Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Радиослушателей, – усталым хором откликнулись мы.
– Которые привлекут...
– Рекламодателей...
– Которые обеспечивают наш...
– Доход!
– Вот именно. Готов выслушать ваши предложения.
– Послушайте, я не могу больше ждать, – не выдержала Софи. Она уже была на грани. – Мы как динозавры, – сокрушалась она. – Надеюсь, все помнят, что с ними произошло!
– Софи! – голос Джека источал ледяную надменность. Я поняла, что сейчас он укажет смутьянке ее место. – Позволь напомнить тебе, кто тут главный.
– Понимаю, но...
– Это я. И мне решать.
– Да, но...
– Поэтому прошу, не испытывай мое терпение.
– Хорошо, но...
– И не стоит учить меня, что делать.
– Да, но мы должны идти в ногу со временем, адаптироваться...
– Заткни свой рот!
– Что?..
– Заткнись! Заткни свой рот. Понятно?
Наступила короткая тишина. Все потеряли дар речи. Софи залилась краской и в слезах выбежала из комнаты. Мы смущенно ерзали в креслах и переглядывались, повергнутые в крайнее недоумение.
– Господи, как гвубо! – прошептала Мелинда на ухо Уэсли. И была права. Невероятно грубо. Джек в последнее время часто срывался. Может, Софи и вела себя вызывающе, но она же совсем зеленая. И самое главное, она была права.
– О'кей, продолжим совещание, – сказал Джек глухо. И, хотя голос у него был спокойный, лицо все пошло красными пятнами. – Продолжим, – со вздохом повторил он. – Надеюсь, у вас есть интересные предложения.
Диарея?– вопрошал встревоженный голос, перекрывая звук спускаемой воды.
Я уставилась в тарелку с индийским супом.
Все время бегаете в туалет?..
Я отодвинула тарелку с супом и принялась ковырять слипшиеся макароны.
Избавьтесь от диареи – примите «Банг»!..
– Минти, здесь свободно? – Это был Джек.
Я кивнула. Он сел за столик, поставив перед собой поднос с сэндвичем и кофе. Вид у него был усталый и напряженный, как обычно.
– Софи в порядке? – спросил он.
– Да. Кажется, да.
– Не стоило мне так срываться, – покаялся он. – Но она меня вконец достала.
– Хм...
– Строит из себя деловую женщину, – ворчал Джек. – Иногда мне кажется, что она слишком серьезна для радио «Лондон».
– Не уверена, – возразила я. – Сдается мне, вы плохо ее знаете.
– Я был с ней безобразно груб? – вдруг спросил он и впился в меня просительным, чуть ли не умоляющим взглядом.
– Ну, не совсем... – И тут я вспомнила, что говорили на семинаре. – Да. Безобразно.
– Ничего не могу с собой поделать, – вздохнул он. – Терпение уже не то, что прежде.
И это было правдой. Несмотря на свой колкий юмор, Джек всегда оставался на редкость приятным человеком. Под маской невозмутимости скрывались блестящие способности руководителя. Теперь он стал холодным и раздражительным. Но что хуже всего, безразличным.
Он задумчиво сжевал сэндвич с сыром и ветчиной. Потом обхватил голову руками.
– Джек, у тебя все в порядке?
– Нет, – буркнул он. – Нет.
– Я могу помочь?
Он улыбнулся, пристально посмотрел мне прямо в глаза и покачал головой, отводя взгляд.
– Слишком поздно, – в его интонациях слышалась усталость. – Ничего уже не поделаешь. Приходится признать, что я совершил чудовищную ошибку.
– О, уверена, можно поговорить с Софи и все объяснить. Она поймет, – успокоила я. – Софи, конечно, любит командовать. Она же слишком молода и просто не понимает, что...
– Дело не в Софи, – произнес он. – А в Джейн.
Джейн? Его жене, с которой он прожил восемь месяцев? Из груди Джека снова вырвался вздох. И только я собралась спросить, не хочет ли он поговорить об этом – ведь мы с Джеком всегда были очень близки, – как он сам продолжил:
– Мои падчерицы, Иоланта и Топаз. Они превратили нашу жизнь в настоящий ад. – Он судорожно сглотнул. – Прошлые выходные были худшими в моей жизни.
– О господи...
– Они меня ненавидят, – прошептал он.
– Разве можно тебя ненавидеть? – не поверила я. Он горько улыбнулся, потер виски кончиками пальцев:
– Как видишь, можно. Они усмотрели во мне смертельного врага. И так было с самого начала. Я соперник, и меня презирают. Издеваются всеми возможными способами.
– Джейн не встает на твою сторону?
– Если бы, – губы его искривила горестная усмешка. – Она души не чает в своих доченьках, нянчится с ними, хотя они давно вышли из пеленок: одной тринадцать, другой все пятнадцать. Потому я и сорвался, – тихо оправдывался он. – Софи напомнила мне их. Пытается командовать. Подрывает мой авторитет. Я этого не выношу. Мне и дома дерьма хватает.
– Понимаю. – Бедный Джек. – Но... ты же смог поставить Софи на место, – заметила я.
–Да.
– Поставить на место – это еще мягко сказано.
– Да уж, – признал он.
– Так что мешает тебе поставить на место своих падчериц?
Повисла тяжелая пауза.
– Не могу, – сказал он. – Я им не отец, и они не устают об этом напоминать. Чуть что, сразу бегут к Джейн и говорят обо мне гадости. У нас и без них-то проблем хватает, – удрученно констатировал он. – Поэтому Софи и досталось.
– Ты мучаешь кошку, – отозвалась я.
– Что?
– Ты мучаешь кошку, вот что ты делаешь, – объяснила я. – Нам рассказывали на занятиях по психологии. Если у тебя проблемы на работе, ты приходишь домой и вымещаешь злость на домашних. В твоем случае все наоборот: ты отыгрался на Софи.
– Наверное, да. Честно говоря, я сейчас плохо соображаю. На самом деле, Минти, я уже на пределе.
О соле мио...
Я тоже была на пределе.
.. .ста ифронте те!..
Она крутит эту пластинку целый день.
кванно фа нотте...
На предельной громкости.
О соле мио!..
И каждый раз, когда я пытаюсь уменьшить громкость, снова увеличивает ее. Я не могу думать.
– Нельзя ли чуть-чуть потише? – спросила я Эмбер. – Чуть-чуть.
– Нет! Это можно прочувствовать только на полной громкости.
Эмбер проводила терапию – заболел Педро. В это время года он впадает в уныние. Эмбер говорит, у него зимняя аномальная депрессия. Сокращенно ЗАД. Он не вылетает из клетки, понуро вешает голову и молчит как рыба. Более того, он выдирает перья на груди – верный признак тоски у попугаев. Единственное лекарство от нее – неаполитанские серенады. Хотя Педро любит не всех исполнителей. Например, Марио Ланца помогает лучше, чем Тито Гобби. Карузо действеннее Каррераса. И в особенный восторг попугая приводят нежные неаполитанские напевы Тони Марчи. В точности, как бабушку. Паваротти на него совсем не действует. Уж мы проверяли.
Ке белла коза, на иурната э соле, Наръя серена доппа на темпеста!
– Очень сентиментальная птица, – произнесла Эмбер, передвигая мой журнальный столик красного дерева в другой конец гостиной. – Любит музыку, которая идет от сердца. Надо связать ему теплый полосатый свитер, – со смехом добавила она. Потом уперла длинные, изящные руки в стройные бедра, оглядела гостиную и распорядилась: