Письма. Часть 2 - Марина Цветаева

До свидания. Очень рада буду повидаться, через неделю, надеюсь, дети обойдутся, тогда спишемся, захвачу Федру, которая Вам понравится больше Поэмы Воздуха.

Да! Если все-таки что-нибудь найдется Ирининого для Али, приму с радостью, что бы ни было. Все нужно.

Целую Вас и поздравляю с <19>28-ым.

МЦ.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

9-го января 1928 г.

Дорогая Саломея,

Всячески сочувствую: то же и хуже, — кроме харка, сморка и хорка (у меня) еще короста, честное слово! т. е. вся голова в нарывах, выстрижена в 10-ти местах, несколько дней ходила перебинтованная как солдат, в самочувствии Иова[590] — и резали, и мазали, — все новые и новые, теперь лечусь дрожжами и кажется вылечиваюсь.

Во вторник боевая лекция Алексеева, первое открытое выступление Евразийцев,[591] афишу прилагаю, а в среду доклад Слонима о молодых писателях за рубежом[592] (где он их видел??), пойду исключительно в целях Вашей книги и его посрамления. Давайте так: Вера С<увчин>ская Вам позвонит и Вы с ней сговоритесь, а она меня известит. Алексеев, к сожалению, уезжает на днях.

До свидания, желаю здоровья, сердечный привет А<лександру> Я<ковлевичу>. Целую Вас.

МЦ.

5-го февраля 1928 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

Дорогая Саломея, две больших просьбы. Ради Бога — иждивение или хоть часть, в этом месяце С<ережа> не играл,[593] а я ни строки не напечатала, нечем жить, и каждый день может нагрянуть газ. Опускаю и молочников и булочников. Положение поганое, меня хоть в Сов<етской> России и наградили богемским миросозерцанием, но я в отношении задолженности (зависимости) трагически-буржуазна. — Выручайте! — Второе: ПУ-ТЕР-МАН. Чту?! Где?! КАК?! В издательстве домашнего адреса не дают, как узнать? Со всех сторон расспросы о книге — что отвечать? Вообще, что мне с ним делать? Посоветуйте. Уже дважды просили на отзыв. От факта книги (какова бы ни была!) многое зависит, могла бы съездить напр<имер> почитать в Чехию, мне об этом писали. И — пустые руки. Расскажите ему об этом, если позвонит. Ради Бога, простите за лишние заботы. Целую Вас.

МЦ.

<Приписки на полях:>

Пишу хорошую вещь.[594]

Саломея! Достаньте и прочтите упоительную книгу сов<етского> писателя Вячеслава ШИШКОВА «Бисерная рожа». (Рассказы).

11-го февраля 1928 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогая Саломея, огромное спасибо за двойное спасение. Конечно нам нужно повидаться до Вашего отъезда (завидую!). В ответ на предложение П<утер>мана встретиться у Вас в один из трех последних дней недели (оцените долготу периода!) я назначила ему воскресенье, — он должен был запросить Вас и оповестить меня. Но приезд А<лександра> Я<ковлевича> меняет дело. Давайте так, — со следующей среды когда хотите.

Вчера целый день рассылала челобитные в сопровождении подписных бланков, — вплоть до России! Посмотрим.

Хожу в Вашем в серо-синем осином свитере, Аля не влезла. Но обе юбочки ей как раз.

До свидания, еще раз от всего сердца спасибо за мужски-молниеносную помощь (NB! старинных времен — мужски!) Буду ждать Вашего оклика, а — паче чаяния уедете раньше среды — добрый путь. Сердечный привет А<лександру> Я<ковлевичу>.

МЦ.

25-го февраля 1928 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

Дорогая Саломея, сгораю от самой черной зависти, но у нас тоже весна, — обскакавшая себя на месяц! Погода трогательна донельзя, уже не сидится, а идти некуда, потому что парк знаю наизусть, а в лесу хулиганы.

Виделась с П<утер>маном, дела неплохи, есть надежда на выход книги в марте. Огромное спасибо за чудо десяти билетов, мною пока продано три. Остальные (адресаты) молчат. Есть надежда еще на подписчиков в России.

Да! В Печати и Рев<олюции> огромная статья об «эмигрантских писателях», больше всего о Бунине и обо мне.[595] № у меня есть, приедете покажу. Кое в чем упреки — мне — правильны, но не так направлены. Я бы упрекнула себя лучше. (Говорю о малоумии. — Вы ведь читали отчет?)

