Отзвук - Георгий Черчесов

Перед началом концерта к нам подошел старший сын Елизаветы Фридриховны, худой и довольно высокий молодой человек. Впрочем, относительно молодой. Я был озадачен, заметив на его лице множество морщин, которые старили его, видимо, на десяток лет. Но глаза — живые, с искорками веселья — располагали к себе. Он представил нам свою спутницу — смазливую девицу, лет на двадцать младше его:

— Госпожа Луиза Ейтс, — он смело говорил на своем слабом русском языке, умудрившись сделать неправильное ударение в слове «госпожа».

— Добро пожаловать на наш концерт, — вежливо поклонился Аслан Георгиевич. — Надеюсь, вы не пожалеете, что пришли.

В антракте Карл подозвал фрау Тишман и что-то прошептал ей, отчего она расплылась в улыбке и поспешила к выходу.

— Я сегодня организую прием в честь ансамбля «Алан», — провозгласил он. — В лучшем ресторане города. Не возражайте, если приглашу и компаньонов моей мамаши? — спросил он у Аслана Георгиевича.

— Вы организуете прием, вам и определять, кого приглашать.

— Вот и прекрасно! Если второе отделение концерта такое же великолепное, то я не поручусь за сохранность этого помещения, — сострил Карл Дитрих.

Зал ресторана был великолепен, такого мы еще не видели. Свет скрытых светильников придавал ему уютный и таинственный вид. Разноцветные фужеры из тонкого хрусталя бросали на обитые темным деревом стены красные, желтые, синие блики.

Карл Дитрих дождался, когда артисты сядут за столы, и провозгласил:

— Этот зал арендован в честь ансамбля «Алан» и его руководителя. Заказывайте, что желаете. И… любую музыку! — он махнул рукой метрдотелю, и на сцену поднялся эстрадный оркестр, сходу обрушив на нас поп-музыку.

Официант протянул бутылку к бокалу, но я прикрыл его ладонью.

— Почему ваши ничего не пьют? — Карл был удивлен. — Может быть, это… запрет? Я протестую.

— Уверяю вас, никакого насилия над личностью здесь нет, — усмехнулся Аслан Георгиевич. — Просто им нужно быть в форме.

Дитрих повернулся к ребятам, окинул их оценивающим взглядом:

— Сильные парни! Надеюсь, танцевать-то вам можно?

Алан и Эльза направились к танцплощадке, следом потянулись и другие.

— Вызываю вас на соревнование! — обратился Карл к министру. — Я приглашаю одну из солисток ансамбля, а вы мою девушку.

Аслан Георгиевич прислушался: танго. Ну, что ж. Это еще куда ни шло, по крайней мере, в пору его молодости танго еще танцевали. Министр встал и протянул руку Луизе. Но вдруг оркестр резко прервал танго и заиграл диско. Аслан Георгиевич секунду постоял в раздумье, потом скептически, смешно покосился на Карла: хитрец, заманил его в западню. Ну, подожди, шельма! Голыми руками ты меня не возьмешь. Отпустив талию партнерши, он вслушался в музыку, стараясь «поймать» ритм, и… от нашего иронично-спокойного, солидного министра не осталось и следа. Странные выкрутасы, которые вытворяли его ноги и свободные движения рук будто подсказывала сама музыка. И, что удивительно, никакого напряжения. Более того, министру танец явно доставлял удовольствие. Да, внутренней свободы в Аслане Георгиевиче, видно, хоть отбавляй. Зал притих. И немцы, и артисты ансамбля, да и сами оркестранты не сводили глаз с двух соревнующихся пар. Когда, наконец, музыка смолкла, на них обрушились аплодисменты. И компаньоны фрау Дитрих, и случайно оказавшиеся в ресторане посетители, и даже официанты и повара, высыпавшие из дверей, ведущих на кухню, приветствовали их. Аслан Георгиевич даже смутился.

— Аплодируют вам, — скорбно покачал головой Дитрих. — Я должен вам признаться. Компаньоны матери заспорили со мной, что советский министр ни за что не станет танцевать под диско. Вы помогли мне выиграть пари, и сейчас мы получим приз — шампанское!

Уже сидя за столом и осушив бокал шампанского, Карл доверительно шепнул Аслану Георгиевичу:

— У нас не любят чопорных, застывших, как манекен, людей. Здесь больше ценят естественность. И, я уверен, вы всем очень понравились, вы еще услышите лестные отзывы.

И как бы в подтверждение его слов к нашему столу приблизился тощий, слегка сутулый немец с выдающимся вперед кадыком, беспрестанно двигающимся вверх-вниз. Он шел, выставив вперед левое плечо, которое было выше правого, отчего все тело казалось перекошенным. В руке у него был бокал шампанского.

— Я хочу сказать слово, — обратился он к Карлу.

— Пожалуйста, — вежливо кивнул Дитрих и добавил: — А я буду переводить.

