Казаки-разбойники - Наталья Николаевна Тимошенко

– Мне очень нужно поговорить с вами. Можно мне приехать?

– О чем? Мы с Таисией были знакомы очень недолго.

– О тех обстоятельствах, в которых вы познакомились, – почти не соврал Никита. Сразу упоминать Нику он не стал.

Амалия еще немного посомневалась, но затем все-таки назвала адрес и разрешила приехать сейчас. Жила она в самом центре города, но в это время суток пробок еще не было, поэтому Никита добрался быстро. Перед ним возвышалась типичная сталинка с высокими потолками и бесконечными лестничными пролетами, но он взлетел на последний этаж так быстро, словно за ним гналась стая волков. Никита и сам не мог ответить на вопрос, почему так торопится. Будто бы удача, которую ему внезапно удалось поймать за хвост, в любой момент может выскользнуть из рук, и если он поторопится, то еще успеет узнать все, что нужно.

Амалия оказалась высокой, очень худой женщиной лет пятидесяти. Рыжие волосы, пережженные дешевой краской, были собраны в неаккуратную гульку, но лицо она тронула макияжем и даже надела нарядное платье, в котором явно не ходила дома. Никита не знал, откуда у него такие сведения, просто так показалось сразу, как он увидел Амалию.

– Проходите, – она посторонилась, пропуская его внутрь, но смотрела почему-то в пол, будто стеснялась.

Квартирка у нее оказалась такой же типичной, как и сам дом. Никита увидел только коридор и проходную гостиную, куда его позвала хозяйка, но сумел составить мнение. Ремонта здесь давно не было, мебель, казалось, осталась еще со времен Советского Союза, зато на диване лежали два огромных пушистых кота. Еще один расположился на старом пианино и один – на стуле, обтянутом красной бархатной тканью. На кофейном столике у дивана уже ждал пузатый чайник, две чашки и тарелка с печеньем. Сама хозяйка зашла в гостиную следом на Никитой, согнала с дивана котов, разгладила покрывало, предлагая Никите сесть.

– Простите, у меня не очень часто бывают гости, – пролепетала она, указывая на печенье. – А сама я сладкое не ем, поэтому уж что есть.

Никите казалось, что не только гости, но и вообще люди: родственники, дети, подруги – в этом доме не бывают практически никогда. Если, конечно, они есть, эти родственники и дети. Нигде: ни на столах, ни на стенах – Никита не увидел фотографий, а ведь в такой обстановке они обязательно должны были быть. Не заметил он и обручального кольца на пальце Амалии. Похоже, женщина крайне одинока.

– Вы живете одна? – спросил Никита, хотя дела это никак не касалось.

Амалия кивнула, снова на ее лице появилась виноватая улыбка.

– Уверенно иду к сорока кошкам на пенсии, – развела руками она. – Честно признаться, я не очень люблю общество… Работаю переводчиком, беру заказы и занимаюсь ими дома. Замуж не вышла, детей не родила… Если вы знаете, где и при каких обстоятельствах мы познакомились с вашей мамой, то должны бы понимать, какая у меня история…

Никита понимал, но ему показалось, что Амалия хочет ее рассказать, поэтому он спросил:

– Можете мне рассказать о том кризисном центре? Как вы там оказались?

– Кризисном центре? – переспросила Амалия чуть удивленно. – Мы не называли его так. На самом деле мы никак его не называли, может быть, Ника в своих фантазиях и придумала такое пафосное название, но я не слышала. Мне на тот момент было уже за тридцать, и десять из них я жила в гражданском, как нынче модно говорить, браке. Я из неблагополучной семьи, отец бросил маму беременной, мама всю жизнь пила, говорила, что я сломала ей жизнь. Сбежать в общежитие после поступления в институт я не могла, я ведь городская, общежитие таким не положено, поэтому, когда каким-то чудом на меня обратил внимание парень, я почти сразу к нему переехала. Он работал обычным грузчиком, у него была старая, доставшаяся от бабки комната в коммуналке. Я была так рада сбежать из дома, что совсем не замечала его к себе отношения. А он даже не скрывал, что я ему нужна исключительно как прислуга. Знаете, я ведь читаю сейчас разные статьи об абьюзерах, как ловко они маскируются под заботливых мужей на первом этапе, как притупляют внимание жертвы. Мой Коля таким себя не утруждал, но я, дура, все ела. Закончила университет, устроилась на работу. Порой приходилось замазывать синяки по утрам, все-таки в школе преподавала же. Пока не познакомилась с Никой.

