Para bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Все эти истории с самолетами, равно как и «зенитные» страсти, привели к ряду изменений в системе вооружений. Старого патрона 20x70RB Becker больше не хватало, как в оригинале, так и в 13-мм версии для закрытия всего спектра задач. Поэтому его оставили для авиации, равно как и 13х80RB. Да невысокая баллистика, но там и дальности были скромными. Зато оружие получалось легким, имело скромный импульс отдачи и возможность в том же весе взять несколько больший боекомплект.

Вместе с тем компания Mauser, активы которой к концу 1929 года уже на 59 % находились в Союзе, разработала увеличенные версии указанных боеприпасов. А именно 13х100RB с баллистикой и энергетикой плюс-минус эквивалентной знаменитому.50 BMG, и 20х138RB. Ну и занялась конструированием оружия под эти задачи. Точнее не конструирования, а доведения существующих образцов, основанных на базе знаменитого Oerlikon.

Почему Фрунзе так прицепился к эрликонам? Почему не взял те же «браунинги[4]», благо, что обстоятельства позволяли? Потому как оружие это было крайне интересное. Свободный затвор с опережающим накалыванием капсюля, из-за чего ощутимо смягчался и удар затвора в крайнем переднем положении, и сила, с которой затвор отбрасывало назад. Фишка конструкции заключалась в простоте, дешевизне и технологичности. Что 12,7-мм BMG, что еще не существующий 12,7-мм ДШК были принципиально более трудоемкими в плане изготовления механизма. По сути — тут выходили этакие 13-мм и 20-мм варианты ППШ. Ну, чуть посложнее из-за опережающего накала капсюля, но не принципиально.

Потом же, после завершения этих проектов, компании Mauser предстояло засесть за разработку 20-мм шестиствольного «гатлинга» с электрическим приводом. В качестве перспективной малокалиберной зениткой установки. Сразу под 20x138RB.

Где-то «на горизонте» еще болтался Карл Гаст со своей конструкцией. Но пока у него не получалось получить что-то вменяемое под патрон сильнее 13х80RB. Да и то работало неуверенно, нестабильно с частыми поломками механизма. Кроме того, нередко шло распатронивание выстрелов, а создавать отдельные боеприпасы под них не хотелось. Но Фрунзе его все равно финансировал, в надежде на успех, держа в уме автоматические пушки Грязева и Шипунова как факт того, что перспективы есть.

Компания же Rheinmetall, которая всеми правдами и неправдами перебиралась в Союз из французской зоны оккупации, трудилась над 40-мм автоматом под патрон 40×365mmR по схеме Бофорса. Тот уже был готов во всем, кроме механизма подачи, будучи, по сути, несколько доведенной версией 57-мм полуавтоматического шведского же орудия Finspång аж конца 19 века. Так что «скомуниздить» его не представлялось какой-либо трудностью, тем более, что у Rheinmetall была своя доля в компании Bofors.

Короткий ход ствола в зенитных и универсальных орудиях был очень долгоиграющим и перспективным трендом. Более того — он вполне подходил для масштабирования. Именно он использовался как на 37-мм 61-К, являвшейся вариацией оригинального Бофорса, так и на таких мастодонтах, как 100-мм автомат А-190. На последнем, понятное дело, сходство оставалось только на уровне принципов и идей, но разве это что-то меняло? Да и 57-мм семейство С-60 — одного из самых массовых зенитных автоматов послевоенного СССР тоже к этой технологической ветке относилось.

Rheinmetall был в Союзе всецело сосредоточен на автоматической артиллерии. Пока на 40-мм, но вообще Фрунзе очень хотел увидеть отработанную 102-мм/60 пушку Обуховского завода образца 1909 года в автоматическом варианте. По компоновочной схеме А-190. Понятно — не быстро. Понятно — не сразу. Понятно — без современной электромеханической начинки. Но преимущество, которое бы давало 102-мм длинноствольная пушка, например, в нише универсальной корабельной артиллерии было сложно переоценить. В сочетании с радиовзрывателями такой 102-мм автомат открывал новые горизонты огневой эффективности для корабельной зенитной артиллерии…

— Часто падают? — спросил Фрунзе, наблюдая за тем, как И-3 в очередной раз не смог сесть на палубу.

