Сын Альбиона - Томас Рид

Тем не менее несколько слов, которые он разобрал, показались ему зловещими. Он видел негодяя Вирока и знал, что ему грозит опасность.

Однако, он не ожидал сурового наказания, тем более смертного приговора. Полагал, что его продержат в тюрьме, пока мятеж не кончится. Затем его допросят и за тот поступок, что он совершил, военные могут его лишь оправдать. Его сердило только невежливое обращение и необходимость ждать. Он не знал ни сути мятежа, ни его планов.

Как честный солдат, он не мог представить себе характер этих франко-алжирских негодяев, в чьих руках он оказался.

Убийство Л. его поразило, но тот имел какое-то отношение к происходящему. А он иностранец и не отвечает за политические события в стране. Ему следует обратиться за защитой к собственному флагу.

Ему не приходило в голову, что во время революции безжалостные палачи не уважают никакой флаг.

Но размышлять над всем этим ему не дали времени. Он по-прежнему горел негодованием по поводу ужасной трагедии, которая только что завершилась, когда раскрылась дверь и его потащили на суд.

— Ваше имя? — высокомерно спросил председательствующий.

Мейнард ответил.

— Из какой страны?

— Я ирландец — британский подданный, если предпочитаете так.

— Это не имеет значения, мсье! Все здесь равны, особенно в такое время. Мы не делаем различий среди подстрекателей к бунту. В чем вы его обвиняете, лейтенант Вирок?

С лживыми измышлениями, от которых покраснела бы даже проститутка, офицер зуавов рассказал свою историю.

Мейнард был почти поражен такой изобретательной ложью. Он даже не стал с нею спорить.

— Какой в этом прок, господа? — обратился он к членам суда. — Я не признаю вашего права судить меня, тем более военно-полевым судом. Предлагаю вам завершить дело. Требую обращения к посольству моей страны!

— У нас нет времени на обращение в посольство, мсье. Признаете вы наше право или нет — как вам будет угодно. А мы осуществим свое право на суд. В том числе и над вами.

Подлец даже позволял себе насмешки.

— Господа, — продолжал он, обращаясь к членам суда, — вы слышали обвинение. Виновен обвиняемый или нет?

Первым отвечал лейтенант с неприятной внешностью, самый младший член суда. Понимая, чего от него ждут, он заявил:

— Виновен!

Ужасное слово по кругу обошло барабан, никто не проявил несогласия, а затем последовала еще более страшная фраза, произнесенная председательствующим:

— Приговаривается к смерти!

Мейнард вздрогнул, словно в него выстрелили. В который раз спросил он самого себя:

«Может быть, все это мне снится?»

Но нет, слишком реален окровавленный труп другого пленника, лежащий в углу двора. Слишком серьезны мрачные лица окружающих. Чуть в стороне стоит взвод, приводящий приговор в исполнение и готовый выполнить очередной приказ.

Все вокруг него свидетельствует, что это не сон, не розыгрыш, а кошмарная реальность!

Неудивительно, что он пришел в ужас. Неудивительно, что в который раз вспомнил слова: «Я приду к вам! Приду!» Неудивительно, что с тревогой посмотрел в сторону входа.

Но та, которая произнесла эти слова, не пришла. И даже если бы пришла, что она смогла бы сделать? Девочка, невинный ребенок, как ее вмешательство могло подействовать на этих безжалостных людей, которые намерены были совершить казнь?

Она не может знать, куда его увели. На заполненных народом тревожных улицах она, должно быть, потеряла его из виду, а на ее вопросы ответят слишком поздно!

Он не надеялся на ее приход. И на то, что еще раз увидит ее по эту сторону могилы.

Мысль эта причинила ему боль. И заставила обратиться против судьи и обвинителя, дать выход тому, что бушевало у него в груди.

Речи его встречали только смех и издевательства.

Но вскоре на него перестали обращать внимание. Привели новых пленников — свежие жертвы, подобно ему самому, обреченные на смерть у барабана!

Суд больше им не занимался.

Он был предоставлен Вироку, командовавшему палачами в мундирах.

Двое из них заставили Мейнарда встать к стене, возле трупа республиканца.

Приговоренный был в наручниках и не мог сопротивляться. Никто не может ему помочь.

Солдаты стояли, ожидая команды «Огонь!»

Через мгновение лейтенант зуавов отдаст эту команду.

Но судьба решила иначе. Прежде чем была отдана команда, раскрылись ворота, впустив человека, чье присутствие вызвало неожиданную остановку казни.

Торопливо пройдя по двору, этот человек остановился между солдатами и жертвой, в то же время доставая из-под пальто флаг и накрывая им приговоренного.

Даже пьяные зуавы не решились стрелять в этот флаг. Это был королевский штандарт Англии!

Но пленника ожидала двойная защита. Почти в то же мгновение во двор вбежал еще один человек и расправил перед глазами разочарованных палачей еще один флаг!

Этот флаг требовал такого же уважения — звездно-полосатый флаг, символ единственной подлинной республики на земле.

Мейнард служил под обоими флагами, и на мгновение почувствовал, что оба они дороги ему.

Он не знал, кому обязан появлением второго флага, но когда вспомнил, кто послал первый — ибо держал его сам сэр Джордж Вернон, — сердце его задрожало от радости, которую не могло бы принести даже столь своевременное спасение от смерти!

Глава XXXIX

СНОВА В ВЕСТБУРНЕ

Мистер Суинтон снова в столице Англии и сидит в своей комнате.

Это та же самая «меблированная квартира», с тем же самым плетеным стулом, которым он ударил свою злополучную жену.

Она тоже здесь, хотя не сидит на стуле.

Лежа на диване, на жестких, твердых подушках, она читает роман де Кока в переводе. Фэн не владеет французским, хотя искусна во многих уловках, благодаря которым французы приобрели такую известность.

Время после завтрака, но тарелки и чашки все еще на столе.

Обычный чайник из белого металла, полбуханки хлеба, голова и хвост селедки на синей тарелке свидетельствуют о том, что завтрак не был эпикурейским.[116]

Суинтон курит трубку из корня шиповника. Он предпочел бы сигару, но этого не позволяют ему средства.

Никогда в жизни не опускался он так низко. Последний шиллинг он потратил на следование за Гирдвудами, на то, чтобы быть в их обществе в Париже, откуда они, как и он сам, вернулись в Лондон.

И, однако, успех не только не увенчал его план, но казался таким же далеким, как и раньше. Вдова галантерейщика, несмотря на свою страсть к титулам, происходила из страны, жители которой вошли в пословицу своей проницательностью. Как обнаружил мистер Суинтон во время беседы, которая состоялась у них накануне отъезда из Парижа, миссис Гирдвуд была весьма благоразумна и осторожна.