Пожилой немец повернулся к Аслану Георгиевичу.

— Возможно, вам покажется неинтересным то, что я скажу, но, боюсь, другая возможность представится мне не скоро, поэтому я все же прошу меня выслушать. Я был в вашей стране, воевал под Сталинградом. На всю жизнь запомнил этот ад, трескучие морозы. Я отморозил там пальцы на обеих ногах. Спасся чудом, — самолет, на котором меня эвакуировали, проскочил линию огня. С тех пор я ненавижу вашу страну и каждый день посылаю ей проклятия.

Аслан Георгиевич сидел весь подобравшись, насупившись, сверля взглядом немца с кадыком: ни дать ни взять — барс перед броском…

— Со времен Сталинграда у меня в груди все замерзло, — продолжал немец. — Но сегодня со мной что-то случилось. Смотрю на ваших ребят и девушек, слушаю вас и чувствую — внутри у меня начинает оттаивать… Возможно, я был дураком все эти годы, избегая всего советского, не желая даже встречаться с вами. Я поднимаю этот тост за то, чтоб мы почаще встречались и лучше узнали друг друга…

Аслан Георгиевич все еще настороженно смотрел на немца, но когда тот сказал: «Я хочу выпить с вами по-русски», он улыбнулся, подозвал Алана и попросил принести бутылку водки.

— Я охотно выпью с вами, — Аслан Георгиевич поднял фужер с шампанским, и когда они выпили, протянул ему бутылку «Столичной». — А это вам. Чтоб лед быстрее таял…

Тот под аплодисменты и восторженные крики, благодарно поклонившись, принял бутылку. Из-за ближайшего стола к нему бросился рыжий немец и протянул бокал:

— Плесни и мне. Будем оттаивать вместе!

Но немец с кадыком шутливо прижал бутылку к груди и закричал на весь зал:

— Скоро свадьба моего сына. Там мы и разопьем эту бутылку.

…«Ауди» пересекал одну улицу за другой. Светофоры, точно желая угодить Эльзе, встречали нас «зеленым огоньком».

— Все же куда мы едем? — в который раз допытывался я.

— Сегодня у нас самая деловая поездка, — лукаво глянула на меня Эльза. — Полчаса — и мы вновь будем — как это по-русски? — заниматься здоровым отдыхом!

Мелькали площади, улицы. Наконец автомобиль резко свернул к серому зданию с высокой парадной дверью и вытянутыми окнами.

— Приехали.

Мы вошли в здание, — массивная автоматическая дверь легко открылась, — и я все понял. Авиакассы. В помещении было светло и уютно, люди не толпились у окошек, — собственно, и окошек не было, кассиров отделяла только стойка, а посетители сидели за столиками за чашкой кофе и тихо переговаривались.

— Садись за свободный столик, — сказала Эльза и направилась к стойке.

Эльза и кассирша склонились над бумагами, спустя минуту Эльза расписалась на одной из них и подошла ко мне.

— Вот и все! — просто сказала она. — Летим вместе. Мой ряд девятый, место четвертое…

Глава двадцатая

Утром в ресторане я еще издали увидел за столиком у окна, за которым обычно сидели мы с Эльзой, герра Ункера. В душе шевельнулось беспокойство: странно, почему он здесь? И почему нет Эльзы? Но приветливая улыбка герра Ункера несколько успокоила меня. Хотелось поскорее узнать, в чем дело, но как? Герр Ункер не знал русского языка, я — немецкого. Я взглядом поискал Виктора, но его в ресторане не было. Герр Ункер жестом пригласил меня сесть. Устроившись напротив, я молча смотрел на него. Я развел руками, мол, жаль, что не можем поговорить. Герр Ункер произнес несколько слов по-немецки. Я пожал плечами и, кивнув на свободное место, спросил:

— Эльза?

— Йа! — герр Ункер подвигал двумя пальцами по столу, мол, бегает.

Понятно. Собирается. Остался всего один день, а надо успеть завершить кое-какие дела. Интересно, как герр Ункер воспринял решение дочери? Пока я старался угадать его мысли, он, заметив за моей спиной кого-то, оживился, махнул рукой, приглашая к столу. Я оглянулся.

— Виктор Петрович! На минутку! Очень нужно!

— Айн момент! — Виктор поставил на поднос тарелки с ветчиной и сыром, стакан с оранжадом, чашечку кофе и направился к нашему столу.

Герр Ункер отодвинул в сторону прибор с салфетками и зубочистками, освобождая место для подноса. Виктор сел и, слушая герра Ункера, медленно выпил холодный оранжад. Потом повернулся ко мне:

— Он приехал за тобой, хочет показать тебе дневное шоу.

— А Эльза будет?

— Нет. Говорит, она вся в хлопотах. Дело, конечно, личное, но я тебе не советую ехать. Он может завезти и в злачные места. Хотя утверждает, что хочет поговорить с тобой с глазу на глаз.