Дело о старинном портрете - Катерина Врублевская

— Разве что совсем немного. А вот эти холсты выброси или повесь в кладовке, где никто не видит, если тебе так дорога память об Андре. Это не живопись, а стыд и срам!

— Посмотри вот это, Улисс. — Я протянула ему папку с рисунками. — И после этого ты скажешь, что Андре не мог рисовать?

Художник взял у меня папку и принялся рассматривать наброски. Он хмурился, поднимал брови, а, взглянув на рисунок с цыганкой и офицером, даже негромко присвистнул.

— Хорошо, хорошо, а вот это просто замечательно! Но почему Андре не работал в реалистичной манере? Зачем ему это? Рисовал бы портреты богатых буржуа, зарабатывал бы тысячи, а потом, в свободное время, писал бы свои кружки и квадратики. Я не понимаю…

— Улисс, скажи, может быть, именно эти рисунки требовал от тебя тот незнакомец? Если надо, я с ним встречусь. Клянусь тебе, кроме этой папки, все остальные картины из мансарды сгорели. Я сама видела.

— Нет, — ответил он. — За эти бесспорно замечательные рисунки никто не даст и ломаного гроша. У твоего Андре нет звучного имени. Так что не обольщайся. Не всем везет так, как Делакруа.

Мне стало обидно за Андрея. Я взяла холст, испорченный Жан-Люком Лермитом, и принялась его разглаживать, потом стала собирать рисунки. Один набросок выпал у меня из рук и плавно спланировал на разглаженный холст.

— Улисс, смотри, как интересно! — воскликнула я. — Три прямоугольных пятна расположены в большом треугольнике. На одном написано «Порт-Сен-Мартен», на других «Ренессанс» и «Ла Гурдан». То же самое нарисовано в углу холста, купленного у Кервадека. И именно это место на холсте исчертил углем безумец Лермит.

— Действительно, — кивнул он, — совпадение.

— Думаю, это больше, чем совпадение.

— И что же?

— Пока не знаю, но очень хочется эту загадку решить. Тебе известно какое-нибудь заведение или место под названием «Ла Гурдан»?

— Это знаменитый публичный дом. Славится тем, что там начала свою карьеру мадам Дюбарри, любовница Людовика XV.

— Как интересно! Расскажи, пожалуйста. Улисс смутился, поэтому для успокоения нервов налил себе еще водки.

— Я не большой знаток французской истории, — начал он, — но в том публичном доме бывал и поэтому слышал о судьбе мадам Дюбарри. Каждая шлюшка мечтает вырваться оттуда, как это когда-то удалось Жанне Бекю, будущей графине Дюбарри, только никто не хочет закончить свою жизнь на гильотине. Кто только не навещает это заведение! Маркизы, банкиры, епископы толпами наведываются, а художники — Тулуз-Лотрек, Дени, Валлоттон — специально приходят, чтобы рисовать ночи напролет, ведь там можно встретить такие типажи, таких красоток!..

— Андре бывал там?

— Да, с Тулуз-Лотреком. Носил иногда за ним мольберт и краски. Анри всегда просит ему помочь, и никто не отказывает, понимают, что ему трудно самому.

— Улисс, я вот чего не понимаю. Насколько мне известно, «Ла Гурдан» — не единственный бордель в Париже. Почему же туда ходит столько народу? Да еще отборная публика…

— Потому что его владелица мадам Лефлок делает все, чтобы привлечь клиентов. У нее все по высшему разряду: блондинки, брюнетки, рыженькие. Недавно завезла китаянок и мавританок. Устраивает костюмированные балы, маскарады.

— Таких девушек в любом портовом кабаке полно. Они же с кораблей бегут!

— Мадам прекрасно осведомлена о нравах, царящих в подобных местах, — усмехнулся Улисс.

К моим щекам прилила кровь. Мне стало неловко оттого, что я веду такие фривольные разговоры. Что художник подумает обо мне? Я нахмурилась и перевела разговор на другое:

— А что такое «Порт-Сен-Мартен» и «Ренессанс»? Вот тут написано. Ты знаешь?

— Знаю, — кивнул он. — Это театры на Больших бульварах.

— Далеко отсюда?

— Нет, не очень. Там, на бульварах, много театров: «Жимназ», «Варьете», «Водевиль», роскошная Парижская опера.

— Как я люблю театр! Не пропускала ни одного спектакля, когда к нам в город приезжали артисты на гастроли!

— А я, Полин, не большой поклонник театров. Мне просто не хватает на них времени да и желания, хотя можно найти себе развлечение на любой вкус: опера, буффонада, комедия, трагедия, оперетта — залы всегда переполнены. Я понимаю, что тебе сейчас не до театров, но все же посети какой-нибудь из них, развейся.

