Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

Увы, натренированы могут быть не только мышцы. Холодный разум диестро оценил силу противника и не счел возможным удержаться. Ноги делают шаг, вооруженная рука резко выпрямляется…

– Ола! – дружный выдох за спиной. Скрежет полуобнаженных мечей впереди. Славный порыв – спасти товарища, пусть и наперекор правилам чести. Только… спасать некого!

Будь это не площадная дуэль, будь у Диего в руке не смертоносец из Толедо, а учебная шпага-негритянка с помпоном вместо острия, Антонио потер бы ребра, поморщился да отправился домой лечить ушиб. А так…

Диего изучил анатомию и как фехтовальщик, и как судья, которому следует иногда надзирать за пыткой, посматривать, чтоб палач не угробил подследственного, а то и свидетеля. Знает, даже слишком хорошо, что натворила острая сталь. Тяжелое лезвие ударило в ребро, не между, но разница вышла только хуже. Клинок разорвал кость, острые осколки, как лезвия «волчьей метлы», располосовали легкое. Меч пробил тело насквозь.

Да, уже тело. Нечто, похожее на восковую куклу для анатомирования с удивительно знакомыми чертами лица. Убивать Диего доводилось не раз и не десяток, но наколоть, как бабочку, на гибкую сталь меча человека знакомого – впервые… А за спиной – восторг! Восторг, который невольно захватывает и победителя, и даже недавних товарищей убитого.

– Удар в профиль! – ахает голос, что никак не сдаст небесную механику. – Профессор, а ведь вы только что, вместе с офицеришкой, «пройдоху Паблоса» насмерть прихлопнули!

– Точно! Кто его теперь читать-то будет?

– Качать профессора!

В голосе Диего сквозит растерянность.

– Я лиценциат… И вообще меня надлежит арестовать.

– Тут юрисдикция университета! А если ректор подпишет приказ против тебя… Так мы его в реку, а на место ректора тебя и выберем!

– Самозащита, все видели!

– Качать лиценциата!

Меч снова поднят.

– Сперва убейте.

А в душе… ликование. И стыд за собственные чувства, который понемногу уходит под веселые выкрики.

– Фу! Диего, и тебе не стыдно в учеников указкой тыкать?

– Все тот же недотрога!

Кто недовольно хмурится, кто хохочет – и хлопает по спине соседа, и тот тоже заливается смехом. А отсмеявшись, начинает тормошить убийцу.

– Так ты что, грешишь с сестрой этого бедолаги?

– А почему брат, а не муж? Как-то неправильно…

– Сеньоры, я опаздываю на диспут!

Как будто теперь он может проиграть в словах сердца, уже выигранные быстрым металлом! Так и пройдет защита тезиса: каждое слово аудитория встретит радостным ревом. Оппонента просто не будут слушать. Это Севилья! Здесь помнят дона Луиса Нарваэса-и-Пачеко, а мантия дружна с мечом, как нигде более. Диего будет счастлив и на радостях не заметит легкого свечения воздуха по левую руку от себя…

Руфина сидит за шитьем, наставляет зеленой мантии рукава. Пригодятся. Ох, и пригодятся. Поднимает взгляд навстречу тихим шагам. Мать. Короткая игра в гляделки. Руфина прежде проигрывала. Но не в последние годы.

Бланка садится на постель дочери, руки устало ложатся на колени. Молчит. Когда прежде она выбирала слова для разговора со своей кровинкой?

– Пошла бы, подругу утешила.

– Я? Я не могу…

«Не могу». Раньше дочь и слов-то таких не произносила.

– А если Ана руки на себя наложит?

– Но ведь я… Сама…

– Ана этого не знает. И не узнает еще неделю. Если тебя ненавидеть станет, потом – какая разница? Ты ей нужна сейчас. Что у тебя внутри – твое дело. Ну, еще мое с Хорхе, но больше – ничье. Так что ступай. Я кликну жену Венегаса, пусть проводит.

Собиралась Руфина долго. Может, потому, что прежде ей нравилось наряжаться, чтоб сходить к подруге. А теперь… Что тут вообще можно сказать, когда два человека, которых любит Ана, сцепились насмерть – то ли из-за собственных дел в порту, то ли из-за ее же чести? Которую каждый понимает по-своему.

Такие коллизии любят драматурги. Тот же Лопе де Вега! Только отыграв роль, актер сойдет с подмостков, а их угораздило попасть в «Звезду Севильи» живьем. Да и роли легли странно, будто в труппе не хватало актеров… Одна эта загвоздка сильно изменит благородный финал!

Что ж, тут ничего не поделать, только отыграть небольшую сцену. Наверное, совсем без слов. Дать человеку выплакаться и выговориться. Это-то она может!

Так Руфина думала, пока ее не проводили в покои доньи Аны. Пока не положила руку на плечико неотрывно глядящей в окно подруги. И сразу оказалась в цепких когтях развернувшейся фурии.

– Пришла? – Выдох гнева в глаза. Такой Ану прежде видеть не доводилось. Не человек, кошка бешеная. – Хвастаться будешь, как твой жених ловко да красиво моего брата убил?

Руфина только и смогла, что пролепетать:

– Диего мне не жених…

– Не лги мне! Твою жалкую тайну полгорода знает! И к кому он по ночам бегает с виолой. И кто ему мантию штопает. Небось, и сегодня дырочки зашивала?

Вот как раз сегодня мантия цела… Только говорить этого не стоит. Тем более над ней еще полночи сидеть с иглой.

– Я…

– Вот именно! И у тебя еще хватило наглости прийти в мой дом!

Но руки опустила. Руфина вздохнула. И правда, здесь ей делать уже нечего.

– Я твоя подруга. Как бы дело ни поворачивалось, это так. Помни это. А пришла я, и верно, зря…

Повернулась – и была поймана за разрезной рукав.

– Стой-ка! Подруга, говоришь? Так выбирай! Я или он.

– Что?

– Выбирай. Я теперь же велю принести Святое Писание, и ты на нем поклянешься, что не выйдешь замуж за дона Диего де Эспиносу!

Вот как ей мало надо. Рука поверх шершавого переплета, несколько слов – и опять висит на шее, слезы льет, совсем как в девичестве. Отстранилась. На лице улыбка. Радостная, будто брат воскрес, и не так уж много в ее чувствах игры – той, что последний год заменяла прежнюю искренность. Снова подруга… Даже жаль, что всего на неделю.

Когда Руфина вышла, появился муж. Слушал. Теперь он всегда будет слушать. Говорит, это не вопрос доверия, а самый простой и точный способ знать, что вовсе не отменяет разговора. У мужа и жены уши разные, и слышат очень розно. Кто не верит, может спросить любую замужнюю даму.

– Ну? – спрашивает. Не только про разговор с подругой. Еще и про визит в Академию.

– Не получилось. Невеста его противоядиями поит. Ничего, больше не будет, – сказала Ана. – Я с нее клятву взяла.

Гаспар кивнул. Откуда ему знать, что любое зелье от доньи Бланки не минует Диего. Только теперь попадет к нему через другие руки. Руки спасительницы, перед великодушным сердцем которой его будет терзать вина. Укрепленная тем, что его, неподсудного убийцу, прогонит невеста. Куда он теперь денется?

– Но в Академию больше – ни ногой, – продолжил муж, – Диего я займусь сам. Есть люди… Дороги и переборчивы. Но деньги у меня есть, да и водится он с колдуньей.