забирая из рук Веры веник.

Телефонный звонок заставил вздрогнуть обоих. Игорь мельком глянул на часы и нехорошо сощурился.

— Поздновато для праздных разговоров. Может, началось? Предупреди хоть, как надо отвечать, чтобы прийтись по душе твоему мужу, — Игорь снял трубку, — Внимательно слушаю, — сдержанно поздоровался он с тишиной. Тишина немного подождала, вслушиваясь, потом повесила трубку.

Впрочем, после происшедшего, в доме и без неё хватало молчания. Вера напряженно думала о чем-то, привычно пристроив мизинец в уголок рта и глядя за окно. Игорь уже решил предпринимать попытки перемирия, как телефон снова зазвонил.

— Возьми, пожалуйста, трубку, — холодно произнес Игорь, вместо запланированных теплых слов, — Со мной им явно не хочется говорить.

Вера молча подошла к телефону. На этот раз молчали на том конце провода несколько дольше. Вера первая нажала отбой.

— Что ж, видимо просто хотели послушать голос твоего очередного ухажера. И правильно. О чем им со мной говорить? — Игорь раньше и не подозревал в себе столько ехидства, — Если бы у нас было что-то серьезное, ты б давно рассказала обо мне. А раз я просто очередное увлечение, то и …

— Игорь, ведь это была Марийка, — Вера исподлобья одарила взглядом-укором и снова отвернулась.

— С чего ты взяла? Она бы не стала звонить так поздно. Да и не молчала бы… — Игорь даже всю свою язвительность растерял от растерянности.

— Мне звонили бы на трубу, — пояснила Вера, — Кроме того… Знаешь, женщина всегда чувствует соперницу. Я знаю, что это была она. Просто знаю, и всё.

— Значит, перезвонит завтра, — резонно заключил Игорь, — Но это не в её привычках — молчать в трубку. Какая она тебе соперница, о чем ты? Мы с ней прекрасно друг друга поняли. В дружбе жили, дружески расстались. Я такой — какой есть сейчас — совершенно ей не нужен. Ей строители коммунизма нужны, а с сумасшедшими, к построению семьи по принципам женских журналов не пригодными, она всегда предпочитала не связываться… У тебя нет соперниц, Вера. Я свою жизнь от наносной фальши очистил полностью. Весь я теперь подогнан под нас с тобой. Без остатка. И знаешь, даже жаль немного. Оставил бы кусочек себя, было б куда сейчас прятаться. Когда ты уходишь в свою жизнь, оставаться нами становится невыносимо. А становиться собой уже не могу — весь в нас превратился.

И тут прорвало Веру.

— Ну что ты уцепился за эту свою «мою жизнь»? И как мне жить теперь, зная, что я мучаю тебя? — она почти кричала, нервно заламывая ладони и тяжело дыша, — Ведь ты крушишь сейчас все, что между нами есть, понимаешь? Оказывается, тебе плохо, оказывается, невыносимо… Я-то думала, что мы счастливы!

Такой реакции на свои последние слова Игорь никак не ожидал. Он открывал душу, стремясь к налаживанию контакта, а, его, как оказалось, воспринимали в штыки.

— Молчишь? — Вера сокрушенно покачала головой, — Нечего ответить? Значит, действительно несчастен, раз даже не возражаешь… И что же мне теперь делать? Понимаешь, все дело в разности темпов. У нас с тобой разные скорости… Ты успеваешь поломать прежний мир, выстроить свежий и уже приготовиться к разрушению этого нового, пока я только собираюсь с мыслями. Ты действуешь наобум и по наитию, а я хочу провести все как можно безболезненнее для всех, как можно правильнее. Я жду момента, а ты …

— А что мы будем делать, если момент этот не представится? Или, если наступит он тогда, когда от меня уже ничего не останется? Ты ведь не слепая, ты ведь видишь, в какое чудовище я постепенно превращаюсь из-за вынужденного бездействия…