Автобиография - Маргарет Тэтчер

Критический момент настал утром во вторник 10 февраля, когда мы все были в кабинете министров. Накануне было объявлено чрезвычайное положение. Джон Дэвис принес взрывоопасную новость. Он сказал нам, что пикетчики заблокировали большую часть оставшихся запасов угля и что все еще доступных запасов, возможно, не хватит и до конца следующей недели. При сокращении производства электричества до 25 процентов радикальное отключение электричества было неизбежно и большая часть промышленных предприятий прекратила бы работу. Генеральный атторней сообщил, что меры, предусмотренные Законом о промышленных отношениях в отношении вторичных бойкотов, блокирование поставок и побуждение других рабочих принять участие в акции, приводящей к срыву коммерческого контракта, не войдут в силу вплоть до 28 февраля. Он считал, что большая часть имевшего места пикетирования была законной. Что касается уголовного права, некоторые были арестованы, но, как он это выразил, «деятельность пикетчиков ставила полицию перед очень трудными и щепетильными решениями».

Это было мягко сказано. Лидер левого крыла йоркширских шахтеров Артур Скаргилл, организовавший политическую забастовку шахтеров, с которой я столкнулась в 1984–1985 гг., уже был на пути к лаврам признанного профсоюзного активиста. В ходе заседания кабинета пришло сообщение министру внутренних дел Реджи Модлингу. Начальник полиции Бирмингема просил закрыть коксовый склад Солтли Управления газовой промышленности Уэст Мидленд, поскольку дорогу грузовикам преградили 7000 пикетчиков, тогда как сила полиции составляла пятьсот человек.

Вне всяких сомнений, это была победа ценой насилия.

Тед объявил отступление. Он назначил следственную комиссию под началом вездесущего лорда Уилберфорса. К этому моменту энергетический кризис достиг таких размеров, что мы в кабинете обсуждали, есть ли у нас время ждать, пока пройдет голосование среди членов Наионального профсоюза горняков об окончании забастовки; организация голосования могла занять больше недели. Поэтому никто и не подумал возразить, когда Уилберфорс порекомендовал массивное увеличение заработной платы, значительно превосходящее уровень, предписанный уже вступившим в силу параграфом о заработной плате Закона о промышленных отношениях.

Но мы были ошеломлены, когда активистское большинство исполнительного комитета НПГ отклонило рекомендацию следственной комиссии, требуя еще больше денег и тонну прочих уступок.

Тед собрал нас вечером в пятницу 18 февраля, чтобы решить, что делать. Конфликт просто нужно было быстро разрешить. Если мы должны были зайти чуть дальше, то так тому и быть. Позднее той ночью Тед вызвал НПГ и НУУП к себе на Даунинг-стрит, 10, и убедил профсоюз отказаться от дополнительного увеличения зарплаты, согласившись на все остальные условия. Исполнительный комитет НПГ согласился, и уже через неделю то же сделали шахтеры путем голосования. Этот конфликт был завершен. Но разрушительный эффект, который он произвел на правительство и на самом деле на всю британскую политику в целом, остался.

Сочетание роста безработицы, событий в «Аппер Клайд Шипбилдерс» и унижения, нанесенного правительству шахтерами, вылилось в фундаментальную переоценку политики. Я подозреваю, что это случилось прежде всего в сознании самого Теда и лишь затем коснулось других министров и членов кабинета. Не то чтобы он полностью отверг сэлсдонский подход, но скорее отказался от одних его аспектов, сделав акцент на других, и добавил большую дозу государственного экономического контроля, который, возможно, соответствовал его темпераменту и его симпатиям в адрес континентальной Европы.

Все это мне не нравилось. Но наша неспособность противостоять силе профсоюзов была теперь очевидной. Закон о промышленных отношениях уже казался пустым: вскоре он был дискредитирован полностью. Как многие консерваторы, я была готова дать по меньшей мере шанс политике, которая сохраняла некоторые из целей, которые мы поставили перед собой в 1969–1970 гг. Я даже была готова примириться с официально установленными ценами и политикой доходов, на время, чтобы попытаться уменьшить урон, причиненный надменным злоупотреблением силы профсоюзов. Но я была не права. Государственное вмешательство в экономику в конечном итоге не идет вразрез с закрепленными имущественными правами, ибо скоро оно вошло с ними в сговор.

