Отзвук - Георгий Черчесов

— Отец приглашает тебя завтра в гости. Это редкий случай, когда немец приглашает в дом человека, с которым только что познакомился… — И она обняла отца.

После концерта я подошел к Аслану Георгиевичу и объяснил ему ситуацию.

— Это хорошо, что тебя приглашают в гости, — улыбнулся он. — Эльза?

— Отец, — поспешно объяснил я.

— Отец? — поднял брови Аслан Георгиевич. — Думаю, тебя незачем спрашивать о твоих намерениях относительно Эльзы?

— Кажется, так, — смутился я.

— В таком случае отказываться от приглашения нельзя. Но одного не пущу. Понимаю, понимаю, тебя одного приглашают. Но это легко устроить. Эльза, думаю, нам поможет.

Глава восемнадцатая

С оживленной площади, по которой с шумом носились машины и мотоциклы, мы свернули в проулок, — и шум остался там, позади. А здесь были тишина и покой. Лишь раздавались гулкие шаги редкого прохожего.

Дом Ункернов был старинный, с покатой крышей и толстыми стенами, выдержавшими не один век. Первый, а вернее, нулевой этаж, был приспособлен под гараж. Широкая лестница вела на следующий — в огромную гостиную с тяжелыми креслами и баром, пол ее был устлан белым ворсистым ковроланом, на стенах висели старинные портреты предков хозяев дома. Вдоль стены тянулся шкаф, заставленный толстыми книгами. По углам стыдливо таились обнаженные скульптуры-нимфы, прикрыв интимные места шарфом, японским веером или игриво ладонью. Экран, метра три на четыре, на который проектировалось изображение через портативную установку, заменял телевизор.

Герр Ункер ждал нас. Ждал не один. Рядом с ним с бокалом в левой руке стоял высокий, на полголовы выше герра Ункера грузный мужчина лет под шестьдесят. Коричневая от загара крепкая шея и упрямый подбородок выдавали в нем бывшего спортсмена, да и добротный двубортный костюм не скрывал округлостей по-прежнему мощных бицепсов. Выглядывавший из нагрудного кармана желтый в красный горошек носовой платок и ярко-желтый галстук придавали ему немного легкомысленный вид, но острый взгляд слегка выпученных зеленоватых глаз, окаменевшее, как у людей с горькой судьбой и несбывшимися мечтами лицо, настораживали, предупреждая, что их хозяин гневлив и ожесточен.

— Брат моей жены, господин Кофман, — представил его герр Ункер.

Алан протянул ему ладонь.

— Пардон! — сказал немец и кивнул на пустой рукав. — Для рукопожатий не приспособлен.

— Простите, — растерянно произнес Алан.

— Дядя Экхард — инвалид войны, — объяснила Эльза. — Он потерял руку там, в России. Он был горнолыжником, но война помешала ему стать чемпионом.

Герр Ункер гостеприимно повел рукой по гостиной:

— Садитесь, кому где нравится.

Бесшумно отворилась дверь, и вошла пожилая женщина. Ухватившись за ручку, торчавшую в стене, женщина повела ее вправо. Стена легко подалась и, превращаясь в гармошку, поползла до самого угла, и гостям предстала просторная столовая с окошком на кухню.

— Сейчас накроют стол, — герр Ункер любезно кивнул на бар. — Аперитив?

— Папа предлагает для аппетита выпить рюмочку.

— Виски? Джин? Водка? — поднимая бутылки одну за другой, спрашивал герр Ункер.

— Во время гастролей — сухой закон… — начал было я, но Алан прервал меня:

— Удобно ли отказываться от глотка? Гляди, как уставился на нас безрукий. Еще посчитают нас за слабаков, — и он бросил хозяину дома: — Виски!

Герр Ункер одобрительно наклонил голову набок, подчеркивая удачный выбор гостя, произнес:

— Скотланд…

— Шотландские, — перевела Эльза.

— Это мы уловили, — усмехнулся Алан, с независимым видом усаживаясь в кресло.

Герр Ункер плеснул на донышко широких бокалов виски.

Алан лихо, одним глотком, проглотил напиток. Герр Ункер засмеялся. Кофман кисло усмехнулся и выверенным жестом, точно показывая доулисту, как это делается, медленно поднес к губам свой бокал и едва пригубил из него. Алан обратился к Эльзе:

— А нельзя ли не экономить на виски? Пусть нальет по-нашему, по-кавказски.

— Алан! — остановил я его. — Тебя Аслан Георгиевич послал меня сдерживать, а ты… Уймись!

— Мы с Экхардом дружили с малых лет, — начал герр Ункер. — Вместе бегали в школу, вместе пошли служить в армию, вместе воевали…

Эльза, неожиданно прервав перевод, что-то сказала отцу недовольным голосом. Герр Ункер, сдаваясь, поднял обе руки.