— Интересно, ходил ли Андре в театр? — Я не обратила внимания на его совет. — Может, там мы сможем найти разгадку его смерти?

— Знаешь, а это мысль. Однажды я видел его в театре «Ренессанс» — он пришел туда по просьбе Альфонса Мухи, моравского художника, чтобы помочь расписать стены. Владелица «Ренессанса» Сара Бернар заказала тому отделку стен и лож — шикарный заказ, очень выгодный. А еще Муха рисовал для нее афиши. Не видела? Потрясающий декор!

Как? Та самая Сара Бернар, перед которой склонился наш император? Она произвела фурор в Санкт-Петербурге лет двенадцать назад. Мой отец, завзятый театрал, присутствовал на ее спектакле и был в восторге.

— Разумеется, это она. Ты бы видела, что творилось в театре, когда Бернар выходила на сцену! Ей рукоплескали от ложи до райка! Она превосходно играет роль великой актрисы — самой себя, и в этом ей нет равных. Бернар — некрасивая женщина, это я тебе говорю как художник, но у нее необыкновенно живое, одухотворенное лицо, и знаешь, многие великие мира сего не устояли перед ее обаянием.

— И кто же, если не секрет?

— Например, Виктор Гюго, потом один гениальный изобретатель, я забыл его фамилию. Ее мужьями были принц из старинной династии и первый красавец Греции. А когда она сыграла Маргариту Готье, в тот год я получил десяток заказов на портреты дам с камелиями 44. Боже, какие это были легкие деньги!

— Улисс, все это, конечно, интересно, но я хочу знать, что обозначают одинаковые пятна на рисунке и картине Андре. Вполне вероятно, что здесь зашифрован какой-то план.

— Интересная мысль, хотя, по-моему, это просто вытирание кисти о холст.

— А надписи? Посмотри же на них!

— Что надписи? Может, он всю ночь гулял, а утром решил запечатлеть свой маршрут — из бардака в театр.

— Не думаю, это не похоже на Андре. Да и сумасшедшему алхимику из клиники доктора Бланша знаком этот путь. Они что, вместе по девочкам ходили? Не верю!

— Что ж, в твоих словах есть резон, — согласился художник.

— Наконец-то… Улисс, милый, ты можешь мне помочь?

— А что надо делать?

— Прошу тебя, срисуй вот эту часть картины и сходи на Большие бульвары. У тебя глаз художника, авось отыщешь что-нибудь в том театре: потайной шкаф с картинами, или, на худой конец, сейф с бриллиантами. Не зря к тебе в пивной пристал тот человек. Наверняка он знает то, что нам пока неизвестно.

— Не нам, — отстранился Улисс. — Тебе. Я не хочу в этом участвовать. Извини, Полин, но ты должна меня понять. Андре был для меня всего лишь случайным знакомым, да и ты, в общем-то, тоже.

— Тогда зачем ты пришел ко мне?

— Мне неприятно, что я оказался втянутым в эту историю. Что я сидел два дня в тюрьме, что ко мне обращаются подозрительные личности. — Улисс встал и нервно заходил по комнате. — Почему я должен это терпеть? Только потому, что случайно оказался на берегу Сены, когда тело Андре выловили из воды?

Я решила немного подбодрить его — подошла и погладила по руке.

— Успокойся, Улисс, и постарайся понять: чем быстрее мы найдем преступника, тем лучше. Не думаю, что нам поможет французская полиция. Поэтому мы должны действовать сами, если ты не хочешь, чтобы к тебе обращались всякие подозрительные личности. Прошу тебя: сходи с этим эскизом в «Ренессанс» и попробуй отыскать то, что здесь нарисовано. В этой точке сходятся все линии — и из публичного дома, и из «Порт-Сен-Мартена». А я буду тебя ждать до поздней ночи.

Улисс сделал копию рисунков за две минуты. Потом попрощался и быстро сбежал вниз по лестнице. А я легла в постель и раскрыла томик Мопассана, купленный в магазинчике на Монмартре.

За обедом мадам де Жаликур смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Потом не утерпела и спросила:

— Какой приятный молодой человек сегодня навестил вас. Я не успела предупредить, что к вам гость, — спешила к зеленщику. Вы на меня не в обиде?

Для хозяйки с тремя подбородками любой мужчина моложе пятидесяти считался «приятным молодым человеком». Решив ее немного позлить, я сказала чистую правду:

— Еще в какой обиде, мадам! Вы хоть проверяйте, кого впускаете! Это один из подозреваемых в убийстве моего друга. Он отсидел в Консьержери и пришел навестить меня, так как очень разозлился, что его посадили.

— Надеюсь, он не обвиняет вас, что вы умышленно засадили его в тюрьму? — спросил Засекин-Батайский, отвлекшись от чтения газеты. — Он вам не угрожал?

— Нет, просто пришел сообщить, что вышел на свободу, — ответила я.