Финальный аккорд - Кевин Милн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было как дар Божий. Адрес студентки колледжа, с которой я сегодня встречался!
На меня вновь нахлынул гнев. Было много вещей, которые я все еще хотел сказать Эшли для того, чтобы она страдала из-за того, что натворила.
Захватив портфель, я сел в машину, забил адрес в навигатор и нанес семейству Мур неожиданный визит. То, что произошло дальше, было, двумя словами, достойно сожаления. Понятным, я думаю, но прискорбным. Я поехал к дому Муров, кричал возле него, пока все не вышли наружу, и отчитывал Эшли, пока ее не начало трясти от страха. Тогда я раскрыл портфель, в котором, как они посчитали, у меня был пистолет, и показал молодой женщине, как выглядят настоящие записки. И только потом, поняв, что выхожу за рамки рационального поведения, я поехал обратно в больницу, чтобы быть с Анной.
Когда я вошел в палату, аппаратура, которая все еще поддерживала в ней жизнь, продолжала издавать резкий неприятный звук. Я заплакал от чудовищного количества травм на ее теле. Но я хотел помочь, поэтому сел рядом с ней и разговаривал с женой в течение нескольких часов. Я рассказывал, как сильно ее люблю и как сожалею о случившемся. Потом я начал читать вслух некоторые ее записки, которые она писала мне на протяжении многих лет, надеясь, что, возможно, у нее что-то вспыхнет в мозгу.
Я умолял Анну ответить мне, но ничего из того, что я говорил или делал, не могло вернуть ее оттуда, где она сейчас была.
К десяти часам я почувствовал последствия последних сорока восьми часов, в течение которых я почти не спал. Это заставило меня задаться вопросом, не устала ли Анна тоже, ведь, по словам врача, кома на самом деле не является сном. Я последний раз проверил, что ее грудь продолжает подниматься вверх и вниз от притока воздуха, который поступал через респиратор. Тогда я пожелал ей спокойной ночи, свернулся калачиком под одеялом в кресле, которое в мое отсутствие поставили в палате, и выключил свет.
Десять минут спустя, когда я уже клевал носом, я услышал незнакомый звук, доносившийся из коридора. Я замер и начал прислушиваться. Шарк-шарк-тук. Шарк-шарк-тук. Звук становился все громче, а затем резко прекратился рядом с палатой. Я остался лежать совершенно неподвижно, когда дверь открылась и вошел «звук». Шарк-шарк-тук. Шарк-шарк-тук. Врачи и медсестры до этого тоже приходили и уходили весь день, и я провел достаточно много времени в больницах во время всех беременностей Анны, чтобы понимать, что они и ночью будут приходить. Я знал, что самое лучшее, что можно сделать посреди ночи, это просто не обращать на них внимания. В редких случаях персоналу иногда хочется остаться и поговорить.
Поэтому, когда шарканье остановилось рядом со мной, я сделал вид, что все еще сплю, подозревая, что за мной наблюдают. Когда источник шума направился к Анне, я покосился одним глазом, чтобы постараться разобрать, кто это был. Если бы я уже не лежал, то при виде дедушки, стоявшего прямо передо мной в палате, я бы упал как подкошенный от удивления. Источником ритмичного стука была его старая верная трость. В голове не укладывалось, как он сумел попасть в отделение интенсивной терапии после приемных часов, но вот он здесь. Его темная, сгорбленная фигура направляется к свободному стулу рядом с кроватью Анны. Под мышкой у него зажата старая деревянная коробка. Какая-то часть моего «я» хотела включить свет и сказать, куда ему можно пойти. Я не приглашал его, и даже если бы сделал это, он все равно нарушил бы правила больницы. Но это был дедушка Брайт, человек, который вырастил меня, кто взял к себе домой, когда я был ребенком. Я даже представить себе не мог, что он в состоянии сделать что-то злонамеренное или обидное. Если он подумал, что необходимо совершить визит в затемненную больничную палату Анны среди ночи, то я хотел знать почему. И самый простой способ узнать это – просто «спать» в кресле и наблюдать, что будет дальше.
Интерлюдия
Глава 18
Дедушка пересек комнату и сел на стул рядом с Анной, а затем наклонился и поставил деревянный ящик у своих ног.
– Привет, молодая леди, – сказал он мягко, как будто она действительно слышала его. – Спорим, ты не ожидала увидеть меня здесь сегодня вечером, странно, не так ли? Похоже, твой муж вырубился. Ты бы видела его подростком. Этот мальчик мог проспать все что угодно. Даже школу, насколько я помню.
Он медленно повернул голову в мою сторону. Я быстро закрыл глаза, прежде чем дед успел заметить, что я наблюдаю за ним.
– Очень жаль, – продолжал дедушка. – Я действительно хотел поговорить с ним.
Он повернулся еще раз, и я снова открыл глаза. Чуть сдвинувшись вперед в кресле, дедушка ухватился за верхнюю рейку кровати Анны, чтобы не упасть.
– Анна, Итан никогда не упоминал, что я воевал во время Второй мировой войны? Раньше, когда он был меньше, он все время расспрашивал меня про это. Надо сказать, что я никогда не посвящал его в подробности. В общем, я был, пожалуй, более скрытный в своих рассказах о службе в армии, чем это следовало. Все в семье в то или иное время расспрашивали про мои испытания. Были вещи, которыми мне хотелось бы поделиться и, вероятно, надо было бы, но они бы привели к дополнительным вопросам, в которые я не хотел бы углубляться. Поэтому я молчал про все, что мне пришлось пережить. Дело в том, что я старею, – тихо хихикнул он. – Нет, я стар, и уже давно. Я не буду жить вечно. Прежде чем я уйду, я хочу, чтобы моя семья узнала… обо мне. Обо мне и войне. Я больше не хочу ждать, чтобы сказать детям, через что я прошел, потому что тогда будет слишком поздно для сложных вопросов. Отчасти именно поэтому я приехал сюда в Калифорнию. Итан и я во многом похожи, и я думаю, что из всех моих детей и внуков именно он может извлечь наибольшую пользу из моего опыта. Но ты же знаешь, твой муж упрям, как осел. Он отказался, когда я ему это предложил.
Он тихонько стукнул каблуком ботинка по деревянной коробке.
– Я знаю, что время не самое подходящее, когда ты в больнице и все такое. Но я просто хочу, чтобы он взял эту штуку, будь она неладна, и прочитал все, что в ней лежит. Ведь ты не была бы против, правда? Черт возьми, он мог бы прочитать тебе вслух. Я приехал сюда сегодня, чтобы узнать, вдруг он передумал, но увы… он отрубился.
Дедушка замолчал и снова повернулся. Я почувствовал на себе его взгляд. Я не шевельнулся.
– Но вот в чем дело, – продолжал дедушка, – у меня своего рода потребность вытащить старую историю из своего сердца. Я держал ее наглухо запертой в коробке и в своем сердце в течение долгих, долгих лет. Поскольку он спит, а ты слушатель поневоле, то не возражаешь, если я просто поведаю ее тебе? Это будет хорошая практика для меня, когда я стану рассказывать ее остальным членам семьи позже. Как тебе кажется, Анна? Я думаю, тебе будет интересно. Верь или нет, но прошло более шести десятилетий с того времени, как все это случилось, но я так четко все помню, словно это случилось вчера. Есть вещи в жизни, которые невозможно забыть, я так считаю.