Тень правителей (сборник) - Роман Воликов

Они тряслись с Дашей на заднем сидении «маршрутки», «мама встретит нас на сорок втором километре, — сказала Даша, — это минут через тридцать. А что с твоими тренировками?»

— Я договорился, — сказал Мишка.

— Ну и здорово! — сказала Даша. — Будешь маме помощником. Мы с папой послезавтра в Швейцарию улетаем.

— На отдых? — спросил Мишка, понимая, что его устройство на работу начинает терять смысл.

— Я буду учиться в Цюрихе в политехническом институте. Отец едет контракт подписать на обучение, у него там ещё дела какие-то.

— А когда вернёшься? — спросил Мишка, теряя последнюю надежду.

— На Новый Год, — сказала Даша. — На каникулы.

«Приехали!» — подумал Мишка, но давать «задний ход» было совсем абсурдно.

Они помолчали.

— А твоя мама чем занимается?

— Она — искусствовед, специалист по живописи Возрождения, — ответила Даша. — Долго не работала по профессии, отцу в бизнесе помогала. А сейчас пишет книгу о фламандских художниках. Решила на это время пожить в загородном доме. Меня не будет, отец часто в командировки уезжает. Одной страшно, сам понимаешь.

— Понимаешь, — сказал Мишка, в очередной раз убеждаясь, как жизнь ни за что ни про что поворачивается своей грустной стороной.

Отдельного помещения для охранника в доме не было, его поселили в комнате, примыкающей к сауне. Душ, в предбаннике на столике стояла плитка, в углу небольшой холодильник. Во двор отдельный выход, так что жильё можно было считать вполне обособленным.

Обязанности были несложные. Подметать территорию, зимой убирать снег, колоть дрова для камина. Раз в неделю спускать, мыть и снова наполнять бассейн, который находился там же, в сауне. И «самое главное — охранять мою бесценную натуру», — сказала Лариса Владимировна. Они прохаживались по участку втроем: Даша, Мишка и Лариса Владимировна:

— Я просыпаюсь поздно, около десяти. Так что у тебя будет достаточно времени позавтракать и быть на боевом посту.

«Ещё кофе тебе в постель подавать, лярва великосветская!» — мрачно подумал Мишка. Искусствовед в его понимании было то же, что и училки в школе, а уж последних он терпеть не мог.

— Это аванс, — Лариса Владимировна протянула ему конверт с деньгами. — На велосипедах прокатись за продуктами, Даша знает, где тут магазин. А поужинаешь сегодня с нами.

— Поехали, футболист, — сказала Даша.

Они накупили провизии и теперь сидели на берегу того самого озерца, где Мишка первый раз увидел Дашу. В первый ли? Воспоминание о девчушке первокласснице из циркового училища настойчиво крутилось в Мишкиной голове, и он почти не сомневался, что она и сегодняшняя Даша — одно и то же лицо.

— А почему в Швейцарии решила учиться? — спросил Мишка.

— Мне в Европе нравится. Там — клёво.

— Не знаю, — сказал Мишка. — Я нигде не был. Только в Белоруссии, на матче.

— Всё впереди, — сказала Даша. — Ты — хлопец видный, женишься на богатой дурочке, она тебя по миру повозит.

Жгучее желание поцеловать Дашу вдруг охватило Мишку, известный предмет в шортах предательски зашевелился.

— Ты чего?! — Даша почувствовала напряжение.

— Жарко, — хрипло сказал Мишка. — Искупаться бы…

— Искупайся, — сказала Даша.

— Я без плавок.

— Я отвернусь, — засмеялась Даша. — Аполлон Бельведерский…

Вечером приехал отец Даши, Василий Константинович. Он был богатырского сложения мужик, сильно смахивающий на бандита из телевизионных сериалов, но и с интеллигентными глазами. За ужином Василий Константинович шпарил виски как воду и с удовольствием обсуждал с Мишкой футбольные новости. «Поиграем как-нибудь, — сказал Дашин папа. — А то я с этой работой совсем пеньком становлюсь».

После выпитого красного вина, ему и Даше налили по бокалу, Мишка рухнул в свою новую постель и заснул в предположении, что всё, что ни делается, всё к лучшему.

Мишка проснулся от чьих-то нежных поцелуев.

— Даша… — мечтательно пробормотал он и перевернулся на спину.

Улыбающаяся Лариса Владимировна в короткой ночной сорочке прислонила пальчик к его губам и ловко соскользнула вниз.

У Мишки, как у всякого представителя своего поколения, секс, разумеется, уже был, на прошлогодних сборах по соседству жили девчонки-легкоатлетки из Ставрополя, вот они зажигали по ночам втихаря от тренеров. Но то, что происходило сейчас, было несравнимо ни с чем. Лариса Владимировна, безусловно, была мастерицей, а опасение, что войдёт Василий Константинович и начнет его, Мишку, дубасить, только усиливало блаженство. Наконец Лариса Владимировна проглотила выплеснувшуюся ей в рот сперму, поцеловала Мишкин член, снова прислонила пальчик к его губам и ушла.

