Дом Ночи - Дмитрий Геннадьевич Колодан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разбуженный воплем Кати Лес пришел в движение. Вновь зашумела листва, громко и испуганно затрещал дрозд, и ему вторила сорока. Лес знал, Лес чувствовал, что случилось. И только терновые псы стояли неподвижно — они ждали.
— Кра! Кра!
Над кленом пролетели три черные птицы. Вороны. Ну где же вы были раньше?!
Одна из птиц опустилась на ту же ветку, на которой сидели девочки. Посмотрела на Иву внимательными глазами, склоняя голову то в одну, то в другую сторону:
— Кра!
— Лети, — сказала Ива. — Найди Матушку. Скажи ей, что я в беде.
Тяжело хлопая крыльями, ворон сорвался с ветки и скрылся в лесу. Кати продолжала беззвучно кричать.
Танец листьев
Матушка пришла с сумерками, черной тенью скользя между деревьями. Хотя на самом деле прошла всего пара часов, вряд ли больше. Но небо потемнело и побледнело, краски Леса стали тусклыми, опустились глубокие тени… О том, что Матушка здесь, Ива догадалось задолго до того, как ее увидела. У нее затрепетало сердце.
— Мама! — закричала Ива. — Здесь терновые…
— Тихо, тихо, дитя мое. — Ласковый голос прозвучал совсем близко, будто Матушка сидела рядом с ней на ветке и шептала на ухо. — Я знаю. Не бойся.
Матушка Ночи шла, опустив голову, и, казалось, совсем не замечала происходящего вокруг. Лишь длинные белые руки безостановочно двигались перед лицом, словно она плела невидимую кошачью колыбель или паутину.
Терновые псы почуяли ее приближение, головы-черепа повернулись. И без единого звука, не считая треска, чудовища бросились на новую добычу. Матушка их видела, но спокойно продолжала идти навстречу. У Ивы замерло сердце. Неужели…
Пес с грибами на спине высоко прыгнул. И упал, развалившись в воздухе на засохшие ветки и кости. На долю секунды Иве показалось, что она видит зыбкий силуэт: огромную лохматую собаку, сотканную из лоскутов темноты и тумана. Но легкий порыв ветра — и от призрака не осталось и следа. Та же участь постигла и второго, и третьего пса… Матушка просто прошла мимо, и их не стало. Она остановилась под деревом и сказала:
— Вот и все. Слезай оттуда. Пора домой.
Большой красный лист плавно опустился ей на плечо, словно Лес дружески приобнял ее.
— Мама… — проговорила Ива. — Здесь… Кати… Ее отец, псы…
Она захлебывалась словами и ничего не могла сказать. Теперь, когда опасность миновала, когда рядом была Матушка, Ива вдруг почувствовала себя совсем маленькой и слабой. И хотелось ей лишь одного: чтобы Матушка обняла ее, как она сама обнимала Кати, и сказала, что ничего не было, а все, что с ними произошло, — только страшный сон. Сейчас они проснутся, каждая в своей постели, и все будет как прежде.
— Бедные глупые дети, — печально произнесла Матушка. — Что же вы наделали…
Наверное, она стала больше, выросла в одно мгновение, но при этом осталась такой же, какой была. Матушка взяла их на руки — ее и Кати, и Ива сама не заметила, как очутилась на земле. Она уткнулась лицом в подол длинного черного платья и стояла так очень долго, не шевелясь. Слушала сквозь звенящую вату в ушах тихие всхлипы. Все то время, пока они сидели на дереве, Кати плакала и скулила, не видя и не слыша ничего. Не замечая Иву, которая обнимала ее и шептала слова утешения. Похоже, она даже не заметила, что пришла Матушка Ночи, и что опасность миновала, и больше нет никаких терновых псов.
Наконец Ива отстранилась и подняла глаза на Матушку:
— Ее отец. Он пришел сюда, и…
— Я знаю, — кивнула Матушка.
— Папа! — вдруг заорала Кати и метнулась в сторону, где погиб ее отец. Матушка удержала ее.
— Спи, дитя. — Она положила ладонь девочке на макушку. Ива едва успела подхватить обмякшее тело.
— Не стоит ей этого видеть, — сказала Матушка. — И тебе не стоит. Терновые псы убивают жестоко, они не знают жалости. Мы достойно похороним его, он был храбрым человеком.
— Но ты убила их? — спросила Ива, кивком указав на кучи колючего хвороста и костей.
Матушка покачала головой.
— Нельзя убить то, что не было живым, — сказала она. — Я лишь отпустила их… Но когда-нибудь они найдут себе новую плоть и продолжат охоту. Пока жив хоть кто-то из оленьего племени, терновые псы будут идти по их следам.
Ива замешкалась:
— Так, значит, терновые псы убьют их всех? Они победят?
Но Матушка снова замотала головой:
— Нет, золотце. Никто из них не победит. Они порождения друг друга, две стороны одной монеты. Ведь осень — это не только урожай и танцы, но и смерть и угасание… Конец и начало, начало и конец. Одно не бывает без другого.
— Но… — начала Ива, но так ничего и не сказала.
Кати коротко вскрикнула, вздрогнула в руках у Ивы, но не проснулась. Ее глаза быстро двигались под опущенными веками. Ива убрала вьющийся локон, прилипший к уголку рта девочки.
Матушка Ночи склонилась к Кати и вздохнула:
— Бедное дитя… И что же мне с тобой делать?
— У нее рога, — сказала Ива. — Видишь?
— Да.
— Она теперь останется с нами? — спросила Ива. — Будет жить в нашем доме? Можно поставить для нее кровать в моей комнате…
Матушка продолжала разглядывать лицо Кати.
— Нет, — сказала она в итоге. — Она не твоя игрушка, и ты сама это знаешь. У нее есть мать, у нее будет брат… Я уже видела его сны. Я не вправе отнимать их у нее.
Ива понимала, что Матушка права, и все же…
— Роза сказала, что только большая потеря могла привести ее в наш дом. Терновые псы убили ее отца — это ведь и есть большая потеря?
— И да и нет, — печально сказала Матушка, так, словно знала больше, чем хотела говорить. — Но она не принадлежит этому миру, ее судьба — ходить по краю. Помни об этом, когда вы снова встретитесь.
Она положила ладонь на высокий лоб Кати. Постепенно дыхание девочки замедлилось, стало спокойным и размеренным. И — о чудо! — на щеках вновь появились ямочки. Она что-то прошептала во сне, но Ива не разобрала ни слова. Матушка без малейшего усилия подняла ее на руки.
— Снова встретимся? — переспросила Ива. — Когда?
— Не знаю, золотце, — сказала Матушка Ночи. — Всему свой срок. Но ей суждено возвращаться, и не раз. Лес пустил в ней свои корни, а корням нужна вода… И