— Что это он все о войне да о войне? Разве мало других тем?

Но нужная тема долго не отыскивалась. Мы с Аланом старались не смотреть в сторону Кофмана, бесцеремонно разглядывавшего нас. А герр Ункер был все так же любезен.

— Будь у вас свободный вечерок, мы съездили бы в наш знаменитый пивной павильон. Там в главном шатре одновременно веселится пять тысяч человек и в двух примыкающих к нему — по две с половиной. Оркестр исполняет немецкую, американскую, английскую, русскую музыку… И состоит оркестр всего из трех человек. Из выпивки — лишь пиво, а закуска — только цыплята — табака и соленые хлебцы. Пиво подают в литровых кружках, одной рукой и не обхватить. У всех одинаковое меню. Там поют песни, рассказывают анекдоты, подтрунивают друг над другом, и никто не обижается. Это последнее дело — дуться из-за острого словца, прозвучавшего на празднике Белого медведя! Так? — он обратился за поддержкой к Экхарду.

Кофман никак не отреагировал на его слова, по-прежнему потягивая маленькими глотками виски из бокала и затягиваясь сигаретой.

— Могли бы посетить и «Максим», — излишне оживленно продолжил герр Ункер: — Этот ресторан не уступает парижским. Или направились бы в дискотеку. Вы, молодежь, всем другим развлечениям предпочитаете ее, в отличие от нас, стариков.

— Привычки своих соотечественников, папа, ты приписываешь и им? — спросила Эльза.

— Почему? Он прав, — великодушно сообщил Алан. — Мы тоже любим рок-музыку.

— И вам разрешают ее слушать? — недоверчиво спросил господин Кофман.

— А кто может запретить? — пожал плечами Алан.

— Ну как же? — прищурился Экхард. — А газета «Правда»? Она ведь, если мне не изменяет память, называет эту музыку буржуазной. Разве не так? — обратился он к Эльзе.

— Не совсем. Газета выступала против текстов, содержащих призыв к насилию, или откровенности другого порядка, — пояснила Эльза. — У нас подобного суррогата навалом, а у них строгий запрет на такое искусство.

— Но мы не делаем трагедии из того, что может прозвучать пошлая песня, — примирительно сказал герр Ункер. — В конце концов, кто не хочет — пусть не слушает. Это дело вкуса. Запрещают политики. А к политике большинство немцев относится подозрительно.

— Но у них же без политики, простите, и детей не рожают, — зло усмехнулся господин Кофман.

— И зачем отец пригласил его? — вздохнула Эльза.

Наступило неловкое молчание. К счастью, в этот момент дверь отворилась, и пожилая женщина вкатила столик на колесах, уставленный всевозможными соусницами, салатницами, а на нижней полке стояла батарея бутылок с выпивкой, соками, кока-колой, фантой…

— А вот и наш обед! — воскликнул герр Ункер.

— Ужин, — поправил Алан.

— Слышали? — встрепенулся Кофман. — Для нас это обед, а для них ужин. Я немножко понимаю по-русски… — и заключил: — Все у нас разное, абсолютно все!

— Но я надеюсь, наша еда придется гостям по вкусу, — примирительно произнес герр Ункер.

Ужин проходил в гробовом молчании, как и принято в немецкой семье.

Когда с супом — беловатой жижицей из тщательно измельченных овощей — и с тушеным мясом было покончено, на стол подали фрукты, — и беседа возобновилась.

— Эльза, — обратился к дочери герр Ункер, — спроси у гостей, почему они не экспортируют осетинское пиво, о котором с восторгом говорят все, кому посчастливилось его попробовать?

— Твой вопрос излишен, дорогой зять. Не продают осетинское пиво нам только по той причине, что наши пивовары могут узнать секрет его изготовления… — довольный своей проницательностью, Кофман с победным видом откинулся на спинку кресла.

— И вовсе не в этом дело, — возразил Алан. — Рецепт осетинского пива печатается в журналах, газетах и даже в книгах. У нас и дети его знают. Так что секретов никаких.

— А не предлагаем на экспорт потому, что оно не выдержит дороги, скиснет, — добавил я. — Пиво не теряет свои свойства всего шесть-семь дней. Даже наш пивзавод выпускает его малыми партиями, в расчете на то, что его тут же купят.

— Странные вы люди, — сердито посмотрел на нас герр Ункер. — Иметь такую возможность сделать бизнес и не найти способа продлить срок годности пива?! Ведь и наше светлое пиво быстро кисло, а теперь вот месяцами стоит — и ничего! Да и чехи преуспели в этом. А вы? Чего ждете? Каждый день — это потерянные тысячи марок.

— Вы правы, — вздохнул я. — Не умеем быстро реагировать.