– Как вы с ней познакомились? – ненавязчиво поинтересовался Никита, чтобы не возвращаться к этому потом.

– Она пришла работать к нам в школу. Не учительницей, кем-то другим, я сейчас уж и не вспомню. Педагог-организатор, что-то такое. Однажды зашла вечером учительскую за чем-то, там только я была. В очередной раз с синяками под обоими глазами и нежеланием идти домой. Мы разговорились. Она и предложила на время переехать к ней, пока не найду другое жилье. Знаете, она какие-то там кружки у детей вела, а говорила не хуже психолога. И уговорила меня. Я вещи собрала, пока Коля на смене был, и уехала. Боялась, он меня искать будет, у школы сторожить, но он будто сразу забыл обо мне. Я у Ники почти год прожила.

– А другие женщины? Как они появились?

– Да примерно, как и я, – пожала плечами Амалия и наконец-то потянулась к чайнику, будто только сейчас вспомнив, что надо бы угостить гостя. – Маша была соседкой Никиной матери, маму вашу она вроде бы в парке встретила, не помню точно. Ника была очень общительной девушкой, легко находила общий язык со всеми.

– А как ей вообще в голову пришло приглашать к себе женщин, попавших в беду? – Никита намеренно больше не употреблял выражение «кризисный центр». Очевидно, так назвала свою квартиру Ника только участковому.

– Она сама была такая же, как и мы. Я подробностей не знаю, Ника не любила о себе рассказывать, только нас слушала внимательно.

– Ей была интересна психология?

Амалия как-то странно улыбнулась.

– Скорее просто наши истории. Она мечтала однажды снять кино о жертвах насилия, вот ей и нужны были разные истории. Я слышала, что она потом замуж вышла, наверное, муж хороший попался, вот она и думать забыла о таком кино. Она ведь совсем молоденькая была, лет двадцать пять или чуть больше, на нее все это не успело повлиять, как на меня. Это мне все эти отношения, мужья поперек горла встали, так и не отошла. Вот, живу затворницей, кошек по помойкам собираю, выхаживаю. Наелась я всего этого.

Никита покосился на откормленных, ленивых котов. Если они и начинали свою жизнь на помойке, то уже давно забыли об этом.

– Вас, наверное, больше всего история вашей мамы интересует? – спросила Амалия. – Простите мой нескромный вопрос, но она… умерла?

Никита кивнул.

– Я так и поняла, – вздохнула Амалия. – Иначе вы не наводили бы справки у посторонних людей. К сожалению, вряд ли я вам смогу чем-то помочь. Ваша мама пробыла с нами совсем недолго, если мне память не изменяет, не больше недели или двух. Честно говоря, я даже не помню ее историю. После вашего звонка полезла в альбом с фотографиями, думала, увижу ее, что-то вспомню, но, увы, ее на снимке не оказалось. Должно быть, мы делали его уже после того, как ее забрали.

Никита непроизвольно задержал дыхание. Фотография?..

– У вас есть фотографии тех женщин? – как можно спокойнее спросил он, хотя сердце в груди отбивало чечетку.

– Всего одна. Хотите посмотреть?

Конечно же, он хотел! О такой удаче Никита не смел мечтать даже после того, как с первого раза нашел женщину из кризисного центра!

Амалия с готовностью поднялась, открыла дверцу в большой темно-бордовой стенке, вытащила альбом. Никита успел заметить, что внутри лежало еще несколько, но все они были достаточно старыми. Очевидно, последние годы Амалия действительно вела затворнический образ жизни, даже фотографировать было нечего. Она вытащила из альбома одну фотографию 10 на 15, протянула Никите.

– Вот это я, Маша, Инна и Ника, – рассказывала Амалия, показывая пальцем на каждую.

Но ни Маша, ни Инна Никиту