Заседания кабинета обычно не проводятся по понедельникам, и на понедельник 20 марта 1972 года у меня давно была запланирована встреча по научным вопросам, так что я не присутствовала на заседании, где обсуждались бюджет и новая промышленная Белая книга. Обе темы заявляли о смене стратегии, дополняя друг друга. Бюджет был высоко рефляционным, значительно сокращал подоходный налог и налог на покупку, увеличивал пенсии и пособия социального страхования и дополнительные инвестиции, стимулирующие развитие промышленности. Ходили слухи, что Тони Барбер и казначейство были очень недовольны бюджетом и что он был навязан им Тедом. Тот факт, что в докладе о бюджете эти меры были представлены как запланированные с целью помочь Британии удовлетворить требования, возникшие в связи с вопросом о членстве в ЕЭС, некоторым образом это подтверждает. В планах открыто стояло сильное увеличение спроса, которое, как утверждалось, не повлечет повышения инфляции в условиях высокой безработицы и неиспользуемых ресурсов. Валютная политика была упомянута, но только лишь для того, чтобы подчеркнуть ее «гибкость», никакие цифры о росте денежной массы не были представлены.

В среду 22 марта Джон Дэвис опубликовал свою Белую книгу «Промышленное и региональное развитие», которая стала основой для Закона о промышленности 1972 года. И сторонники Консервативной партии, и ее оппоненты сочли ее явным разворотом на сто восемьдесят градусов. Кит и я и, возможно, другие члены кабинета были чрезвычайно недовольны, и кое-что из этого попало в прессу. Следовало ли мне уйти в отставку? Возможно. Но те из нас, кому не нравилось то, что происходило, все еще не выработали альтернативного подхода. И, говоря реалистично, моя отставка бы мало что изменила. Я не была достаточно значительной, чтобы мою отставку можно было охарактеризовать как нечто большее, нежели минимальнейшая «местная трудность». Тем больше причин у меня воздать должное таким людям, как Джок Брюс-Гардайн, Джон Биффен, Ник Ридли и, конечно, Инок Пауэлл, который обнажал безрассудство происходящего в своих речах в Палате общин и в газетных статьях.

Была также и прямая связь между политикой, осуществляемой с марта 1972 года, и совершенно другим подходом моей собственной администрации позже. Блестящий, но малоизвестный экономист валютного контроля Алан Уолтерс покинул Штаб центральной политики и не только язвительно критиковал подход правительства, но к тому же точно предсказывал, к чему он приведет.[30]

Еще один удар по политическому курсу, принятому в 1970 году, был впереди. Им стало фактическое уничтожение Закона о промышленных отношениях. Никоим образом не предусматривалось, что закон приведет к тому, что отдельные члены профсоюза попадут в тюрьму. Конечно, ни одно юридическое положение не может быть гарантией против некой отдаленной возможности того, что это произойдет, если нарушители порядка намеренно стремятся к мученичеству. Между работодателями и работниками судостроительной верфи шел долгий спор о «контейнеризации», который стал причиной всего случившегося. В марте 1972 года Национальный суд по промышленным отношениям оштрафовал Профсоюз транспортных и неквалифицированных рабочих (ПТНР) на 5000 за отказ подчиниться приказу о предоставлении доступа к ливерпульским докам. В следующем месяце профсоюз был оштрафован на 50000 за неповиновние власти при вторичном коллективном протесте на верфях. ПТНР утверждал, что не нес ответственности за действия своих цеховых организаторов, но в мае суд решил дело против него. Затем, совершенно неожиданно, апелляционый суд пересмотрел все судебные решения и вынес вердикт, что профсоюз не был ответственным, и, таким образом, цеховые организаторы несли личную ответственность. Это вызвало сильное беспокойство, поскольку делало возможным попадание профсоюзных активистов в тюрьму. В следующем месяце три докера, вовлеченные в протесты, были под угрозой ареста за отказ появиться перед Национальным судом по промышленным отношениям; теперь бастовали 35 000 членов профсоюза. В последний момент официальный солиситор подал на апелляцию, чтобы предотвратить арест докеров. Но затем в июле еще пять докеров попали в трюьму за неповиновение власти.

Левые были безжалостны. Выступление Теда в парламенте было заглушено криками. Проводились забастовки в знак поддержки, включая закрытие общенациональных газет на пять дней. Британский конгресс тред-юнионов (БКТ) призвал к общей однодневной забастовке. 26 июля, однако, Палата лордов отменила решение апелляционного суда и подтвердила, что профсоюзы несли ответственность за действия своих членов. Национальный суд по промышленным отношениям отпустил пятерых докеров.