Сердолик - камень счастья (СИ) - Корнова Анна

— Добросовестно относится, — кивнула Рита.

— Именно А я на него детей оставляю, — Инна замолчала и внимательно посмотрела на Риту. — А у тебя чего происходит? Я же вижу: что-то у тебя случилось.

— Я залетела. Думала, Саша обрадуется, мы поженимся. Он говорил, что с женой не спит, живут как соседи. А когда я ему сказала, что ребёнок будет, так оказалось, что у него жена на пятом месяце. И, вообще, после этого пропал. А у меня резус отрицательный, страшно аборт делать. А как жить дальше, не знаю.

— Так рожай. Я тоже не знала, как дальше жить, а вот видишь, живу и жизнью довольна, — Инна произнесла эти слова и осознала, что говорит искренне. Она, действительно, была довольна своей жизнью, в которой была её семья.

— Сравнила! На тебе, беременной, Мишкин женился, а мне одной ребёнка растить.

— Баба Галя говорила: «Господь дал дитя, даст и хлеба, чтоб его прокормить».

Подруги до полуночи вели долгий задушевный разговор.

А ночью Инне приснилась мама.

— Мамочка, мне хорошо. Я ничего не хочу в своей жизни менять. Наверное, я просто привыкла к Диме, но я буду скучать без него, когда на учебу уеду.

Весёлая девушка на фотографии смеётся:

— Вот видишь: стала каждый день мой сердолик носить, а он любовь в жизнь притягивает.

— Мама. это не любовь, это другое.

— Любовь — это и другое, и это тоже.

ГЛАВА 27

Лето выдалось жаркое, душное. Рита с Инной сидели на берегу Даниловки, наблюдали за барахтающимися в воде детьми и вели неспешный разговор. Три года подряд после рождения Артёма, каждое лето Рита с сыном приезжала к подруге в Даниловск.

— Как Маша за зиму вытянулась! — Рита любовалась белокурой девочкой. — Осенью ещё крошка-коротышка была, а сейчас — девочка-стройняшка.

— А как ты хотела? Осенью в школу пойдёт. — улыбнулась Инна. — Надо их из воды вытаскивать и потихоньку собираться.

— Неохота уходить. У воды хоть как-то дышать можно, — Рита потянулась. — Неужели ты в такую жарищу Машу в Москву потащишь? Поезжай одна. Что я неделю за двумя не присмотрю?

— За четырьмя, — весело поправила Инна, — С тобой ещё Никита и Дима останутся.

— И четверых покормлю, и проконтролирую.

— Да я пошутила, — Инна стала собирать вещи в большую пляжную сумку. — Тебе твоего Тёмы за глаза хватит, а если ещё покормишь Никиту с Димой, то низкий за это поклон. Мне и так неудобно, что я на тебя своих мужчин оставляю. Приехала отдохнуть, а будешь неделю на кухне торчать.

— Даже не надейся, что буду у плиты убиваться. Я им разносолы, как ты, готовить не собираюсь. На окрошке и картошке с колбасой неделю прекрасно посидят. Тем более такая жара стоит. Так что поезжай спокойно, и Машу в Москву загазованную не тащи.

— Не могу Машу оставить. Обещала ей перед школой московский зоопарк и планетарий. Ну, и жара на следующей неделе, передавали, спадёт.

— Они это уже месяц передают, только чего-то жара про это не знает.

Подруги ужу не в первый раз обсуждали предстоящую поездку Инны в Москву на юбилей отца. Вначале хотели отправится всей семьёй, но именно в день пятидесятипятилетия Славы больницу после ремонта должна была принимать комиссия, и главврач Мишкин не мог покинуть Даниловск. Никита тоже желания поехать не проявил, он только недавно вернулся их столицы, где гостил у мамы и бабушки. За два месяца он соскучился по друзьям, по отцу, сестрёнке и тёте Инне, по своей комнате — по всему тому, к чему привык и кого любил.

— Никиту матери не хотите вернуть? — поинтересовалась Рита, когда шумная компания детей всё же вылезла из воды и стала подбирать свои игрушки.

— Рит, я боялась, что нам расставаться придётся. Никита мне родней родного. Но куда его сейчас к матери переселять? Слава Богу, Юля себя как-то обслуживает, но ей самой помощь нужна. Ты же понимаешь, что значит, такую травму перенести. Мать у неё уже старенькая. А тут подросток, за которым глаз да глаз нужен, а там, как говорится, самим до себя. Мы с Димой даже думаем: может, Юлю в Даниловск перевезти, так нам всем проще будет.