Дорогая Саломея, огромная просьба, я бы очень хотела устроить Алю в студию Шухаева, но он берет 200 фр<анков> в месяц, а мне и 100 невозможно. Нельзя ли было бы бесплатно, тем более, что она, по обстоятельствам нашей жизни, могла бы ездить только через день, в послеобеденные часы. (У Шухаева от 9 ч. до 4 ч.)

Она очень способна, с осени учится во франц<узской> школе рисования, но — безнадежной, как большинство таких школ. Вы настолько знаете меня, что не заподозрите ни в материнском преувеличении данных, ни в материнской же излишней требовательности к школе. Просто — Аля очень способна, а школа «pour dames et demoiselles»,[596] ерунда, жалко моего времени, которое на это уходит (с 12 ч. до 6 ч., в эти дни, пасу Мура и ничего своего не делаю).

Подумайте. И если что-нибудь возможно — сделайте. Я знаю двух учеников этой Студии, оба они меньше одарены чем Аля. Но — платежеспособны. И мне обидно. Как лучше — написать ему (Вам) или отложить до Вашего приезда? Вам виднее.

Пишу русскую вещь, начатую еще в России. Хорошая вещь. Замечаю, что весь русский словарь во мне, что источник его — я, т. е. изнутри бьет.

Целую Вас, поправляйтесь, бегство у таких как Вы — победа.

МЦ.

14-го марта 1928 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогая Саломея!

Где Вы и что Вы? (Oщ suis-je? Que vois-je?[597]) Если Вы целы и невредимы, зримы и видимы, назначьте мне какой-нибудь день (вечер) в начале следующей недели (начиная с понедельника), захвачу Федру, если захочется почитаем, можно ведь не всё.

Сейчас читаю Пруста, с первой книги, (Swann),[598] читаю легко, как себя и все думаю: у него всё есть, чего у него нет??

Итак, жду оклика, а пока целую Вас.

МЦ.

Р. S. Хорошо бы по поводу Федры вытянуть моего дорогого издателя и совместно — бархатными лапами — на него напасть.[599]

10-го мая 1928 г.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогая Саломея,

Почему мы с Вами так долго не видимся? Теряюсь в догадках. Может быть Вы обиделись на мое внезапное исчезновение из поля Вашего зрения на Евразийцах? Дело было не во мне, С<ергей> Я<ковлевич> внезапно меня увел, — ему нужно было исчезнуть незаметно и безвозвратно. Я не успела опомниться, как уже оказалась на улице.

Можно попросить Вас об очередном иждивении? Когда увидимся? Хочу прочесть Вам Красного бычка.

(замогильным, нет — заупокойным голосом:) — Что Путерман??

Целую Вас.

МЦ.

Meudon (S. et O.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

27-го мая 1928 г.

Дорогая Саломея,

Разлетелась к Вам и…Madame est partie[600] Почему не окликнули? Праздный вопрос и еще более праздный укор.

Милая Саломея, быка за рога, посылаю Вам 10 билетов на мой вечер 17-го июня с докладом обо мне (достаточно странно?) — угадайте кого? — похитителя Фернандэза:[601] Слонима. Слоним будет читать, а я буду молчать, потом я буду читать, а Слоним молчать (ему труднее, чем мне!)

Постарайтесь распространить в Лондоне, докажите пострадавшим, что они, в конце концов, в выигрыше: билет есть, а идти не только не надо: НЕВОЗМОЖНО.

За билет берите сколько заблагорассудится, — т. е. не меньше чем дадут. Этот вечер — вся моя надежда на лето. Опишите положение, т. е. ОСВЕЖИТЕ скарлатину (из-за которой мы в прошлом году прогадали море), — кроме того у Мура уже 7 мес<яцев> бронхит, не сдвигающийся с места несмотря на жару, мне необходимо его увезти. С<ергей> Я<ковлевич> недавно был у Алексинского:[602] резать-не резать, но всяческие недуги, режим, а главное — отдых. В Медоне его быть не может.

Настоящее письмо напишу Вам на днях, бумага не терпит иных сожительств.

Целую Вас, буду рада, если напишете.

МЦ.

7-го июня 1928 г.

Meudon (S. et 0.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

Дорогая Саломея, очень обрадовалась Вашему письму, я по Вас соскучилась. Обескураживает отсутствие прямого адреса (Ваша прислуга мне давала, но что-то странное, вроде: Лондон — Саломея!) не верю в достоверность Мирского, на которого пишу, — когда у меня с человеком кончается, кончается человек, следовательно и дом, где он живет, а уж во всяком случае номер, — нет! только номер остается, как в царстве будущего (О или О bis!)