— Один. — мрачно ответил вице-адмирал, командующий всем этим безобразием.

— Всего один? — удивился генсек. — Я думал вы утопили как минимум пять самолетов.

— Осторожничаем.

— Темните.

— Три упало, — заметил его зам. — Но мы два уже восстановили.

— Ну и зачем вы врете? — нахмурившись спросил генсек у вице-адмирала.

— Так это…

— Что это?

— Не верно вас понял, товарищ генсек. Вот, не подумав, и ответил глупость. — сказал, а сам на своего зама скосился с очень нехорошим и многообещающим взглядом.

— Устали.

— Устал, товарищ генсек. Вот иной раз язык и заплетается.

— Тогда вот что. Отдохните. Месячишко-другое. Сколько потребуется. Дело то важное. Здесь лишний раз ошибаться нельзя.

— А…

— Что-то не понятно?

— А дела кто будет вести? — как-то растерялся вице-адмирал.

— Вот зам ваш и будет. Заодно посмотрим, насколько толковое пополнение вы вырастили.

— Есть, — обреченным голосом ответил этот командир.

Фрунзе же наклонился к уху зама и тихо ему шепнул.

— Три месяца вам. Если покажите хорошую работу — станете тут главным. Если станете портачить — отдам ему на растерзание, — кивнул на кислого вице-адмирала. — Ясно?

— Предельно ясно, — подобрался этот морской офицер.

[1] Носовые бульбы бывают двух видом. Первый — здоровенная, выступающая вперед «пиписька». Второй — просто утолщение форштевня. Как раз второй и был распространен в 1920-1930-е годы. Первый же тип стал входить в моду в конце 1930-х — начале 1940-х.

[2] Биплан CR.42 Falco при нормальной взлетной массе 2295 кг на двигателе в 840 лошадей разгонялся у земли до 343 км/ч, а на высоте 6400 м — до 441 км/ч. То есть, с примерно эквивалентной энерговооруженностью. Для сравнения И-16 тип 29 (последний) при взлетной массе 1966 кг на двигателе в 1100 лошадей разгонялся у земли до 419 км/ч, на высоте 4480 м до 470 км/ч.

[3] Например, модуль упругости у стеклопластика был 55 против 71 у дюраля при удельной массе 1800 кг против 2640. Дюраль был более тяжелым на 31,8 %, но более упругий на 20 %. При этом предел прочности на растяжения у стеклопластика был 1700 против 440 МПа у лучших образцов дюралевых сплавов. Общий предел прочности у стеклопластика был еще лучше 89–94 против 1,8-16,7. Усталостная прочность примерно совпадала. Так что планер самолета из стеклопластика при прочей прочности можно было смело делать легче на 30–40 или даже 50 %.

[4] Всю документацию и лицензии на 12,7-mm BMG Фрунзе все же выкупил. На всякий случай.

Глава 8

1929, декабрь, 25. Москва

— Товарищи! — продолжал вещать Киров с трибуны Верховного Совета. — Свершилось!

Журналисты, гости и наблюдатели из иностранных посольств подобрались. Как и сами депутаты.

— В 1922 году мы, на скорую руку собирали наше общее Отечество. Наше государство. Имея при этом излишне наивные, прекраснодушные представления. Но события 1928 года указали нам на совершенные ошибки.

Пауза.

Он демонстративно налил в стакан воды из графина и подчеркнуто волнующейся, трясущейся рукой выпил ее.

— Мы провели референдум. Его итоги показали нам всю ту поспешность, с которой Союз Советских Социалистических республик создавался. Из-за чего оказались не учтены мнения простых советских граждан, подменные иллюзиями националистов…

Обозначенный референдум принимал новую конституцию Союза и, как следствие, вел к достаточно обширным административным и организационным преобразованиям.

Прежде всего Союз Советских Социалистических республик, состоящий в тот момент из шести союзных республик[1], трансформировался в конфедерацию с двумя степенями интеграции: федерат и конфедерат. Федерат должен был быть приведен к организационному и правовому стандарту Союза, конфедератом же мог быть кто угодно, хоть монархия. Как следствие, чтобы не плодить ненужных правовых коллизий, усеченное название Советский Союз становилось основным.