Утро было обычным. Мишка поднялся, как всегда, около восьми, принял душ и твёрдо решил, что всё, происшедшее ночью, ему приснилось.

Он поболтался по двору, взял метлу и принялся лениво подметать. Около одиннадцати вышел Дашин папа, поздоровался, сел в машину и укатил. Ещё через час выползла Даша, потянулась на солнышке, села на велосипед и тоже умчалась. Время тянулось безнадежно медленно. Вскоре после полудня двор сверкал чистотой как хирургическая операционная. «От тоски повесишься на этой работе. — Мишка критическим взглядом оценил аккуратную горку дров у забора. — По-хорошему за два дня можно переколоть. Ладно, буду растягивать удовольствие».

Вечером он поужинал «дошираком» и тупо смотрел в окно. «Попрошу маленький телевизор купить в счет зарплаты, — мелькнула спасительная мысль. — У этой, — он не смог подобрать точное определение. — Ларисы Владимировны».

Около десяти в его комнатку, постучавшись, вошла Даша и протянула ноутбук:

— Презент! Мне в Цюрихе новый купят. Wi-Fi в доме есть. Пользуйся, когда заскучаешь.

— Спасибо! — Мишка соскочил с кровати и оправил футболку. — С тобой по скайпу можно будет связываться?

— Можно, — сказала Даша и черкнула на листочке адрес. — Только я сильно занята буду. Сам понимаешь, учеба.

— Я тебя часто беспокоить не буду, — сказал Мишка. — Ты мне просто очень нравишься.

— Ладно, женишок, — рассмеялась Даша. — Ты завтра в шесть утра на ногах будь. Мы рано в аэропорт уезжаем.

— Лариса Владимировна тоже улетает? — спросил Мишка.

— Нет. Меня проводит и вернётся. Ну, ладно, Чехов, хорошей тебе службы. Зимой увидимся.

— И тебе удачно долететь, — сказал Мишка.

Весь следующий день, проводив хозяев, он остервенело колол дрова, отгоняя от себя предположения, что будет, когда вернётся Лариса Владимировна. Лариса Владимировна приехала ближе к вечеру, сказала несколько незначительных фраз и ушла в дом. Мишка продолжал колоть. Натруженные работой мышцы напряженно загудели, дурная кровь заиграла в Мишкиных жилах.

«Блядь, сейчас пойду и трахну её!»

Мишка вошёл в дом. На первом этаже никого не было. Он поднялся на второй, в спальню. Голая Лариса Владимировна лежала на постели.

— Я заждалась, — сказала она.

— Я думал, что ты занята, — сказал Мишка, пот струился у него по спине.

— Исключительно мыслями о твоем хуе, мой милый Чехов, — Лариса спрыгнула с кровати, встала на колени и спустила с Мишки шорты. — Ах, какой красавец!

Совсем в ночи, утрахавшийся, но счастливый как после победного матча, Мишка спросил: «А твой муж когда приедет?»

— Спи, — поцеловала его Лариса. — Половой разбойник…

Вся последующая неделя была сплошным буйством плоти. Они перепробовали все предназначенные и непредназначенные для этого места, за исключением, пожалуй, лишь люстры и горки дров. Если бы у Мишки было время для бездарных фантазий, он легко мог бы представить Ларису Владимировну монашкой, вырвавшейся на волю после многолетнего заточения. Но времени у Мишки не было, Лариса, хоть и годилась ему в матери, была его первой регулярной женщиной и поглощала всё его внимание.

— Ты знаешь, кто такая Мессалина? — как-то спросила его Лариса.

— Не-а-а-а, — сказал Мишка. — Оперная певица, что ли?

— При её жизни оперы еще не существовало. Правители тогда развлекали народ более эффектными зрелищами, например, гладиаторскими боями. Мессалина была родовитая римская матрона, жена императора и дочь прославленных аристократов. В пятнадцать лет ей было озарение, как она решила, снизошедшее от бога Митры. Озарение гласило, что она должна переспать с каждым десятым достойным, впрочем, как и недостойным гражданином Рима. Главное, с каждым десятым.

— Зачем? — спросил Мишка.

— Не думаю, что ей было разъяснено, но догадываюсь о следующем: десятичная система — основа цивилизации, как тогдашней римской, так и нашей.

— А спать-то со всеми зачем? — снова спросил Мишка.

— Насколько я изучила данный вопрос, — сказала Лариса, — Рим тогда уже начинал опускаться в трясину. Внешне это выражалось в чрезмерном увлечении скотоложством и гомосексуализмом. Несколько веков спустя с этой пакостью стала бороться христианская церковь, приравняв однополую любовь к смертному греху. А до этого Мессалина и ей подобные дамы просто пытались удержать статус кво: важнее и лучше женщины нет ничего на свете.