Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы - Нейл Страусс

Блондинка пришла ко мне в комнату, возможно, думая, что она ляжет в постель с Никки Сиксом, но теперь она имела дело с уродливым Фрэнком Феранна, кретином из средней школы, который так неожиданно вылупился из кожи рок-звезды. Блондинка схватила телефонную книгу отеля и позвонила Фрэду. Он прибежал в номер и стащил меня со стола. Я упал на пол и забился в конвульсиях, пока белая пена не начала просачиваться сквозь мои губы. Фрэд пытался заставить меня прикусить рулон туалетной бумаги, но я начал кричать. На середине вопля я вдруг потерял сознание.

Когда я проснулся утром, я был уже спокойней, но на самом деле мне было нисколько не лучше. Лимузин привез меня на съемки клипа, и кто-то запихнул меня в мой абсолютно глэмовый костюм «Theatre of Pain». Съемки, как предполагалось, должны были состояться в полдень на концертной сцене, и, пока я ждал их начала, я блуждал под сценой. Я встретил там человека, и мы долго разговаривали о семье, музыке и смерти. Когда пришло время для съёмок, я был расстроен из-за того, что должен был прервать беседу.

“Никки”, сказал Лузер, мой бас-техник. “С кем ты разговариваешь?”

“Отстань! Не видишь — я беседую”.

“Никки, там нет никого”.

“Оставь меня в покое!”

“Ладно, ладно… Ты какой-то странный сегодня”.

Мы сняли несколько сцен за кулисами, целуя плакаты с цыпочками, типа Хизэр Томас[42], которые мы развешивали по стенам в каждом городе, а затем пошли на сцену. Я чувствовал себя так, будто принял кислоту и кокаин одновременно, и всё это время я продолжал хлестать виски, чтобы постараться добить себя окончательно. Мои глаза закатились назад так, что я ничего не мог видеть, и во время съёмок вынужден был надеть тёмные очки. Я едва мог ходить, поэтому они выстроили в линию человек двадцать по краю сцены для уверенности, что я не свалюсь с неё.

Я восторгаюсь Винсом, потому что он не сказал мне ни единого ехидного слова о том, каким обдолбанным я был тогда. Но, возможно, просто из-за того, что он сам поймал кайф от этих таблеточек. Он, должно быть, просто спокойно принимал один шарик, отходил в сторонку и, таким образом, одним махом избегал сразу всех неприятностей: давления от пребывания с нами в туре, от чтения лекций о вреде алкоголизма в школах в каждом городе, от вечных разговоров с психиатрами о несчастном случае, от неспособности пить и от постоянного тягостного неведения — останется ли он в ближайшее время в туре или окажется в тюрьме.

Мы всегда думали о себе, как об армии или о банде. Именно поэтому для тура мы купили частный самолет и покрасили его весь в чёрный цвет с гигантским членом и яйцами на хвосте так, чтобы каждый раз, когда мы приземлялись где-нибудь, это напоминало о том, что мы прилетели трахнуть очередной город. Но вместо того, чтобы действовать как единая сила вторжения, мы начали превращаться в конкурирующих полководцев. После каждого шоу каждый из нас вербовал в свои ряды разных солдат. Доходяги, задохлики и парни, которые любили говорить “чувак”, облепляли Томми, который входил в свою стадию сценического костюма а-ля “«Sisters of Mercy» в обнимку с Боем Джорджем”; кретины, помешанные на гитаре, стекались к Мику; наркоманы заманивали в ловушку меня своими долгими разговорами о книгах и записях; а Винс отступал обратно в свою раковину. Он цеплял тёлку, затем возвращался в автобус или свой гостиничный номер и занимался своими делами.

Возможно, именно это позволяло ему чувствовать себя в безопасности. Он больше не мог доверять нам, потому что мы бросили его, но он находил девочку, ночью она любила его всем своим телом и душой, и он был в ситуации, которая была ему знакома, которой он мог управлять, и это помогало ему отвлечься от своей проблемы. Не понимая этого, Томми, Мик и я прочертили черту и вытолкали Винса по другую сторону от неё. И чем дальше мы продолжали веселиться, при возложенном на него воздержании, тем шире становилась эта черта до тех пор, пока земля не разломилась у нас под ногами, и Винс не оказался на маленьком осколке скалы, отделённой от остальной части группы пропастью, которую все в Мире пилюли, девочки и врачи не могли преодолеть.

Глава 7. Винс

«В которой Винс решает сложную задачу ежедневного проживания в коммунальной квартире с помощью математической формулы: три против одного»

Я на самом деле никогда не считал себя алкоголиком, пока не прошёл курс лечения. После этого я действительно им стал. Прежде я пил только для того, чтобы весело проводить время. Но после несчастного случая я всё время пытался забыть о том, что произошло. Чтобы функционировать в Мире как нормальный человек, я просто не мог постоянно испытывать чувство вины за судьбы Раззла, Лайзы Хоган и Дэниела Смитэрса.

Однако во время сеансов психотерапии они не позволяли мне забывать ничего: они каждый день вынуждали меня работать через мои мысли о несчастном случае до такой степени, что мне опять хотелось напиться так, чтобы забыть обо всём этом. Это был какой-то порочный круг. Даже оставаясь трезвым, я знал, что это всего лишь вопрос одного глотка пива, одного стакан вина, одной бутылки «Джека», пока я не надирался так, как никогда прежде.

В то время, пока я ждал приговора суда, я летал по всей стране и предостерегал подростков от питья спиртного и вождения транспорта в пьяном виде, и это помогало мне побеждать демонов алкоголизма, которые шевелились у меня в мозгах. Однако чтобы оставаться трезвым, важно, чтобы рядом с вами были люди, которые поддерживают вас в этом. Но рядом со мной не было никого, кроме наших менеджеров, которые пообещали мне золотые «Rolex», украшенный бриллиантами, если в следующие три месяца я откажусь от выпивки.

В самолете парни потягивали «Джек» и кокс, они могли повернуться ко мне и попросить, “Винс, ты не мог бы передать вон ту тарелочку с коксом?” Они курили марихуану и нюхали кокаин прямо у меня пред носом. Они поступали так на протяжении всего тура, а затем, если я когда-либо срывался и прикладывался к бутылке, устраивали мне разнос и говорили, что я хочу навредить группе. Пока я был в клинике, обдолбанный Томми вёл свой мотоцикл с Джоем Вера из «Armored Saint» на заднем сидении. Он упал на автостраде и с полдюжины раз перевернулся, сломав Джою руку так, что тот не мог играть на басу. И никто не сказал Томми ни слова. Он продолжал пить так, словно никому не было до этого никакого дела, и становился настолько пьяным, что наш тур-менеджер Рич Фиш, каждый раз вытаскивал его из кровати, когда приходило время покидать гостиницу, кидал его на багажную тележку, катил вниз к автобусу, а затем в аэропорту находил инвалидное кресло и закатывал его в самолет. Однажды ночью Рич приковал Томми наручниками к кровати, чтобы не дать ему напиться, но спустя час Томми сбежал и был обнаружен внизу, лежащим без сознания в груде битого стекла от перегородки, разделявшей столики в ресторане, которую он только что разбил.