История и поэзия Отечественной войны 1812 года - Федор Николаевич Глинка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М а л ь ч и к
О! сколько плача и тревог!
Ах, дедушка, что будет с нами?
Что с ними, с страшными врагами?
Д е д
Молись! Их покарает Бог!
<II.> 5 ноября 1812 года
Утро. Мальчик (вооруженный) и дед.
М а л ь ч и к
Знобит! сильней вчерашнего мороз!
Но мы вчера разведались с французом!
Мы заманили их в засаду — и обоз
Растормошили весь с богатым грузом.
Д е д
А пленников куда девали вы?
М а л ь ч и к
Куда? Один пробит, другой без головы.
А как они прощения просили:
Иной рыдал, тот с криком руки вверх!..
Однако ж наши всех
Кого зарезали, кого долбней добили!
Д е д
А на Хмости?
М а л ь ч и к
Я слышал, вся река
Загружена обозом и конями…
Д е д
А ведь она довольно глубока!..
М а л ь ч и к (оборачиваясь)
Что это, дедушка, там на горе, над нами,
Бредут, шатаются два словно мертвеца.
На них живого нет лица,
Трясутся, в рубище, грызут конину!
Д е д
Так вся их армия… из ней же половину
Оставили волкам и вранам на расклев…
М а л ь ч и к
Так вот несметное соборище врагов!
Как страшно шли они на нас с грозою!
Недоставало им больших дорог:
Теперь их будто кто погнал лозою…
Ах, дедушка!..
Д е д
Молись: их покарал уж Бог!..
1827
Подвиг Сипягина
Кто сей и в правилах и в нраве твердый,
Холодный за пером, запальчивый в войне,
Летит в огонь и дым горящей Бишефсверды
Под буркой, на донском коне?..
Узка дорога, две колонны
Французские стоят,
И смельчака, без обороны,
Схватить живьем хотят…
Но он, перекрестясь, с огнем своей отваги,
Сквозь град картечь, сквозь пулей дождь
Махнул — и невредим!.. Кто ж он, сей вождь?..
Он, по пословице, своей храбрее шпаги:
Я узнаю тебя — Сипягин!
1827
Д. Доу. Портрет Николая Мартьяновича Сипягина
Раненый воин у подмосковных поселян
Отрывок
Уж третий день гремит все боле,
Все ближе день за днем;
И с каждым часом все слышнее
Тревога и гроза.
Дымится даль, долины стонут,
Кругом трепещет жизнь,
И все тоской и страхом полно
У древних стен Москвы.
В лесах, в стране уединенной,
Давно забывший мир,
Отшельник древний слышит бурю
И смотрит в небеса.
К нему, оставя плуг и косу,
Стеклись толпы селян,
И мнят, в очах святого мужа
Свой жребий прочитать.
«Отколь предвестные явленья —
Невидимой грозы:
Под небом ясно, в поле тихо,
А гром кругом гремит?
Молвы и страх по селам ходят,
Забыт и хлеб и сон;
И смотрят все, как страшно рдеет
Край неба по ночам».
Так старцу мирные вещают,
И всяк спешит открыть,
Что небо, и земля, и души
Полны предвестьем бед:
«Уж третью ночь». — «Мы сами слышим». —
«В лесах унылый вой,
И псы не спят по ближним селам,
И в трепете стада.
В лесу густом лучи сверкают,
Как длинный ряд свечей:
То волки гладные, скликаясь,
Все на полночь идут»[76]. —
«Им вслед орлы и жадных вранов
Стада из дальних стран,
Как будто чуя глас призывный
На некий сытый пир». —
«Скажи нам, муж угодный небу!
Какой оно бедой
Спокойным угрожает селам
И жатвам наших нив? —
Ужель столпы, явленья ночи,
Горящи в небесах,
Сойдут пожарами на землю
И нас в грехах пожгут?
Ужель…» И речи не скончали,
А в чаще вдруг мелькнул
Коня ведущий ратник юный
С пониклою главой.
И вот он, в думу погруженный,
Ему подпора меч!
И добрый конь с тяжелой язвой
Чуть идет — следом кровь.
Померкла сталь на ратном шлеме,
Стальной нагрудник смят;
И меч лучи свои утратил,
И рана на челе.
И капли слез и алой крови
На лилиях ланит.
Осанистый, согбен печалью
Как вихрем клен младой. —
Все говорило, что из сечи
Исторгшись роковой,
Искал убежища сей витязь. —
Отшельника узрев,
Он стал и, взор возведши к небу:
«Хвала тебе Творец!
Я в сей дичи умру спокойно!»
И, к старцу обратясь:
«Прими меня, пустынный житель!
Под свой смиренный кров.
Прими — я видел спор народов:
Я был в Бородине.
Прочь, прочь ужасные виденья
Пожаров и убийств:
Увы! Родных и ближних гибель
Легко ли пережить?» —
Сказал и, бледный, поникает
Без чувств на мягкий луг,
И жизни ход едва приметен
В биенье томных жил.
Но старец, умудренный в тайнах,
Недуги врачевать,
Умел сбирать в пустыне травы
С молитвой в должный час.
И ранний цвет полей воскресших,
Сокровище
