Великий Ганди. Праведник власти - Александр Владимирский

В ноябре 1925 года Ганди неожиданно объявил 7-дневную голодовку. Его соратники недоумевали, поскольку видимого повода для такой акции не было. И тогда Ганди объяснил: «Общественности придется смириться с моими постами и больше не тревожиться. Они — часть меня самого. Как я не могу обойтись, например, без глаз, так не могу жить и без постов».

В декабре 1925 года Ганди, измученный голодовкой, добился избрания председателем конгресса своей подруги и ученицы поэтессы Сароджини Найду, которую называли «бенгальским соловьем», и решил удалиться в свой ашрам, чтобы в течение года не заниматься политикой.

К активной деятельности он вернулся только в декабре 1926 года и стал разъезжать по стране, проводя до семи митингов в день. Нередко Ганди лишь поднимал вверх левую руку. Это был важный символический жест, поскольку каждому пальцу соответствовала одна из следующих целей: «равенство для „неприкасаемых“», «прядение на кхади», «отказ от алкоголя и опиума», «союз индусов и мусульман», «равенство для женщин». Запястье же, соединявшее кисть руки с остальным телом, символизировало ненасилие. Иногда, не имея сил говорить, Ганди лишь молча сидел перед участниками митинга, которых порой собиралось до 200 тысяч человек, и молча молился вместе с ними. Тогда Махатма соединял ладони и благословлял толпу, а потом уходил.

Столь напряженного ритма Ганди долго не выдержал. Врач диагностировал легкий сердечный приступ и предписал соблюдать покой.

Дети Ганди рано покинули родной дом. Одна Кастурбай оставалась рядом со своим любимым мужем, который отказался от всех материальных благ, владения собственным имуществом и деньгами. Дети не понимали отца и не хотели воздерживаться от земных радостей. Особенно был обижен на отца старший сын Харилал.

Махатма любил своих детей и воспитывал их, делая упор на свободный труд, но только до достижения ими шестнадцати лет. Далее, как он считал, дети должны жить самостоятельно и сами зарабатывать себе на жизнь.

Харилал завел торговое дело и перешел в ислам, но правоверным мусульманином так и не стал: злоупотреблял алкоголем и имел связи с женщинами легкого поведения. Не было у него и таланта бизнесмена, так что его фирма вскоре обанкротилась. Кастурбай писала сыну: «Я не знаю, что сказать тебе. Я многие годы прошу тебя следить за своим поведением, а оно становится все более вызывающим. Подумай о страдании, которое ты приносишь своим пожилым родителям на закате их жизни. Твой отец никому не жалуется, но я-то знаю, как разбито его сердце… Будучи нашим сыном, ты ведешь себя в отношении нас, как враг. Мне рассказывали, что во время своих недавних похождений ты насмехался над своим великим отцом и осуждал его… Ты не понимаешь, что, причиняя ему зло, ты только компрометируешь себя…».

Ганди не терпел частной благотворительности, полагая, что любой человек должен сам трудиться и самостоятельно добывать свой хлеб. Он никогда не подавал милостыни нищим или служителям храмов. Ганди объявлял для себя особые дни молчания, когда предавался раздумьям.

Ганди стремился духовно перевоспитать всех индийцев, завоевать их сердца.

С согласия Ганди свараджисты в ходе избирательной кампании в Законодательные органы выступили от имени ИНК. На сессии конгресса в Канпуре, состоявшейся в 1925 году, деятельность свараджистов была объявлена основной формой конгрессистской работы. Но добиться каких-либо уступок у колониальной администрации свараджистам не удалось, как и предполагал Ганди, и на выборах 1926 года они потерпели поражение.

В течение пяти лет, пока Ганди не занимался непосредственно политической деятельностью, он основал Всеиндийскую ассоциацию ручного прядения, объединившую десятки тысяч человек по всей стране. Ассоциация не только пропагандировала ручную прялку, но и снабжала прядильщиков сырьем и развернула сотни торговых центров по продаже готовой продукции, так что британские компании несли ощутимые убытки.

Ганди сам собирал средства в фонды кхади, обойдя чуть не всю Индию. В ашраме Сабармати постоянно делали прялки, причем иной раз спрос превышал предложение. На страницах «Янг Индиа» печатались списки ткачей-передовиков с указанием, сколько метров ткани они выпряли за определенный период. Теперь на заседаниях конгресса делегаты пряли. По примеру Ганди члены ИНК все стали носить одежду кхади — «ливрею свободы», как назвал ее Джавахарлал Неру.

Ручная прялка была в центре экономической и социальной программы Ганди. С ее помощью он надеялся добиться процветания и равенства крестьян, привить им правила гигиены, справиться с эпидемиями и добиться нравственного совершенствования индийцев.

Одна из учениц Ганди вспоминала: «Этот мягкий человек может быть ужасно жестким, особенно с теми, кто дорог ему больше всех. И чем дороже ему человек, тем больше он с него требует. Он стремится контролировать не только слова и поступки таких людей, но и их мысли. Именно к дурным мыслям он наиболее безжалостен. Им даже не нужно сознаваться в дурных намерениях, Ганди читает их, вырывает эти мысли из глубины их души еще до того, как они заговорят. Все боятся, но все любят его».

В 1925 году не без участия Ганди на сессии ИНК в Канпуре была принята резолюция о создании при Всеиндийском комитете конгресса иностранного департамента, призванного защищать интересы индийцев за рубежом и разъяснять позиции конгресса.

Ганди подчеркивал, отвергая призывы немедленно начать бороться с социальным неравенством в Индии: «Сегодня мы не можем бороться с двумя врагами. Давайте поборем одного, а тогда будет легко, если нужно, побороть другого врага, взращенного в нашей собственной стране».

Пытаясь объяснить лидерам левого крыла ИНК, почему он в столь тяжкое для родины время не уделяет должного внимания аграрному вопросу и решению его в пользу крестьян, Ганди заявил: «Я сознательно не писал много о земледельцах, потому что я знаю, что сейчас мы ничего не можем для них сделать. До тех пор, пока бразды правления не находятся в руках представителей земледельцев… улучшить условия их труда почти невозможно».

Главный враг для Ганди — британский колониализм. 1 апреля 1928 года он писал Джавахарлалу Неру: «Я придерживаюсь одного мнения с вами, что когда-нибудь нам придется начать движение без богатых людей, без образованных классов, которые формируют общественное мнение. Но это время еще не настало».

Когда Ганди спросили, не следует ли вместо пропаганды ручного прядения проводить кампанию против феодальной эксплуатации в деревне, он ответил отрицательно, поскольку в случае проведения такой кампании «в нужный час народ по всей Индии не смог бы выступить во имя общего дела в борьбе за сварадж».