Всевластие любви - Джорджетт Хейер

В эту минуту в холл вошел Пеннимор с почтовой сумкой в руках, и Кейт сразу же позабыла о неприятном разговоре Леди Брум взяла из рук дворецкого сумку и велела Кейт сбегать наверх и снять шляпу.

– Полдник, – сказала она, – будет подан в Голубой салон, и если ты не хочешь обидеть повара, то должна непременно явиться к столу, ибо тот испек савойский пирог специально для тебя.

Кейт отправилась наверх и сняла шляпу, но, выйдя из своей спальни, она не пошла сразу в Голубой салон, а направилась в гостиную тетушки. Леди Брум сидела за письменным столом и читала письмо. Запинаясь от волнения, Кейт спросила:

– Есть ли для меня письма, мэм?

– Нет, моя дорогая, для тебя ничего нет, – ответила леди Брум, даже не подняв головы от письма, которое она читала.

Кейт молча вышла. На душе у нее скребли кошки.

Глава 11

На следующий день в ответ на настойчивые просьбы Кейт дать ей какое-нибудь поручение леди Брум послала ее к привратнику, велев отнести ему записку. Кейт была уверена, что в этой записке не содержится ничего серьезного, но, видя, что тетя сегодня какая-то странная, молча взяла ее и отправилась к домику привратника. Она вспомнила, как мечтала раньше пожить праздной жизнью, но, проведя несколько недель в Стейплвуде и вкусив все прелести этой жизни, Кейт поняла, что никогда больше не будет об этом мечтать. Тетушка не поручала ей ничего серьезного, а если и поручала, то Кейт в течение часа справлялась со всеми заданиями. Все остальное время она была предоставлена самой себе и могла развлекаться, как хотела. Она читала, писала, гуляла, шила, играла в волан с Торкилом или просто ничего не делала. Как-то Кейт совершила набег на библиотеку и, откопав там среди старых романов книгу «Упадок и гибель Римской империи», принялась читать ее, преисполнившись благих намерений расширить свой кругозор. Она с трудом одолела первый том и принялась за второй, однако к этому времени пыл ее несколько поугас, и она поняла, что вряд ли ей удастся осилить все шесть томов. Летом прогулки верхом потеряли для Кейт всю свою прелесть – ей было скучно ездить туда-сюда по аллеям; что же касается пеших прогулок, то во всем Стейплвуде не осталось места, которое было бы неизвестно Кейт. Когда же она сказала, что хотела бы осмотреть окрестности Стейплвуда, леди Брум заявила, что отпустит ее не иначе как в сопровождении одного из лакеев, после чего Кейт отказалась от своих намерений. Что касается шитья, то, заделав дырку на платье и заштопав чулки, Кейт поняла, что делать ей больше нечего. Она вполне могла бы сшить себе платье, но не испытывала никакого желания заниматься вышивкой, единственным, по мнению леди Брум, видом шитья, достойным благородной дамы. Игра в волан с Торкилом была скорее наказанием, чем удовольствием, поскольку Торкил играл без всякого азарта и к тому же раздражался, если ему случалось проигрывать. В таких случаях он в негодовании швырял свою ракетку оземь, отрывал перья у волана или в ярости убегал с корта.

В довершение всего Кейт вскоре поняла, что ей совершенно нечего здесь делать. Леди Брум, уговаривая ее погостить в Стейплвуде, уверяла, что у Кейт будет очень много работы, но на самом деле здесь все делали слуги, и притом очень хорошо. Леди Брум поручила Кейт присматривать за слугами, но Кейт быстро поняла, что тетя дала ей это поручение, чтобы только отвязаться от ее просьб. Леди Брум сама следила за слугами и не собиралась никому доверять эту обязанность.

Для Кейт, с детства привыкшей к работе, такое праздное времяпрепровождение стало совершенно невыносимым, но вся беда заключалась в том, что тетя никак не хотела поверить, что ее племянница действительно жаждет заняться чем-нибудь полезным. Привезя Кейт в Стейплвуд и окружив ее роскошью и богатством, леди Брум решила, что больше племяннице ничего не нужно и что она будет наслаждаться тем, чего прежде была лишена. Кейт же была слишком хорошо воспитана, чтобы демонстрировать свое недовольство; кроме того, она и в самом деле наслаждалась комфортом, которого никогда не знала, поэтому тетя считала, что ее племянница всем довольна. Что же касается настойчивых просьб Кейт поручить ей какую-нибудь работу, леди Брум полагала, что они вызваны вполне законным желанием племянницы выразить ей таким образом свою признательность.

Отнеся записку привратнику, Кейт отправилась домой, но не по аллее, а напрямик через парк. Парк был довольно густым; кое-где леди Брум велела посадить кусты рододендрона и азалии, которые теперь как раз цвели, оживляя пейзаж своими яркими красками и наполняя воздух нежнейшим ароматом. Леди Брум, вне всякого сомнения, умела создавать красоту. Приехав в Стейплвуд, Кейт сказала тете, что у нее прекрасный садовник – он разбил замечательные сады и так продумал всю планировку парка, что из разных мест его открывается вид, от которого дух захватывает, но леди Брум презрительно рассмеялась и заявила, что парк и сады распланировала она сама, а потом проследила, чтобы все было исполнено в точности, как она задумала. Это доказывало, что у нее был талант организатора, и когда Кейт стояла, очарованная открывшимся перед ней прекрасным видом, она поняла, почему тетя так любит Стейплвуд – она вложила в него весь жар своей души и всю свою энергию. Тетя показала Кейт первоначальную планировку садов, и та убедилась, что пока тетушка не взялась за дело, сады были разбиты без особой фантазии, парк зарос кустарником и в нем было слишком мало аллей. Леди Брум изменила все до неузнаваемости. Она облагородила и дом, который до нее представлял собой склад старой мебели и картин, в основном плохих и бездарных, среди которых было лишь несколько хороших. Леди Брум превратила этот склад в дом, который не стыдно показать людям, в котором все радовало глаз. Однако Кейт показалось, что сады и парки удались леди Брум лучше, ибо, создав дом, которым можно было похвастаться перед соседями, тетя уничтожила в нем дух семейного гнезда, без которого его обитатели не чувствуют себя уютно и спокойно.

Кейт как раз размышляла над этим, как вдруг перед ней появилась собачка, помесь гончей и сеттера. Она выбежала из-за кустов азалии, но, увидев Кейт, остановилась и замерла с виноватым видом, подняв лапку и поджав хвост, готовая в любой момент броситься вспять. Это был взрослый щенок, и когда Кейт рассмеялась и подозвала его, он с радостью, свидетельствующей о его исключительном добродушии, подбежал к ней и стал прыгать вокруг нее, веселым лаем приглашая поиграть с ним.

Кейт вдруг поняла, что это была первая собака, которую ей довелось увидеть в Стейплвуде. Исключение составляла лишь старая, страдающая ожирением сука из породы спаниелей, принадлежавшая сэру Тимоти. Она жила вместе с ним в восточном крыле и покидала дом, только когда камердинер сэра Тимоти выводил ее на прогулку. Раньше Кейт и в голову не приходило, насколько это все странно, но, гладя щенка по голове и лаская его, Кейт вдруг поняла это.