Нектар Полуночи - Ева Гончар

— Что ж, друзья мои, надеюсь, Наследство Ирсоль, каким бы оно ни было, принесёт вам счастье, — промолвил он у порога.

— Спасибо, Эйб, — тепло сказал Многоликий. — Простите, что напугал вас и что подумал о вас дурно.

— Мой дорогой, не берите в голову, кто угодно подумал бы так на вашем месте, — отмахнулся Хранитель.

Они обнялись на прощание. Принцесса молча улыбнулась и протянула старику руку, которую он, трепеща, сжал в своих прохладных иссохших ладонях.

— Идёмте, ваше высочество, мне не терпится узнать, что там написано дальше! — позвал Многоликий, как только антиквар скрылся за дверью.

Девушка стояла неподвижно и хмурилась, теребя свой медальон — какая-то мысль не давала ей покоя.

— Погодите, дайте вспомнить… Где-то я уже видела…

— Что?

— Знак! У него на пальце — кольцо-печатка, на котором…

— Изображена буква Х, — подхватил мужчина. — Эйб говорил, что носит кольцо в память о своей покойной жене — это был её подарок.

— Что это за знак, он не говорил?

— Нет. А в чём дело?

— Я видела такой же совсем недавно… — её лицо приняло раздражённо-сосредоточенное выражение, вскоре сменившееся выражением удивлённым. — На серьге ярла Эспеланна, вот где! — воскликнула Принцесса.

Он насторожился:

— В самом деле? Ну, так давайте спросим у самого Хранителя…

Распахнул дверь и позвал:

— Эйб! Вернитесь, есть вопрос!

Ответом ему были многоголосый птичий щебет и шелест листвы. Прислушиваясь, Многоликий сбежал с крыльца и углубился в лес — безрезультатно! Гостя простыл и след.

— А что, если это какой-то известный символ? — предположил мужчина, возвращаясь в дом. — И означает, например, верность? Тогда Эспеланну серёжку могла подарить его Анита.

— Похоже на правду, — согласилась Принцесса.

Эту версию они и приняли — обоим было сложно представить, что скромный авитанский антиквар, пускай даже предок его служил волшебнице Ирсоль, каким-то образом связан с племянником королевы Норланда. Щекотное беспокойство вскоре рассеялось, уступив место куда более сильным эмоциям.

Сначала книга медлила, как будто собиралась с духом, прежде чем открыть наследникам Ирсоль все свои тайны. Принцесса и Многоликий какое-то время постояли у стола, а потом, не сговариваясь, пошли заниматься каждый своим делом. Один соорудил нехитрый завтрак, по времени суток больше похожий на обед, другая умылась и, как сумела, прибрала волосы. Сейчас, когда не было ни острой, отчаянной опасности, ни усталости, уводящей землю из-под ног, ими обоими снова овладело смущение. Они украдкой посматривали друг на друга и молчали.

Принцессе и раньше нравилось, как выглядит Многоликий, но теперь, когда он выспался, избавился от щетины и сменил арестантское рубище на франтоватые рубашку и брюки, она не могла отвести от него глаз. Желания, одолевавшие её ночью, никуда не делись — наоборот, они окрепли. Рассудок твердил: «Он тебе не пара!» — но чем дальше, тем меньше хотелось слушаться рассудка. Впервые в жизни влюбившись, она упивалась своим новым состоянием.

Многоликий испытывал непонятную ему злость — на себя, на обстоятельства, на Принцессу. Злыдни болотные, и зачем только доисторическая ведьма послала свой подарок им обоим? Лишь одному из них, ему, Многоликому, нет места в этом мире — девчонке отличное место досталось от рождения! Просто сейчас у неё не лучшие времена. Но как только Король расправится с заговорщиками, она вернётся в Замок и… «Я не пара ей! — его рассудок звучал в унисон с рассудком девушки. — Я сломаю ей жизнь и ничего не дам взамен». А он, Многоликий? Любовь к Принцессе и страх за неё поволокутся за ним чугунными гирями, лишат его единственной свободы — свободы убегать! О том, что своё сомнительное достояние он уже потерял, мужчина предпочитал не думать. Самому себе не признаваясь, он боялся усиливающейся связи с Принцессой: то, что раньше казалось призрачной паутинной нитью, на глазах превращалось в корабельный канат.

С растущим раздражением он поставил перед девушкой тарелку каши с разогретым консервированным мясом: «Как пить дать, отвернёт свой аристократический носик от моей плебейской еды!» Но Принцесса, которая уже не помнила, когда в последний раз ела, мигом проглотила всю порцию и попросила добавки. В этот момент в комнате что-то неуловимо изменилось, наследники Ирсоль почувствовали перемену одновременно. Чуть не стукнувшись лбами, склонились над раскрытой книгой — и увидели, как на чистой доселе странице проступают буквы.

«Дети мои, приветствую вас и радуюсь нашей грядущей встрече!»

— Дети мои… — пробормотала девушка.

— Сдаётся мне, ваше высочество, она, и правда, была моей прапрапрапрабабушкой, — откликнулся Многоликий. — И вашей видимо, тоже.

Так оно и оказалось. Принцесса читала медленно, староавитанский никогда не был её коньком. Многоликий сидел с нею рядом, стараясь, чтобы расстояние было не слишком близким, и слушал, затаив дыхание. За тяжеловесным средневековым стилем скрывался простой и прозрачный смысл. Если верить написанному — а не верить причины не было, — оба они были отдалёнными прямыми потомками Ирсоль: «Наш род даст этому миру многих чудодеев и волшебников, но вы — последние из рода, кого глаза мои различают сквозь пелену столетий».

— Почему я-то ничего об этом не знала? — недоумевала Принцесса.

«Потому что не всякого ребёнка женщина рожает от законного мужа», — предположил Многоликий, но промолчал.

Ирсоль предвидела, что от века к веку Одарённых будет рождаться всё меньше. Когда-нибудь их станет так мало, что одни станут скрывать свой дар, а другие — убегать и прятаться от тех, кто заставляет чужое волшебство служить своей корысти. «Сердце моё становится сосудом боли и печали, когда я думаю о том, что за судьба ждёт Одарённых. Мой род прервётся в этом мире, и нет такой силы, что могла бы это предотвратить. Однако, дети мои, есть и другие миры — миры, где царствует волшебство, не обращённое ко злу, и один них примет вас по-матерински».

— Легенды не врали, ваше высочество, — заметил взмокший от волнения Многоликий, когда Принцесса дошла до этих строк и остановилась, чтобы передохнуть. — Другие миры существуют, мы можем туда попасть.

— Других миров нет, — возразила девушка, которую не отпускал скепсис. — Вы не видели расчётов Эремейна, а я видела! Против математики магия бессильна.

— Слышали, что сказал Хранитель? Если других миров нет, значит, мы можем создать новый… или изменить существующий.

Она вспылила:

— Вы хоть представляете, сколько магической энергии на это потребуется?! Ладно, ваша способность менять своё тело… или моя — отрываться от земли… но создать или изменить целый мир! Нам не хватит энергии всей планеты!