Отсвет мрака (Сборник) - Евгений Филенко

Я цепенею. По самому серьезному счету мне сейчас полагается отпихнуть своего конвоира и железным голосом, как старшей по должности, приказать этому парню нырнуть под защиту элкара и открыть стрельбу на поражение. Вызвать, так сказать, огонь на себя… И самой — со всей неизбежностью, как причитающееся, принять первую вражескую пулю.

Сполох наверняка так бы и поступил. Да и старик Ерголин, наверное. А вот я не могу.

— Отойди от машины! — вопит Зомби и красноречиво подносит оружие к моему виску. — И не шути со мной! Руки за голову!

Помедлив, водитель подчиняется. Стоя вполоборота, со сцепленными на затылке ладонями, он искоса следит за происходящим. В конце концов, ему достало бы и пары секунд, чтобы завалить негодяя. Если б тот отвлекся на эту пару секунд. Если бы отвернулся, опустил «уонг», позволил себе любую незначительнейшую оплошность…

Но Зомби действует расчетливо и хладнокровно. Заслоняясь мной, он влезает в кабину. Следом вдергивает и меня. Перед тем как захлопнуть дверцу, почти не целясь стреляет в беспомощного водителя. Точно в шею.

Закрываю глаза.

Дура, подлая дура. Самонадеянная бездарь. Как же я могла так подставиться? И подставить всех?.

Элкар набирает высоту, по сложной траектории уходя прочь от Салона.

— Зачем? — всхлипываю я. — Зачем?.

— Что — зачем? — щерится Зомби. — Что тебе неясно?! Зачем убил? Так на хрена мне свидетели! На мне сейчас столько крови, что никаким щелоком не отмыться, одним больше — одним меньше… Кто из ваших поверит, что я не убивал? Комиссар твой… как его?. Сполох… поверит?

Мотаю головой. По горящим щекам текут слезы. «Кадавры, — вдруг вспоминаю предложенное Ерголиным словечко. — Вот они какие. И не отличишь их от людей. Особенно таких, как этот… А ведь надо же, придется отличать, чтобы истребить эту ходячую мертвечину, запереть обратно в гробы!. Но как, мамочка моя?!»

— Гады, — вдруг произносит Зонненбранд спокойно. — Загнали меня в яму с кольями. Вот ты спрашиваешь — зачем. Правильно спрашиваешь. Я уже второй день думаю, на кой бес мне сдались эти деньги, все это тухлое дело… Хочешь знать, какое дело, ктырица?

Я знаю. Кактус-Кампус. Сполох приказал мне забыть, но я еще не успела. Вот сейчас скажу ему в его наглую рожу и посмотрю, как с него поползет облицовка. Ведь он-то не знает, что трассер Гафиев подал нам весть с последнего порога… Нет, не скажу. Пусть хорохорится и дальше. Может быть, Сполох уже выстроил какие-нибудь планы обороны этого таинственного Кактус-Кампуса. Кто я, чтобы их срывать?

— Не хочу…

— Если мне удастся, если мне повезет… О, тогда можно считать, что я со всеми поквитался. И чистый, без единого долга, могу уходить в сияющие райские высоты. Да только не будет туда дороги. В ад мне будет дорога. Не в Пекло, заметь, а в настоящий, доподлинный ад со всей атрибутикой. И если выяснится, что никакого ада отродясь не существовало, то уже для одного меня его можно было бы учредить, специальной резолюцией Генеральной ассамблеи!

Не в силах больше терпеть эту тоску, прячу лицо в ладонях. И тихонько причитаю:

— Господи… Ты не допустишь. Я же в тебя верила как могла. Растопчи эту тварь, натрави на него свое воинство, не оставь его жить. Если ты этого не сделаешь, если только посмеешь помогать ему. Господи!.

Зомби заливается смехом.

— Давай, молись! Нашла кого просить. Коли хочешь знать, то еще неведомо, на чьей я стороне и кто мой генеральный наниматель.

Его губы внезапно трясутся, лицо жалко морщится:

— Вулкан… пришел-таки за мной, с того света пришел. А ведь ему самое место было в раю! Что же это, кому тогда понадобилось лишить его душу успокоения и послать за мной? Сатане? Или же Спасителю, а?!

— Я все равно убью тебя.

— Глупо. Да и бесполезно. Теперь ты меня врасплох не примочишь. Единственное, что можешь — это попытаться еще раз. Но поверь — это будет твой эшафот.

— Я попытаюсь.

— И мне придется убить тебя. Что дальше? — Опять истерический смешок. Два психопата в одной кабине… — А вот что: тогда уже никто на всем белом свете не помешает мне сделать то, что я хочу. Тебя же не будет рядом! Все остальные… Они теперь просто не в счет.

Не выпуская управления, Зонненбранд выуживает одной рукой из внутреннего кармана пиджака две сигареты. Одну ловко закидывает себе в рот, другую протягивает мне. Поколебавшись, беру. Тем же манером Зомби добывает и зажигалку.

— Трубка мира, — говорит он со значением.

— Катись ты…

— Нет, в самом деле! Предлагаю перемирие. Временное, разумеется. Сделанного не воротишь, мертвых не воскресишь…

Снова заминка. Он таращится неподвижными глазами в сгустившиеся сумерки над миллионоокими башнями Гигаполиса. Что он там видит?

— Хотя за последнее уже не ручаюсь. Дай мне одну ночь, Индира. Одну эту ночь — выспаться! А утром продолжим наши забавы.

Медленно отнимаю руки от лица. Вижу его между опухшими веками, будто в прицеле крупнокалиберного машин-гана.

— Я дам тебе эту ночь на то, чтобы выспаться. Для этого тебе нужно отпустить меня.

— О чем разговор! — Зомби небрежно тычет пальцем в сенсор. — Выходи.

Дверца с моей стороны, шурша, отползает. Внизу плывут расчерченные неоновыми огнями магистрали, предупредительно подсвеченные квадратные крыши жилых домов и шпили административных зданий. Порыв тугого, напитанного влагой ветра хлещет меня по лицу…

Совершенно непроизвольно отшатываюсь прочь от разверзшейся бездны.

— Вот видишь, — веселится Зомби. — Я предлагал — ты не хочешь. Так что будем вместе. До финишной ленточки. Может быть, ты еще переменишь свое отношение к добрейшему Ивану Альфредовичу. И даже подаришь ему кусочек своей любви.

— Сволочь.

— Зря. Я хороший любовник. Такого ты еще не имела. Если тебе посчастливится и ты убьешь меня прежде, чем переспишь со мной, — будешь сожалеть всю жизнь. Ибо со мной под гробовую плиту уйдет великое искусство! А если переспишь — кто знает, возможно, и убивать не захочешь. Эту ночь нам придется коротать в малокомфортных условиях. Совместив наши тела в пространстве, мы выиграем и во времени. И в удовольствии тоже, причем многократно. Ну, так как? Не откажешься проэкспериментировать?

— Ты животное! — не сдерживаясь, кричу ему в наглую, сытую, начищенную до блеска лосьонами и притираниями и даже сейчас ими воняющую рожу. — Ты бешеный шакал! Кадавр! Твое место в могиле, рядом со своими приятелями! И я убью тебя как только сумею, запомни это! Стебайся надо мной сколько душе угодно, чеши своим вонючим языком, но учти: я думаю только о том, как убить тебя!. А теперь давай, толкай меня из кабины или стреляй сразу.