— Инн, а зачем она тут нужна? Пусть инвалид, пусть бывшая, но всё же жена. Вы и так на её массажи, гимнастики и электрические импульсы достаточно денег перевели.

— Она мать Никиты, и важно, чтобы он понимал: близких оставлять нельзя, — тихо, но твердо произнесла Инна.

— Ладно. Это не моё дело. А ты в чём в ресторан пойдешь? Там, наверное, у отца народу будет полно.

— Даже не думала пока. Туфли хорошие у меня есть, а вот с платьем нарядным беда.

— Давай что-то думать. А то сестрица твоя вся из себя придёт. Тебе тоже надо не хуже выглядеть.

— Алины не будет на юбилее.

— Что так? Она даже с родным отцом разругаться умудрилась?

— Она не сможет, — быстро пробормотала Инна и перевела разговор на тему выбора праздничного наряда.

Инне было стыдно за Алину, и даже самой близкой подруге не хотелось рассказывать, что её сестра не раз лежала в клинике, лечась от алкоголизма, а потом уже и от наркозависимости. В прошлом году ранней весной Алина приезжала в Даниловск погостить. Инна с ужасом смотрела на худую до изнеможения женщину: красавица Алина выглядела постаревшей, всегда нежная, словно светящаяся кожа приобрела землистый оттенок, но больше всего пугал пустой взгляд прежде живых искрящихся глаз.

— Знакомься, Станислав, мой друг, — представила Алина молодого мужчину, привезшего её.

Стас достал из багажника чемодан Алины, бережно подхватил её под руку, когда она оступилась, поднимаясь на крыльцо. Инна пригласила Станислава за стол, но он вежливо поблагодарил, сказав, что перекусил по дороге, а сейчас торопится, ему надо завтра рано утром быть на работе. Инна пошла проводить гостя, и у самой калитки он тихо попросил:

— Вы Алине денег, пожалуйста, не давайте. Она недавно из больницы, сама решила к Вам поехать. В Москве соблазнов много, друзей соответствующих. Но если вдруг ей что-то не понравится и захочет уехать, Вы её не отпускайте, а позвоните мне, я её сразу заберу. Вот мой телефон, возьмите, — Стас протянул Инне визитную карточку «Станислав Казаков. Инструктор по вождению».

— Хорошо, — Инна убрала визитку в карман. — Я Вам тоже сейчас позвоню, чтобы у Вас мой телефон высветился.

Она смотрела на красивого высокого мужчину: прямой осанкой и открытым взглядом серых глаз он неожиданно напомнил Митю. Стас подошёл к машине, открыл дверцу, но вернулся к калитке:

— Если Алина что-то Вам резкое скажет, Вы не обижайтесь. И вообще, будьте с ней помягче. Вы же врач, так что сами всё понимаете. Она больной человек, но обязательно поправится.

— Не беспокойтесь, Станислав. Алина моя сестра, и я её тоже люблю и хочу добра, как и Вы.

Алина равнодушно посмотрела в окно на отъезжающую машину:

— Что, Стасик просил мне спиртного не наливать?

— Да, просил, и я не буду, — спокойно подтвердила Инна.

— А я и не хочу. Я вообще пить не собираюсь. Я решила учится пойти, хочу стать психологом и работать с наркозависимыми. А что ещё тебе Стас говорил?

— Больше ничего.

— Врешь, я же вижу. Как не умела ты, Инка, врать, так и не научилась.

Инне показалось, что в равнодушном взгляде сестры мелькнула ирония, и на душе стало легче: значит, не всё потеряно, значит, вернётся та, весёлая энергичная Алина — гордость и радость семьи.

Дима горестно вздохнул: «Инна, ты теперь в наркологи решила переквалифицироваться?», но сам вечерами подолгу беседовал с Алиной, говорили увлечённо, иногда о чём-то спорили. Инна краем уха слышала: «Каждый имеет право на ошибку. Ты должна принять себя, со всеми пороками, слабостью, враньём. Прими это и исправляй сама. За тебя это никакое волшебное лекарство не сделает».

Понемногу Алина оттаивала: она уже могла снова задорно шутить, подбирая с Никитой аккорды на гитаре, или забавно ползать с Машей по ковру, строя кукольное царство, и Инна радостно слушала смех сестры. Порой на Алину нападала несвойственное ей минорное настроение: